— Зачем же ты себя так мучаешь, милый? — с осуждением и грустью спросила Гелла. — Столько усилий ради глупого зверька. Весь переломался и зря. Я сейчас поднимусь наверх. За десять… Ладно, за двадцать минут найду и верну твою Искорку. А потом мы продолжим ее дрессировку. Пока побудь здесь и вылечи раны.

— Как же ты меня бесишь… — хрипло усмехнулась я, ощущая что фантомный огонь гаснет.

Ко мне подступала слабость.

— Но почему? — улыбнулась Гелла. — Я потакаю твоим потаенным желаниям. То, что ты видел наверху тебя злило, но возбуждало. Я знаю это. Со временем гнев уйдет и останется только удовольствие.

— Разум и воля даны человеку, чтобы потаенные желания… не сделали из него скотину. — ответил я. — А ты ни за что не догонишь Искру. Уже ведь знаешь, что я задумал.

— Милый, пожалуйста, нет, это опасно. Опасно для нас обоих! Ты нас погу…

Первый сказал мне не трогать красные точки. Предупреждал, что это опасно. Но другого выхода сейчас нет. Я выделил и быстро активировал красную точку, несмотря на мольбы Геллы. А дальше произошло то, что при активации зарядов магии раньше не наблюдалось. Передо мной раскрылся сложный рисунок из пяти движущихся ярко-оранжевых точек и мерцающего следа, который они оставляли. Это дополнительный интерфейс. Я пытался активировать каждую. Сначала точки разошлись в стороны, затем покраснели и снова сошлись в центре.

— Нет, пожа… — голос Геллы утонул в реве пламени.

На мгновение я увидел как между нами возникла раскаленная сфера, а затем зрение пропало. Мне выжгло глаза. Тут же активировал лечебную точку. Один раз я уже через подобное проходил. Должен выдержать и сейчас. Должен же! Но всё было иначе. Огонь не угасал. Регенерация не справлялась с ним. Пламя будто пыталось пробрать меня до самых костей. Мозг почти отключился. Ещё лечебную точку! Иначе умру. Жжется. Я чувствую, как сгорает кожа и обугливаются под ней мясо и внутренние органы, как мышцы сводит от температурной деструкции. Тело приняло позу боксера, характерную для жертв пожаров. Третья точка. Последняя. Наконец-то то испепеляющий жар ослабевает. Плоть снова нарастает на мне. Восстанавливаются глаза, но нет пока век. Я вижу как заживают обгоревшие до мускулов и костей руки. Вырастают веки. В глазах темнеет. Страшная судорога сводит грудь и живот. Я не могу вдохнуть. Мышцы и нервную систему как будто закоротило. Больно. Как же больно! Не выдохнуть, не закричать. Только бешено стучат зубы. А Гелла жива. Не знаю выживет ли, но пока шевелится. От одежды не осталось и следа. Количество колдовской плоти тоже критически уменьшилось. Её уже не хватает, чтобы целиком заполнить скелет. Тварь еле двигает руками, но ползет ко мне. Отдельные капли плоти падают на высохший, дымящийся пол. Гелла всё ближе, а я не могу шевельнуться. Тварь нависает надо мной. Черные, гибкие трубки скелета сжимаются, чтобы уменьшить его размеры. Но даже так биомассы не хватает. Раненые перевертыши едят людей. Так они могут восполнить повреждения. Гелла полностью перемещает биомассу из правой руки в остальное тело. Рука безвольно повисает, но зато другая начинает двигаться активнее. На черепе появляется нечто наподобие лица. Лишь жуткий набросок, а не прекрасная девушка как раньше. Гелла тянет ко мне руку. Я вижу как из нее выползает щупальце с иглой на конце.

— Прости меня. — тихо говорит монстр. — Пожалуйста, прости. Закрой глаза.

Да. Сейчас она меня начнет жрать.

— Прости, что видишь меня… Такой некрасивой. — шепчет существо.

Я чувствую укол и боль начинает отступать. Что? Она пыталась ввести мне обезболивающее? Не съесть?

— А почему ты так удивлен? — сломанным голосом отвечает существо. — Мы же созданы, чтобы дарить любовь. Пускай кому-то одному, пускай мы уже монстры… но наша любовь по-прежнему настоящая.

— Ты умираешь? — с трудом прошептал я.

Биомасса внутри скелета дрожала. Из нее по-прежнему стекали вниз капли. Геллы становилось всё меньше.

— Очень похоже на то, милый.

Я сам уже терял сознание. Гелла вколола мне нечто седативное, что снять последствия болевого шока. Из последних сил, ощущая как горячи камни под нами, я распорол себе руку осколком одного из них, а затем положил кровоточащую руку на плечо существа. Обнял её.

«Если крови мало, то возьми ещё что-то, но не забирай конечности. Я не могу восстановить их магией. Жир, фрагменты мышц или…»

Мысли окончательно спутались. Я проводился во мрак и последнее, что перед этим услышал:

— Как же я счастлива…

Громкий щелчок: уснувшее время

Ожило, и откатилась завеса;

Фигурки героев из мятого кремния

Сдвинулись — так начинается пьеса.

Музыка. Слова песни звучат из смартфона, лежащего на каменном полу. Его экран один из немногих источников света вокруг. Ещё есть несколько магических камней на потолке.

Шелестит механизм,

Метр за метром спуская вниз

Двух идиотов и восемь свечей,

На самое дно мимо влажных корней.

Так повезло лопуху:

Добрую сказку скрошило в труху.

Темнеет в глазах, и все дальше и призрачней кажется свет наверху.

Я помню эту песню. Wolf Rham. Вниз во тьму. Узнаю мелодию и слова, но не помню кто я такой. Рядом с проигрывающим песню смартфоном сидит бородатый мужик в грязной, потрепанной куртке. Мне вспоминается слово «бомж». Мужик закрывает глаза и вздыхает.

— Опять сразу минус три точки, едрить его в корень. Кто же из наших опять там так активно п#зды получает?

В памяти что-то шевелиться. Этот мужик я? Да. Только не совсем именно я, а другая часть меня. Третий. Но почему я вижу его со стороны? Он поднимается и уходит прочь, прихватив с собой телефон. Видение обрывается мраком, но песня продолжает играть. Она воспроизводится из моей памяти.

Покинутый всеми — подачка толпе, —

Сжитый роднёю, кругом виноватый.

Пожалуй, так лучше: исчезнуть во тьме.

Такая любовь… и такая расплата.

Шелестит механизм,

Метр за метром спуская вниз

Двух идиотов и восемь свечей,

На самое дно мимо влажных корней.

Любовь? Гелла. Теперь вспоминаю. Меня погубила любовь. Любовь Геллы ко мне и моя собственная к Искре. Я мертв? Скорее всего в коме. А может быть это еще какая-то форма использования нашего таланта к клонированию. Переход от аудиосообщений к полноценному видео.

Темноту разогнала вспышка молнии, ударившая в верхушку длинного шипа на куполе черной башни. Исполинское строение торчало посреди бескрайних пепельных пустошей, оскалившихся к облачным небесам острыми гранями каменных осколков. Удар молнии повторился. Затем ещё один и ещё. Гром сотрясал безжизненное плато. Где-то вдали я мог рассмотреть мрачные силуэты гор, будто оплавившиеся от страшного жара.

— Идите и вылейте семь чаш гнева божьего на землю. — раздался голос, заглушающий гром. — Полетел первый ангел и вылил чашу свою во тьму, стелющуюся над землей. Но молчание было ему ответом. Тогда устремился вниз второй ангел, и летал он над пустыней, не выливая содержимого чаши. Наконец вернулся ангел к престолу, воскликнув: «Господи, я должен был вылить чашу мою в море. Но где оно?» И опять было молчание. Куда ни глянь — лишь безжизненная пустыня, а на месте океанов зияющие полости, засыпанные пеплом.