Но! Это очень плотная, очень неторопливая и очень… поделенная экономика. Как в неё влезть двум красивым и умным молодым людям, желающим себе ради спокойствия несколько миллиончиков?

— Ты… — провыл Константин, когда откашлялся, —…редкостный придурок! Какие миллиончики⁉

— А мне нравится его стиль! — Пиата вовсю использовала мою подушку в качестве личной лежанки. Валялась пузом вниз и болтая ногами. Зараза.

— Обыкновенные и неинтересные, — отрезал я, пытаясь переварить и осознать, — Дело не в деньгах, а в способе. Так что вспоминай, кто недавно сильно разбогател и как он это сделал.

Что я хочу от 21-летнего пацана, половину жизни прожившего в другом мире? Ну хоть что-то. Здесь общество устроено гораздо сложнее привычного как мне, так и Эмберхарту, надо любой серьезный шаг продумывать от и до. Здесь даже богатство может стать поводом не для зависти, а для откровенной вражды со стороны абсолютно левого человека. Просто потому, что я могу купить регенеративный эликсир за 50 тысяч рублей, а он, имеющий, скажем, отца с отрезанными поездом ногами — нет.

Я зевнул и потянулся. Азов смотрел бараньим взглядом в паркет и что-то бубнил под нос, что ничего он особо-то и не знает. В газетах тоже было шаром покати. Светская хроника, которой я зачитывался и до этого, была на редкость культурна, размеренна и почти ничего не говорила за деньги, хотя очень много за просвещение, балет и поэтов. Правда, была в одной газетенке колонка, где печатали странные статьи о том, что Петербург захвачен чередой каких-то очень странных событий. То подоконник у кого-то цвет сменит, то жаба огромная по улице идёт, то деревянная статуя оседланного осла, невесть откуда взявшаяся в одном из внутренних двориков в центре, горит зеленым пламенем…

В общем, дичь какая-то, которую всё списывали на заехавшего в город волшебника экспериментатора.

Пиата вовсю бесполезничала, откровенно этим наслаждаясь. Посмотрев на нее и добившись этим появления высунутого девичьего языка микроскопических размеров, я понял, что мне нужен кто-то приземленнее иномирового Истинного. Кого-то просвещенного, понимающего что к чему, пожившего эту жизнь. Стреляного воробья, шарящего за экономику и местные правила. Это ведь только в дурных романах бывает — изобрел шаурму и тебе деньги понесли пачками. Только где взять нужного человека? Особенно в гребаной академии, полной желторотых слюнтяев, отбракованных собственными семьями?

В дверь робко постучали. Я хрюкнул. Константин лениво воздел правую бровь. Пиата, что-то поняв, воробышком соскочила с подушки и встала возле хозяина, имея вид благообразный до омерзения.

Ладно, посмотрим, кого там черти приволокли. Может, это связной? Да не, слишком быстро…

За дверью мной был обнаружены опухший нос, красные щеки, заплаканные глаза, дрожащие пальцы, вцепившиеся в гримуар, а также и всё остальное, отзывающееся совокупно на имя «её светлость баронесса Ария фон Аркендорф».

Вот те раз.

///

Пиате с ранних лет нравилось наблюдать за другими. Низшие эйны невелики размерами и сами по себе, а уж с каким неудовольствием их замечают высшие, так вообще можно всю жизнь невидимкой прожить! Высшие, ха! Присосавшиеся к магии другого мира, она бы сказала! Только и всего! Конечно, ходили слухи, что все эйны когда-то были такими же большими, как и человеки, но это было давно. До того, как Ларинен сорвался в Пустоту, а потом нашел новое место для жизни.

Не суть!

Она, суть, вся в наблюдении! Сейчас Пиата, делая из себя скромняжку из скромняжек, наблюдала, как друг хозяина методично выворачивает нутро своей гостье. Та с самого начала пропищала, что пришла лично к нему, но Кейн, хамски осведомившись, не пришла ли баронесса чтобы разделить с ним ложе (чем привел Пиату в полный восторг) и дождавшись сдавленного отрицающего писка, тут же с видом принца крови заявил, что от друга и его слуги у него секретов нет! (брехал, сволочь, вестимо)

И потом начал выдавливать из красной и заплаканной девки, имеющей неприличных размеров сиськи (с голову Пиаты!) цель её визита. Небрежно, жестко, обрывая все потуги несчастной на куртуазность и на ожидание подобной. Сам хозяин Константин сидел ни жив не мертв и вслушивался в текущий диалог, имея на лице выражение «как же так можно с благородной!». Это тоже было весьма забавно.

Конечно, маленькую эйну напрягала висящая на поясе у бубнящей девушки чернокнига, от которой она ощущала злую и непреклонную волю, но грубый Дайхард Кейн тут же представил им с хозяином Спигона, а также объяснил, на кого именно злится даймон. Чем, конечно же, привёл огненноволосую сиськоносицу в еще большее уныние.

Но не остановился. Черноволосый парень, слегка нависший над гостьей, не меняя тон со снисходительно-издевательского (а он и так может!) продолжал и продолжал давить на свою собеседницу (допрашиваемую, ха!), пока та, скуксившись, буквально проорала свою просьбу. А затем… недоуменно захлопала ресницами, когда Кейн осведомился, что ему за это будет.

Пиата еле удерживала свою «маскировку», пища внутри от восторга.

Кажется, дальше будет еще интереснее!! Хороший хозяин, очень хороший! Отличного друга нашёл!

Будь барон обычным итальянцем — черта с два я бы к нему подошёл. Обычного не переспоришь. Он руки возденет, пальцы соберет в куриную жопу, как начнет болтать, так просто все умственные усилия уйдут на то, чтобы хотя бы понять, о чем он там говорит. В общем — дохлый был бы случай. Но барон был суров, он был преподаватель, воин и вообще… барон. Он не мог позволить себе в чужой стране и на высокой должности собирать пальцы в жопу и говорить скороговорками. Чем я и воспользовался.

Коварно.

— Исключено, студент. Полностью. Я не собираюсь с вами возиться.

— Возиться буду я, — тяжелый вздох вырвался из моей груди, — С ними.

На беговой дорожке неподалеку умирали три тела. Два всерьез, одно в шутку, которая точно потом выйдет мне боком. Или не мне, но выйдет. Посмотреть на хрипящих и изнемогающих Азова и Аркендорф пришли несколько ранних пташек и сам барон, но вместо этого изволили ужасаться концерту, устроенному Пиатой. Та, ни грамма не щадя своей униформы, волоклась за хозяином, спотыкаясь и падая. Любой галерный раб по сравнению с этой хитрожопой мелкой блондинистой куклой выглядел бы преуспевающим бодрячком. А уж чем она у себя вызвала крокодильи слезы — я и знать не хотел!

— Не будете, — отрезал преподаватель, — Всё обучение с огнестрельным оружием на территории академии будет проводиться исключительно со второго курса! У нас нет ни инструктора, ни его помощников, чтобы следить за вами! Хотите стрелять — идите с ними после занятий в тир!

— Не могу, — честно признался я, — С территории академии мне лучше не выходить. Вам же сообщили, что…

— А это, студент Дайхард — не мои проблемы!

— Предлагаю пари, — тут же равнодушным тоном сказал я, глядя, как Ария в очередной раз падает обнюхать пыль беговой дорожки, — Мы с вами стреляем на меткость, по вашим правилам, господин преподаватель. Если я побеждаю, то вы похлопочете, чтобы мы трое могли заниматься стрельбами, я возьму на себя обязанности и ответственность как инструктор. А если победа будет за вами, то… я выпишу вам чек на сто тысяч рублей. Без малейшего промедления, сразу же, господин преподаватель. Сию же секунду. Слово чести.