И все же не в глазах, не в голосе, не в простоте обращения был источник обаяния Николая Ивановича. Все это внешнее лишь удивительно адекватно отражало внутреннюю, душевную красоту и мощь этого человека. Обаяние Николая Ивановича— это, прежде всего, обаяние истинного ученого, неустанного труженика, упорно и настойчиво добывающего новые научные факты, и смелого мыслителя — теоретика, своими обобщениями двигающего вперед науку.
Обаяние Николая Ивановича — это обаяние патриота, мужественного общественного деятеля широчайшего размаха, видевшего перспективы грандиозного социалистического переустройства своей родной земли и отдавшего всю свою неуемную энергию и знания этому великому делу…
Всемирной известностью пользуются «закон гомологических рядов» Вавилова и его учение о центрах происхождения культурных растений. Впервые я услышал имя Н. И. Вавшюва в 1920 г. от возвратившихся в Москву участников Всероссийского съезда селекционеров в Саратове. Все они в один голос утверждали, что самым выдающимся событием не только съезда, но и вообще русской биологии этого времени был доклад Н. И. Вавилова «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости». От многих я слышал, что по своему значению этот закон подобен периодической системе Менделеева…
Учение Николая Ивановича о центрах происхождения культурных растений и последующие его теоретические обобщения по истории географии культурных растений явились настолько большим событием в мировой науке, что все дальнейшие исследования в данных областях знания стали развиваться в свете идей Н. И. Вавилова» (Вопросы эволюции биогеографии, генетики и селекции. М., 1960. С. 5–11).
Как резко отличается эта справедливая и общепризнанная сейчас оценка образа и теоретических открытий Н. И. Вавилова от той оголтелой, неумной, демагогической, тенденциозной и клеветнической критики Вавилова, примеры которой мы привели ранее из «научной» продукции, выходившей из-под пера Презента, Митина, Яковлева, Шлыкова, Коля.
Особенно следует подчеркнуть патриотизм Николая Ивановича Вавилова, его преданность делу социализма, которые чувствуются во всей деятельности Н. И. Вавилова и особенно ярко сквозят в личной переписке, в частных письмах, где человек обычно выражает свои самые глубокие чувства.
Одно из них, приводимое ниже, было написано из Южной Америки. Оно опубликовано в книге «Николай Иванович Вавилов» (М., 1962), написанной его ученицей А. И. Ревенковой. Письмо адресовано всем сотрудникам ВИРа:
«7. Х1-32
Да, сегодня день — 15 лет революции. Издали наше дело кажется еще более грандиозным. Привет всем. Будем в растениеводстве продолжать начатую революцию.
Дорогие друзья!
Пишу оптом, ибо на этот раз нет времени для писем, хотя писать можно без конца. До черта тут замечательного и интересного!
Пример — картофель. Все, что мы знали о нем, надо удесятерить.
Все местные классификации основаны на 4 признаках — вкусе, форме клубня, до некоторой степени еще цвете и скороспелости.
Изучая поле цветущего картофеля в Перу, убедился, что все так называемые местные сорта еще могут быть разбиты на сотни форм, да каких… Цветки различаются по размеру вдвое, чаще — листики в 10 раз, есть с раздельно-спайными лепестками, сколько тут зимер, гамма цветов на любом поле от синего темного через весь ряд до белого, да с орнаментом, а листва… А за сим физиология.
Словом, сортов и разновидностей ботанических тут миллионы. Невежество наше и картофель Андов поражающи.
Мы тронули немного картофель. Меньше нас, хотя и после нас, американцы, лучше немцы. Эти выкачивают, имеют агентов. Но я не сомневаюсь, что если диалектику картофельную тронуть всерьез в Перу и Боливии, то мы переделаем картофель, как хотим.
До черта видов дикого. Культурный в таком виде, что хотя и видел «пекло творения», но такого еще це видал. И все здесь связи с дикой субстанцией.
Не тронута физиология, химия, технология. Что они дадут картофелю! Примитивы тут агрономические первоклассные.
Ручной плуг, например, сегодня фотографировал.
Что представляют собой они, ульюки, ламы, альпаки. Эго все в таком ошарашивающем разнообразии и так локализовано, что только недоразумением можно назвать недоучет целых 2 века селекционером и генетиком того, что тут есть.
Начинаю понемногу понимать философию бытия. Но тут надо сидеть месяцы и, может быть, годы.
Амплитуда кртофельная экологическая по морю от 0 до 4200 м, от пустынь, орошаемых морским туманом, до влажных тропиков.
Оторвался на три месяца от всего мира.
Пока идет ничего.
Был на Юкатане, постиг теперь немного всю Центральную Америку.
С аэроплана перешел на землю. Она, конечно, в тысячу раз интереснее.
Собираю все.
Худы дела финансовые. Кроме суточных, сведенных к минимуму, ничего не имею, и покупаю, и посылаю семена за весьма убогий личный бюджет. И боюсь, что на полдороге завоплю гласом великим. Спасайте.
Чинят, сукины дети, препятствия, слежка на каждом шагу. Тут «русских» боятся, как дьявола.
С кукурузой дело явное — Центральная Америка.
Думаю, что и с хлопком для нас максимальные интересы в Центральной Америке. Забрал перувианцев.
Отправил 8 посылок по 5 кило. Не могу не посылать. Но с ужасом помышляю о весе картошки (а надо каждого «сорта» по 30 клубней минимально) и о стоимости каждой посылки в 7–8 руб. золотом, не считая труда.
Беру все, что можно. Пригодится.
Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем.
Завтра буду на границе Боливии. Там «революция». Это худо прежде всего по финансам. Ибо здесь принцип Гейне: «Если ты имеешь много, то тебе еще дадут, если мало (а в этом случае так оно и есть), то и это очень малое возьмут…»
В Кордильерах ищу субстанцию культур и сортов, а через месяц в Аргентине и Бразилии будут изучать будущее мирового земледелия.
Тороплюсь.
В «Пуне» у снегов промерз и простудился, но пока сошло. И времени не потерял.
В конце ноября снова на аэроплан и в Чили.
Издали еще яснее, что dear friends, дело делаем. Мир баламутим. И к сути дела пробираемся. Институтское дело большое, и всесоюзное, и всемирное.
Не всем это понятно, но работой и результатами себя оправдаем и отечеству, и миру смотреть в глаза будет не совестно. Пусть сделают лучше, если сумеют.
Душой с вами. И как ни интересно тут, но надо домой.
Но надо забрать и вобрать максимум. Боюсь, что при аэропланном бытии смогу поднять и забрать только контуры.
Проштудировал работу Сергея Михайловича.
Надо включить агрономическую часть по странам. Она нам очень нужна. Например, в «Пуне» 4/5 площади — статистически картошка. И это было при инках еще в большем масштабе. Ибо очень полез ячмень в горы.
Посылаю всю агрономическую литературу. Она идет на мое имя, но буду рад, если кому-нибудь пригодится.
Много любопытного по новым культурам. А роль картофеля тут исключительная. Горная Боливия и Перу страны исключительно картофельные.
Привет. Ваш Н. Вавилов
Всем поклон».
Сотрудников Н. И. Вавилова всегда поражал его необыкневенный энтузиазм, его колоссальная энергия. Он спал не более 4–5 часов в сутки — все остальное время отдавал работе. Около трехсот научных работ было опубликовано Н. И. Вавиловым только в советское время, большинство из них сохраняет свое значение и в настоящее время. Незадолго перед арестом Николай Иванович начал вечерами диктовать стенографистке популярную книгу о путешествиях за растениями, о земледелии мира. Он предлагал издать ее в трех томах. Однако работа не была закончена. Сын Николая Ивановича — Юрий Николаевич в 1961 году нашел у стенографистки А. С. Мишиной сохраненную запись, которая считалась пропавшей, и советский читатель смог познакомиться с ней, изданной Географгиздатом в 1962 году под названием «Пять континентов».
Работоспособность Н. И. Вавилова была просто феноменальной. Чувствуя ограниченность рукописной техники, он в последние годы много диктовал стенографистке, чтобы быстрее реализовать свои обширные творческие замыслы. В его личных бумагах сохранился набросок плана работы на 1940–1941 годы. Этот план включает работу над 12 книгами и 6 статьями.