— «Не волнуйся», — почти довольно прохрюкала Фелиция, — «Это я специально»

— «На кой хрен⁈», — возмутился лежачий я.

— «Тебе надо развиваться. Это часть обучения, в которой мы всех… немножко обманем. Неофиты под руководством наставников крайне аккуратно опорожняют свой резерв маны, углубляя и укрепляя каналы. Владельцы разумных гримуаров могут так не осторожничать, даймон следит и оберегает. Ну, если они не та красноволосая дура, что вечно смотрит на тебя так, как будто хочет поиметь и убить»

— «То есть?»

— «Я буду опорожнять тебя до донышка», — в голосе внутренней брюнетки послышались похабные нотки, — «Регулярно!»

— «Нет, я про красноволосую», — из вредности соврал я, — «Что там насчет поиметь?»

— «Ты же не будешь тыкать частью себя в нечто настолько безмозглое, да, Кейн?», — озабоченно поинтересовалась даймон, — «Не будешь ведь, да?»

— «Это не так работает, но в неё не буду, не беспокойся»

Эксперименты продолжались. Путем перебора мы выяснили несколько подходящих под мои цели заклинаний, которые я мог бы применять, подделывая инкантации под вызов из гримуара. Дальше, после отдыха и частичного восстановления маны, наступил черед тренировки. Нам с даймоном обоим нужно было запомнить фальшивые инкантации для активации той или иной магии. Это был самый тонкий момент: неважно, насколько слабы будут мои заклинания без пассивной накачки в гримуаре, сама возможность их использования без голосового активатора моментально сделает меня объектом самого пристального внимания… всех.

И вот этим уже пришлось страдать до очень поздней ночи. Я упражнялся, внимательно отслеживая эффекты магии, запоминал их форму и суть, оценивал ощущения от постепенного упадка сил, пользуясь знаниями Эмберхарта, отдыхал, беседуя с обоими своими… товарищами? Подельниками? Не суть важно. Мне нужно было готовиться. Я столько раз, при своем невысоком социальном статусе, «плюнул в лица» подростков, считающих себя выше и лучше, что избежать в ближайшем времени вызова на дуэль было нереально.

Что может быть хуже гонористого худокровки среди благородных? Только падший с самых высот мажор, ведущий себя как гонористый худокровка, да еще и покрываемый вполне с ним согласными преподавателями. Проще говоря, я сразу воспринял статус ревнителя — как эдакого магического бойца с вполне определенными обязанностями, степенями свободы и очень неплохим положением в обществе. И, конечно, прекрасно понимал, что всё возможное уважение, респект и авторитет ревнители зарабатывают после окончания обучения, уже начав выполнять свои обязанности. А вот для большинства остальных студентов падение их статуса по-прежнему казалось неприемлемым. Они пытались держать лицо, несмотря на всё толстые намеки Медичи, а вот я со своей защитой от Азова им это лицо ломал серьезнее, чем пара десятков итальянских баронов, вместе взятых.

Поэтому я напрягался, выкладываясь на все сто и подгоняя тормозящую Фелицию, которая то и дело пыталась оспорить каждое из выбранных мной заклинаний.

— Фух! — полностью вымотанный, с резервом на донышке, я упал на траву. Это был последний заход перед тем, как отправляться в академию на занятия, поэтому даже слегка перестарался. Голова кружилась, во рту гадили кошки, а пальцы рук отчетливо тряслись. Зато светлеющее небо было очень красивым, а свежий влажный воздух хотелось вдыхать бесконечно.

Именно в этот момент прямо надо мной беззвучно нарисовался темный силуэт, отвесивший мне пинка прямо в голову.

В себя я пришёл раздетым и связанным по рукам и ногам собственными шмотками, причем еще и лежащим на боку. Голова раскалывалась, ушибленное ухо пульсировало горящими вспышками боли, во рту был привкус земли и крови. Вырубивший меня человек сидел на корточках прямо напротив лица, разглядеть в деталях я его не мог по причине темноты, но и он, видимо, не заметил моих открытых глаз. Впрочем, с ним было что-то не так.

Сидящий на корточках раскачивался, бормотал, судорожно дергал головой, временами начиная скрежетать зубами. Псих?

— Сильна… сильна. Ты очень сильна… — судорожно бормотал он, — Но бесполезно. Даже я тебя держу… даже я. Звери… могучие звери… сильные звери… но не более. Нет, не более… Бейся в клетке… ты такая же, как и я… но тупее. Глупее. Ты сдашься. Я удержу…

— «Фелиция?», — неожиданно понял всё я, обращаясь к гримуару.

Тишина. Он отрезал меня от чернокниги. Это не псих. Этот человек, сидящий на корточках, он испытывает невероятное напряжение, блокируя гримуар!

— Ниче-го… Уже… легче, — донесся до меня горячечный шепот, — Справлюсь. Всё п-правильно сделал. Эта мощь, эти заклинания… как можно вызывать столько заклинаний подряд? Как?…невероятно. Но я узнаю. Мы узнаем. Ах! Опять⁈ Нет… нет-нет… клетка неприступна. Верь в это, сильная, верь. Проверь еще! Я удержу…

Он наблюдал, долго. Может быть, с самого начала. Надо что-то придумать. Руки связаны плотно, штанами, а вот ноги сюртуком, который куда хуже справляется со своей новой работой. Главное — незаметно пошевелить, «расшатать» узел…

Не вышло.

Отлежанную ногу пронзило резкой судорогой, от которой я, не удержав равновесие, завалился на спину.

— Ага! — человек вскочил, рывком приблизившись ко мне, — Очнулся!

А следом был новый удар по тому же ушибленному уху.

Только на этот раз я сознание не потерял.

Реальность — довольно беспощадная сука. Из-за этого, как мне кажется, люди и придумали религию, чтобы хоть как-то вывозить дальше. К примеру, законы реальности гласят — если вы почти раздетый и безоружный находитесь в лесу, связаны и избиты, а рядом с вами неадекватный персонаж со всеми признаками умственного и психического перенапряжения… то ваша песенка спета.

Так оно и должно было быть в 99 из 100 процентах случаев, но мне попался «счастливый билет». Почему кавычки? Потому, что пленивший меня человек, лихорадочно бегающий в данный момент по поляне, скорее отдал бы собственную жизнь, чем забрал мою.

— Т-ты… — лихорадочно шептал он, — Ты… ты разрушил наш мир. Ты, ничтожество. Песчинка. Пустое место. Сколько лет мы выживали, как долго прятались, сколько сил тратили, пытаясь удержать наших сородичей… найти их, собрать, сделать сильнее, провести сюда. Ты, тварёныш, которому нет и пяти десятков циклов, ты даже не понимаешь, каково это — столетиями скитаться по пескам и развалинам своего мира. Скитаться без тела, теряя крохи энергии, пожирать драгоценных сородичей, чтобы протянуть подольше. Без надежды, без будущего…

— Ты, — почти промямлил я, —…двоедушник.

Щека опухла, ухо вообще напоминало миниатюрный и периодически оргазмирующий вулкан, Фелиция не отзывалась, а ноги оказались стянуты куда лучше, чем до этого. Знаю, сам затягивал узел из сюртука, подчиняясь целящемуся из револьвера гаду. Когда я затянул узел, эта сволочь, порывшись в карманах собственной одежды, с радостным возгласом достала небольшой бумажный пакетик, тут же брошенный им мне на грудь. Затем на меня снова наставили ствол и приказали аккуратно съесть порошок из пакетика.