— Почему?

— Корв, они всегда были такими: жалкими, мелочными, алчущими власти. Они никогда не изменятся.

— Нет, — прошептал чародей, — изменятся, если мы станем менять их. Ты ведь помнишь, что говорил учитель?

"Еще бы я не помнил. Айнрит Гарш дэ Жиллтэн, легендарный Архитектор, был величайшим из всех, а те глупцы даже не пытались постичь его мудрость, вознесшись в своей гордыне".

— Нет плохих детей, есть плохие родители, нет плохих людей, есть дурные обстоятельства…

— И нет неисправимых, есть просто ленивые воспитатели, — закончил за него Корвус. — И в чем-то он даже был прав.

Некоторое время они молчали. Изегрим не хотел мешать брату собираться с мыслями, а Корвусу, оглушенному горем, судя по всему, просто нечего было сказать в ответ.

Наконец, сковывающий произнес столь тихо, что даже чуткие уши Охотника с трудом уловили сказанное:

— Спасибо, что согласился.

— Тебе не нужно меня благодарить.

— Нужно. Это была блажь, глупая, эгоистичная, кровавая. Ошибка, стоившая жизни твоим людям, скольким, кстати?

— Двадцати семи.

— Двадцати семи, — чародей как бы распробовал это число на вкус и нашел его мерзким. — А еще моя слепая ярость поставила под угрозу судьбы миллионов. Ты ведь понимаешь, что война практически неизбежна? А все из-за меня, из-за моей злобы.

Изегрим ничего не ответил, он лишь устало опустился рядом с другом и сел, скрестив ноги.

— У нас был выбор?

— Нет, — последовал ответ Корвуса. — Даже если отмести в сторону чувства, я обязан был бы покарать их, иначе расписался бы в собственной слабости, и результат в итоге оказался бы точно таким же. Вот только…

Он не договорил, да слова и не были нужны. Изегрим прекрасно понимал, что хочет сказать кровный брат.

"Вот только если бы ты не был ослеплен горем, то наверняка сумел бы придумать куда более изящный план".

— А теперь двадцать семь ловчих мертвы, Ковчег, ведущий из твоей горной крепости в Сентий, деактивирован как минимум на год, а королева стягивает войска к столице.

— А почему не к Секундусу? — удивился Изегрим. — Это более очевидный пункт сбора.

— Потому что она боится меня, — коротко проговорил Корвус, и по его тону было видно, что чародей начал приходить в себя — слезы подсохли, в карих глазах вновь появился знакомый металлический блеск, и вообще Вороний Король точно помолодел на пяток лет. — Боится и ждет официального ответа Лория, в этом нет никаких сомнений.

— И что же скажет доблестный Солум?

— Не знаю точно. У него есть моя версия событий, да и вряд ли наш старый товарищ желает ввязываться в бойню из-за злобной гадины. Вот только ты же знаешь: мы все делаем не то, что хотим, а то, что должно.

— Знаю, именно поэтому я сам отправлюсь на переговоры с ее величеством.

— Это опасно.

— И что же она мне сделает? — осклабился Изегрим, демонстрируя зубы, — обдует ветерком? Я выбирался и из куда больших передряг.

— Именно поэтому они будут ждать тебя.

— Кто — они? — насторожился Охотник.

— Пока не знаю, но выясню это. Несомненно одно, интрига такого уровня не по плечу Кэлисте.

— А Амандусу? Я читал трактаты, написанные канцлером Дилириса, он дьявольски умен.

— Возможно, — Корвус нахмурился, — но есть и другие варианты.

Изегрим вздохнул.

— Корв, он мертв, мертвее некуда. Мы с тобой лично сжигали тело и разрушали филактерий. Я сам проткнул этот проклятый сосуд ножом, и ты видел, как потускнел бирюзовый камень. Никто не в состоянии пережить такое.

— Да, ты прав, — Корвус встал с трона и положил руку на плечо своего друга. — И все равно, на переговоры отправится кто-нибудь другой. Мы лишились Орелии и Ридгара, не хватало еще потерять тебя.

— Как пожелаешь, — Изегрим был недоволен этим решением, но оспаривать его не стал. — Мы найдем достойных послов, я в этом не сомневаюсь. А теперь давай перейдем к более важным делам.

— А именно?

— Разработке плана боевых действий. Не забывай, осень на носу, а значит, действовать придется быстро, — он поднялся и потянулся так, что хрустнули ребра. Буди Перышко, зови Каш-рона, прикажи полковникам и генералам прибыть в тронный зал, и приступим. Я хочу знать, какими силами мы располагаем на сегодняшний день, и, самое главное, точно ли все обстоит так, как ты рассказывал мне во время нашей прошлой встречи.

Глаза Корвуса сощурились, и Изегрим знал, что там, под маской, изуродованные шрамами губы разошлись в улыбке.

И это заставило его сердце радоваться — один простой разговор позволил брату вспомнить, кто он такой, и как обязан поступать.

"Мертвых мы оплачем, когда вернемся с победой. Ничего, они поймут".

Ну а если малышка Игнис, Орелия и Ридгар каким-то чудом остались в живых, что ж, они узнают об этом и найдут способ вызволить друзей.

В любом случае, наматывание соплей на кулак ничем не поможет, а значит — пора действовать.

— Проклятье!

Брошенный со всей силы предмет столкнулся со стеной и разлетелся на куски с характерным звуком. Да, именно что со звуком. Видеть траекторию полета ему теперь не дано, но острый запах свидетельствовал о том, что в колбе находилось лекарство.

Очередное.

Бесполезное.

Таривас с трудом сдержал вопль отчаяния.

— Сынок, сынок, упокойся! — нежные мягкие руки обхватили его за плечи, и принц расслабился. — Все вон!

По топоту, донесшемуся до слуха принца, он заключил, что многочисленные слуги и лекари Ордена Спасения стремительно покинули комнату, опасаясь столкнуться с яростным характером королевы.

Принца окутала волна жалости и заботы, с легкими нотками гнева. Эмоции матери успокаивали и возвращали душевное равновесие. Как всегда.

— И снова провал, — прошептал он одними губами.

— Ничего, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, — шептала мать, как заведенная.

По волне напряжения, идущей от нее, можно было понять, что дела идут не слишком хорошо. И в этом не было ничего удивительного — в воздухе отчетливо пахло войной, большой и страшной, и аромат этот нервировал как дворян, так и простых горожан. Сентий замер в напряженном ожидании, а войска — отряд за отрядом собирались возле столицы, однако по другую сторону реки Латы было тихо и спокойно. Слишком тихо и спокойно.

— Какие новости от дяди?

— Привел своих в готовность, будет держать север и ожидать команд, — ответила мать.

— Не поедет в Сентий?

— Нет, — в ее голосе послышались нотки раздражения, — он считает, что вероятность атаки на герцогство Риштат слишком высока для того, чтобы рисковать.

— И он прав, — заметил Таривас.

Эти разговоры помогали, они давали возможность забыть о том, что дневной свет стал несбыточной мечтой. Такие беседы напоминали, что он — все еще наследный принц, все еще жив.

— Ну конечно, — фыркнула мать, однако злость начала уходить, королева наконец-то сумела взять себя в руки, что в последние дни происходило с ней нечасто.

Королева переживала о том, что с ним случилось. В первый же день после трагедии во дворец были согнаны все лекари, каких только получилось найти, но…

— Никаких следов ученицы Орелии? — Таривас понимал, что не должен спрашивать об этом, но не мог удержаться.

Полыхнуло яростью.

— Нет. — Скрип зубов Кэлисты был слышен так отчетливо, что принц легко представил, как мать цедит это слово, а ее пальцы сжаты так сильно, что костяшки побелели. — Эти ублюдки прихватили ее и воспитанницу Кающегося с собой, бежали из страны.

— Ожидаемо, — Таривас с трудом сумел сдержать вздох разочарования.

Говоря начистоту, он и не надеялся на столь сильное везение, но небольшая надежда все-таки осталась. Теперь и она растаяла.

Таривас коснулся уродливого рубца, пересекавшего оба глаза, и свежий шрам отозвался фантомной болью. Да, Вороний Король оказался прав, жить без солнечного света — это страшно. Но все-таки, он дышит, а значит, шансы на исцеление остались.