Новые старые Постановления от 1863 года едва ли смогли оказать значительное влияние на поведение мятежников, что уже не кажется удивительным. Более добросовестные интенданты, такие как Чарльз Д. Хилл, выдавали во время реквизиций мирным жителям расписки и, как правило, не интересовались их политическими взглядами. Однако большинство не особо заботилось о документации. В марте 1863 года, когда кавалеристы из Хэмптоновского легиона галопировали через Виргинию и отбирали у местных жителей мясо, Джозеф Уэдделл, гражданский специалист интендантской службы, сравнил их с «роем саранчи». Несмотря на усилия генерал-интенданта Абрахама Майерса и других администраторов, хозяйственные и интендантские структуры по-прежнему страдали от нехватки организованности и дисциплины. После того как сержант интендантской службы У. Ч. Браун украл провизию с фермы в штате Миссисипи, его капитан доложил об этом проступке наверх, однако наказания не последовало. Перед лицом голода рядовые делали то же самое, что и раньше. В Теннесси солдаты из 25-го Алабамского пехотного полка были вынуждены сами заботиться о своем пропитании, поскольку телеги с провиантом так до них и не добрались. Они выкопали на поле картошку, после чего на протяжении нескольких часов готовили ее и ели[189].

Подчиняясь необходимости, мирные жители начали приспосабливаться к новому режиму распределения еды. Они торговались друг с другом, принимая еду в оплату за постой, и спорили с солдатами, предлагая обменивать пироги на кукурузу, хотя это и нарушало военные постановления. В ход пошли старинные рецепты: по примеру своих бабушек местные жители научились варить патоку из кленового сиропа. В 1863 году в книге рецептов, составленной из заметок, опубликованных в различных южных журналах, говорилось, что в знак патриотизма мирные жители могут приготовить заменители яблок, устриц и сливок из различных комбинаций крекеров, масла, яиц и кукурузы[190]. Будучи уверенными, что голод угрожает самому их существованию, гражданские жители были готовы преодолевать любые препятствия. Обитавшая в деревянном домике жительница Виргинии отправилась за кукурузой: для этого она прошагала восемь миль и принесла кукурузу на собственных плечах. Кражи продовольствия, которые изредка случались до 1861 года, стали все более частыми, поскольку мирные жители воровали еду друг у друга, белые жительницы Конфедерации шли ради продовольствия в проститутки, а во всем регионе появлялось все больше нищих, детей и взрослых, – феномен, характерный для любой страны в военное время. Как заметил рядовой-янки Эйса У. Мэрин, смотреть на детей, просящих милостыню, чтобы купить еды, еще тяжелее, чем на тела солдат, павших на поле боя[191].

На растущую проблему голода среди населения отреагировали некоторые организации. К осени 1861 года в некоторых городах Юга открылись так называемые «бесплатные» рынки, где беднякам раздавали еду, а в 1862 году некоторые южные штаты начали продавать вдовам и женам солдат продукты по сниженной цене. При церквях открывались благотворительные кухни, старавшиеся накормить голодных. Отдельные офицеры обеих армий делились провизией с нуждающимися мирными жителями, хотя ни у южан, ни у северян не было устойчивой позиции по этому вопросу. Иногда во время отступления солдаты-мятежники оставляли содержимое интендантских складов гражданским. Янки тоже делали, что могли. Служивший в 1862 году в оккупированном Галверстоне полковник Айзек Беррелл делился своим пайком с голодными женщинами и детьми, ибо того требовала «обычная гуманность». Однако эти меры были не особенно эффективны. Полковник Джеймс А. Гарфилд называл их временными и полагал, что за помощью мирным жителям стоило обращаться к соседям[192].

Забавно, что в марте 1863 года Конгресс Конфедерации официально одобрил то, чем армия Юга занималась с самого начала войны, – речь идет о реквизиции частной собственности для военных нужд. Так называемый Закон о реквизиции был принят 25 марта. В нем говорилось, что в любой ситуации, когда армии требовалась чья-либо собственность, включая продовольствие, любой офицер мог ее изъять, при условии, что он выпишет квитанцию на ее стоимость. Закон подразумевал и некоторые меры защиты мирного населения: так, в нем не уточнялось, что квитанции необходимо выдавать только конфедератам. Каждому штату предписывалось создать комиссию, которая бы определяла объем выплат за реквизированную собственность; военные должны были оставить владельцу достаточно еды, чтобы он мог прокормить семью; если реквизированное имущество оказалось утеряно или разрушено, предполагалось, что государство компенсирует его стоимость; наконец, любого офицера, нарушившего этот закон, ожидало разжалование в рядовые. Военное министерство обещало, что возместит мирным жителям все убытки, исходя из собственных таблиц цен на различные товары. Кроме того, по решению Конгресса, в ситуации, когда офицер и мирный житель расходились в стоимости реквизируемого имущества, то к этому вопросу следовало привлечь другого мирного жителя, который бы действовал в роли «третейского судьи». Такую практику применяли и раньше: до весны 1863 года у мятежников уже был опыт взаимодействия с подобными арбитрами – например, когда требовалось определить стоимость парусных судов, реквизированных интендантской службой[193].

Бо́льшая часть белого населения Конфедерации выступила резко против Закона о реквизиции, хоть в нем и содержались меры по защите местных жителей. Громкие яростные протесты поднялись уже весной 1863 года. В газете «Чаттануга дейли ребел» сообщалось, что офицеры-реквизиторы творили «ужасающие бесчинства против справедливости» и зачастую против бедняков, в то время как более обеспеченным удавалось избегнуть реквизиции. Были отдельные попытки опротестовать этот закон в суде; истцы заявляли, что государство не имеет права забирать еду (и древесину) для нужд армии, однако они проиграли. Мирные жители публично жаловались, что офицеры отбирали у них, что хотели. Другие утверждали, что закон поощряет соседей доносить друг на друга. В некоторых штатах были приняты законы для регулирования реквизиции, однако это мало изменило поведение военных[194].

Весной 1863 года, сразу после принятия Закона о реквизиции, среди гражданского населения начались голодные бунты. Как правило, они происходили в городах, и в них участвовало множество женщин. 2 апреля в Ричмонде, Виргиния, примерно полтысячи женщин «с воем», как выразился свидетель, бросались на магазины и сбивали с ног людей на улицах. Аналогичные бунты разразились в Мобиле, Атланте, Мейконе, Солсбери и Хай-Пойнте (Северная Каролина). Возможно, на самом деле их было еще больше: как отметил житель Ричмонда, газеты старались обойти эту тему молчанием. Другие конфедератские издания винили во всем преступников, шпионов или иммигрантов, в то время как некий Дж. С. Смит полагал, что виновны южане, поддерживающие Федерацию. Бунты обнажили всю неэффективность государственных мер, однако правительство и армия Юга не стали менять свою политику. Военные по-прежнему постоянно требовали еды[195].

Весной 1863 года, когда среди мирного населения Юга начинались голодные бунты, армия Севера приняла на вооружение Кодекс Либера. Его статьи, в которых говорится о провианте, выглядят крайне противоречивыми. Фрэнсис Либер полагал, что армия имеет право «морить голодом неприятеля, вооруженного или невооруженного, чтобы обеспечить его скорейшее подчинение». Далее он утверждал, что солдаты могут отбирать еду у противника и собирать провиант на его территории, однако добавлял к этому, что частную собственность можно конфисковывать только в случае «военной необходимости», когда армии США требуется поддержка, а имущество «невооруженных гражданских лиц» следует по возможности не трогать, в особенности если речь идет о «верных нам гражданах». Итак, Либер снисходительно относился к тому, чтобы морить голодом поддерживавших Конфедерацию мирных жителей – в качестве средства ведения войны или, возможно, крайней меры, – за исключением тех случаев, когда это могло повредить частной собственности или здоровью невооруженных людей, если они были на стороне Федерации[196].