И когда в результате гвардейского переворота 25 ноября 1741 г. на российский престол вступила дочь Петра I Елизавета, неистовым проявлениям патриотизма, казалось, не было конца. Оскорбленные господством иноземцев, русские люди начали врываться в дома, где проживали немцы, а также «порядочно помяли бока» канцлеру А.И. Остерману и фельдмаршалу Б.К. Миниху. Что же касается исполнителей заговора — гвардейских офицеров, то они потребовали от новой императрицы скорейшего избавления страны от немецкого ига.
Вступив на престол, Елизавета Петровна покончила с бироновщиной, однако это не приблизило англичан к тем позициям, которые они занимали в России во времена Петра I. В то же время императрица не остановила процесса западного влияния в стране. «Иноземное немецкое владычество сменилось другим, иноземным же, только французским, — отмечал Ключевский. — Французские вкусы, моды, костюмы, манеры в царствование Елизаветы стали водворяться при петербургском дворе и в высшем русском обществе». Страстная поклонница французского театра Елизавета Петровна выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей. Французские комедии дополнялись итальянской комической оперой. Впрочем, императрица не чуралась и отечественной драматургии.
Пьесы А.П. Сумарокова и И.А. Дмитриевского ставились в столичных и провинциальных театрах наравне с французскими и итальянскими. Дворец самой императрицы превратился в «музыкальный дом», в котором малороссийские певчие совместно с итальянскими певцами исполняли обедню и оперу, дабы не нарушить «цельности художественного впечатления». Приверженность Елизаветы Петровны к французской культуре сказалась также в распространении в годы ее правления французского языка в стране, прежде всего в учебных заведениях России. В Московском университете, открытом императрицей в 1755 г., лекции читались на французском, либо на латыни.
Преподавание на французском велось также в Морском кадетском корпусе, основанном в 1750 году. Здесь на изучение французского языка отводилось 14 часов, тогда как на русский язык ровно столько, сколько предполагалось на танцы — 6 часов в неделю. В царствование Елизаветы Петровны стали открываться частные учебные заведения — пансионы, в которых также превалировал французский язык. В одном из таких пансионов, в Смоленске учителям удалось добиться больших успехов в освоении французского благодаря наложенному запрету на употребление русской речи: за каждое русское слово, произнесенное воспитанником, его наказывали линейкой из подошвенной кожи. Гувернерами детей высшего дворянства также становились по большей части французы. Нередко подобные учителя сами мало что смыслили в науке, поскольку у себя на родине они были лакеями, парикмахерами, слугами. Однако это обстоятельство отнюдь не смущало великосветскую элиту елизаветинской поры.
Распространение французского языка в высшем свете повлекло за собой зарождение в России интереса к французской литературе. Поначалу это было «изящное чтение» — романы, затем настала пора просветительской литературы. Именно при Елизавете Петровне завязались сношения российского двора с «королями» французской литературы. Патриарх просветителей Франции Вольтер был принят в почетные члены Российской Академии наук. Знаменитого философа попросили написать историю правления Петра Великого. В подготовительной работе труда активное участие принимал также поклонник французской моды и литературы, влиятельный вельможа И.И. Шувалов.
Если в сфере культуры (театр, литература, образование) в царствование Елизаветы Петровны доминировало французское влияние, то в экономике, и прежде всего в торговле, по-прежнему были сильны позиции англичан. Причем роль России в торговом диалоге, на взгляд Хорна, как и прежде, оставалась пассивной, а Великобритании — активной. Британские купцы не без основания считали своим «самым ценным другом» в правительственных кругах российского канцлера графа А.П. Бестужева-Рюмина. За свое «посредничество» граф получил от англичан к 1752 г. свыше 62 тыс. руб. Но как бы то ни было, успехи в экономическом сотрудничестве постепенно привели к политическому сближению двух стран.
Как следствие этого процесса в середине XVIII в. в правительственных кругах и общественном мнении Англии Россию стали уже расценивать не как врага, но как «естественного союзника» англичан. После смерти императрицы Елизаветы Петровны кратковременное (в течение 6 месяцев) правление ее племянника, ставшего императором Петром III, вновь задело национальные чувства русского народа. Окружив себя гвардией из сержантов и капралов прусской армии (по выражению княгини Е. Дашковой, «сволочи, состоявшей из сыновей немецких сапожников»), Петр III на русском престоле стал верноподданным прусским министром. Перед народом России замаячила новая бироновщина, и только новый заговор в верхах предотвратил эту угрозу.
Вступившая на российский престол в 1762 г. Екатерина II, хотя и была немкой по крови, однако не стремилась покровительствовать своим соотечественникам. Как подчеркивал В.Н. Виноградов, «узурпаторша русского трона» должна была доказать, что для нее не существует иных интересов, кроме российских. И своими делами императрица это явно демонстрировала: «никаких особых отношений с родиной, с Германией, ни в политике, ни в жизни, ни в быту». Однако все это отнюдь не значило, что Екатерина II противилась распространению западного влияния в России. Напротив, именно при этой императрице западное влияние стало, по признанию Ключевского, «сильнее и шире». И сама императрица, утверждал Андерсон, способствовала распространению западничества в России.
Культуре какой из стран отдавала предпочтение императрица? На этот вопрос ученые отвечают по-разному. К примеру, Хорн считал Екатерину IIую англофилом, основываясь на том, что она любила читать переведенные на французский или немецкий языки труды британских ученых, философов и экономистов, восхищалась историческими работами Д. Юма и У. Робертсона. Императрица сама перевела с французского или немецкого на русский язык несколько пьес У. Шекспира и способствовала постановке английскими актерами в театре Санкт-Петербурга в начале 70-х годов ряда пьес, в том числе «Отелло». Кроме того, Екатерина II позволяла российским студентам обучаться в университетах Шотландии.
На взгляд Соколова, императрица по своим интеллектуальным интересам была англоманом. Кросс убежден, что не только сама императрица, но и все высшее российское общество при ней отличались не просто «широко распространенной англоманией, но англофильством». Иначе оценивал пристрастие Екатерины II к западноевропейской культуре Ключевский. Он характеризовал императрицу как «немку по рождению, француженку по любимому языку и воспитанию». Не был согласен с утверждением о распространении англомании и англофильства в российском обществе также Н.А. Ерофеев. Он был уверен, что «русское общество, подобно другим в Европе, испытало в XVIII веке влияние французской культуры. В среде дворянства возникла галломания — тенденция к некритическому восприятию всего французского от литературы до светской моды».
Первыми учителями Екатерины II были французы-гугеноты, наводнившие Германию после отмены королем Франции Людовиком XIV Нантского эдикта. Именно от этих учителей будущая российская императрица научилась языку, который полюбила больше родного. Она с теплотой вспоминала свою гувернантку — француженку Бабетту Кардель, которая, кроме разных наук, знала, как свои пять пальцев, всякие комедии и трагедии, цитатами из которых так и сыпала. Не мудрено, что басни Ж. Лафонтена Екатерина II знала не хуже, чем Библию. Став супругой цесаревича Петра III и переехав в Россию, Екатерина увлеклась чтением французской литературы. Поначалу это были романы, но очень скоро их сменили более серьезные произведения, в том числе «Дух законов» Ш. Монтескье.
За свою жизнь Екатерина II прочитала, как она сама вспоминала, «необъятное количество книг». Кроме того, став императрицей, она пристрастилась к литературному творчеству. Екатерина II писала детские нравоучительные сказки и педагогические наставления, политические памфлеты и драматические пьесы, автобиографические записки. Она также сотрудничала в литературных журналах, составила Житие преподобного Сергия Радонежского. Чаще всего императрица писала по-французски (по-русски много реже, возможно, потому что была не в ладах с орфографией). Более того, Екатерина II превосходно усвоила «стиль и манеру своих образцов, современных французских писателей, особенно их изящное и остроумное балагурство».
