Более того, в последний год войны методы обеих армий перестали отличаться друг от друга. И южане, и северяне постоянно нарушали процедуру реквизиции и все сильнее ощущали, что имеют на это право. Некоторые военные в обеих армиях начинали верить, что они лучше гражданских – и потому могут забирать себе все необходимое для выживания. Вместе с тем им всегда противостояли другие, пытавшиеся защитить мирных жителей или переживавшие из-за жестокого с ними обращения. Если армии и напоминали машины, то этими машинами никто не управлял. С каждым месяцем все больше и больше солдат и мирных жителей отказывались от традиционной морали. Коммунализм, сохранявшийся в ослабленной форме в первые годы войны, окончательно сошел на нет. Белые южане уже не могли удовлетворять бесконечные требования обеих армий и правительства Конфедерации.
И мирные жители, и военные становились свидетелями странных и пугающих событий, разрушающих самые базовые довоенные представления о том, как должен вести себя человек и что его связывает с окружающим миром. Доведенные до крайности тем, что постоянно требовала у них война, некоторые представители гражданского населения начали нарушать элементарные правила личной безопасности, совершая поступки, лишенные всяческого смысла. Кроме того, у них на глазах происходили страшные события с участием природных стихий – в особенности огня, – менявших ландшафт столь радикальным образом, что им едва удавалось облечь это в слова. Поля и канавы превратились в разверстые могилы: множество трупов людей и животных оставались лежать без захоронения. Пугающие, шокирующие и сюрреалистические зрелища стали в 1864 году обыденностью.
Люди
Белое гражданское население по-прежнему занималось многими видами деятельности, которые запрещал Военный кодекс, в том числе охотно принимали участие в военных конфликтах. В Конфедерации и пограничных штатах по-прежнему процветала контрабанда – как из политических соображений, так и ради получения прибыли. Список товаров, изъятых при задержании у контрабандистов обоего пола, оставался прежним: лекарства, военные припасы, провизия. Оказавшись пойманными, мирные жители утверждали, что о том, чем они занимаются, знали некоторые офицеры-северяне. Так, например, заявил некий арестованный в Луизиане мистер Торн. Офицеры федеральной армии, в свою очередь, подозревали, что в деятельность контрабандистов были вовлечены сотрудники казначейства. Федеральные СМИ громко порицали контрабанду и то, что они считали моральным разложением внутри Конфедерации, однако пресса Юга по понятным причинам преимущественно хранила молчание. Уличенных в незаконном провозе товаров мужчин и женщин арестовывали, штрафовали, сажали в тюрьму, порой казнили, однако поток контрабанды не останавливался[328].
Рассмотрим случай жены плантатора Мэри Полк Бранч. На ее примере хорошо видно, как контрабандисты ухитрялись избегать контактов с системой и каким образом перспективы личной выгоды побеждали в идеологической борьбе. Тридцатилетняя женщина с отличным образованием, миссис Бранч горячо поддерживала в начале войны идеалы Конфедерации. У ее мужа было несколько сотен рабов и земля как в Теннесси, так и в Арканзасе, а ее четверо братьев служили в армии Юга. Однако среди ее родственников были сторонники юнионистов, и она не боялась просить их об услугах. В 1864 году, когда миссис Бранч решила отправиться из Теннесси в Арканзас в гости к родственникам, брат ее мужа, федерал, каким-то образом раздобыл для нее пропуск. В свой чемодан она упаковала запрещенные товары, включая лекарства и сахар, а карманы пальто набила табаком. Важную роль в путешествии миссис Бранч сыграл некий начальник военной полиции США, имени которого мы не знаем: он опечатал ее чемодан и карманы ее пальто, чтобы в дальнейшем они не подвергались досмотру. Возможно, путешественница дала ему взятку, поскольку у ее семьи по-прежнему были деньги, и все же его мотивы до конца не ясны. В любом случае сахар, табак и лекарства прибыли в Арканзас в целости и сохранности[329].
Еще одним способом нарушить Военный кодекс была переписка с неприятелем. Как и в первые годы войны, американцы обменивались письмами через курьеров – именно так и поступил Джордж Фуллер, которого янки арестовали в Виргинии. Солдаты арестовывали любого мирного жителя, если у него имелось при себе много личной корреспонденции. Военная полиция США в Ноксвилле, Теннесси, перехватывала семейные письма, чтобы убедиться, что в них не содержится опасной информации, однако мирные жители использовали в качестве чернил луковый сок – такое письмо можно прочесть, только подержав его рядом с огнем. Пойманного курьера могло ожидать суровое наказание. Так, задержанного с письмами в Арканзасе Джозефа Ледди военный трибунал США приговорил к повешению[330].
В 1864 году мирные жители по-прежнему снабжали обе армии информацией – как они делали это в 1861, 1862 и 1863 годах. Самые обычные люди, которых в военных документах, как правило, называли «гражданами», они сообщали подробности о местонахождении и перемещениях неприятеля. Юнионисты помогали армии Севера, конфедераты – армии Юга. В Алабаме неизвестный белый мужчина незаметно передал капитану армии США Джеймсу Ф. Чэпмену клочок бумаги, предупреждавший о приближении врага. Мотивы могли быть как политическими, так и финансовыми. В Виргинии англичанин по имени мистер Сайм предоставил полезные сведения бригадному генералу армии США Дж. Г. Уилсону. По словам последнего, он выглядел «расположенным» в пользу северян и мог бы сообщить еще больше, если бы получил «достойное вознаграждение»[331].
В других случаях мирные жители занимались шпионажем систематически, и их конец мог быть печальным. В январе 1864 года в Литтл-Роке был задержан подросток по имени Дэвид Додд, собиравший информацию о войсках, укреплениях и артиллерии янки. Сын коммерсанта, он работал клерком в Капитолии, где стоял полк армии США. Вскоре после ареста его казнили. Тем не менее мирные жители продолжали собирать информацию даже перед лицом смертельной угрозы. Находясь в тюрьме в Таскеджи, Алабама, белая женщина по имени миссис Килан попыталась передать письмо не кому иному, как генералу Уильяму Т. Шерману, однако оно было перехвачено; миссис Килан совершила попытку побега, но ее схватили. Обе армии особенно внимательно следили за мирными жителями, которые могли быть шпионами. Весной 1864 года сам Шерман в своем письме из Нэшвилла писал, что многие шпионы по-прежнему остаются на свободе, и он определенно был прав. Стоит повторить, что шпионаж в пользу неприятеля был нарушением Военного кодекса[332].
Обе армии обращались со своими гражданскими служащими все более бесцеремонно. Джеймс Раслинг, интендант армии США, работавший в Теннесси, не без злорадства рассказывал о том, что в 1864 году в его распоряжении находилось порядка 12 тысяч гражданских, над которыми он имел «полную и всеобъемлющую власть». Офицеры в обеих армиях действительно могли распоряжаться гражданскими работниками, и в силу разных причин они заставляли тех перемещаться с места на место. В апреле 1864 года министр финансов Кристофер Меммингер заставил своих сотрудниц уехать из Ричмонда в Колумбию, Южная Каролина, поскольку он опасался вторжения северян. В ответ на возмущение он заявил, что все, кто откажется ехать, будут уволены. Тем же летом в Джорджии генерал Уильям Т. Шерман объявил несколько сотен фабричных рабочих, включая женщин и детей, военнопленными и выслал их на Средний Запад[333].
Другие мирные жители по-прежнему путешествовали по стране в собственных целях, несмотря на препятствие в виде учрежденных обоими правительствами паспортных систем. Даже сражения не могли помешать тем, кто отправлялся в поездку к родственникам или ехал забирать долг в штаты Федерации, Конфедерации или Пограничья. Некоторые жившие на Юге европейцы испугались войны и решили уехать, и порой им разрешали путешествовать без паспорта. Но в случае граждан по рождению большинство федеральных чиновников все-таки настаивало на необходимости иметь паспорт – с переменным успехом в первые годы войны. Солдаты-янки принимали устаревшие паспорта: жительница Луизианы Мэри Дикинсон предположила, что они не умели читать, но, возможно, им просто было жаль женщин-путешественниц, и ее в том числе. Другие белые путешественники по-прежнему подделывали паспорта, причем иногда копии были очень хорошими[334].
