… Оборотни верили, что часть силы перетекает из более сильного волка в более слабого во время близости.

Так оно и было. Вот только близость бывает разной. И в своём стремлении быть сильными и красивыми сородичи Нарро забыли о том, что у одного и того же слова может быть несколько смыслов.

Лирин была его близкой. Самой близкой…

И Нарро лишь возвращал ей то, что она когда-то ему подарила. От него не убудет. Как ни странно, когда делишься силой подобным образом, собственная не уменьшается.

И он чувствовал, как теплеет тело Лирин, наполняясь тем, что так ценили его сородичи. Она молодела, с лица медленно стирались морщины, губы становились красными, а щёки — нежно-розовыми. И волосы… Они густели, разглаживались и блестели, как настоящее золото.

— Просыпайся, Лириэн, — прошептал Нарро, сжимая руку сестры и нежно целуя её в висок.

Она послушно открыла глаза. Ярко-жёлтые.

Ара.

— Лириэн? — повторила, глядя на Нарро с удивлением. Как будто спрашивала — почему я не умерла?

Он кивнул.

— Лириэн. «Сестра».

Глава 11

Я помню свой последний вздох. Короткий, как удар сердца. А дальше — ничего.

Темнота, чернильно-чёрная, без малейшего проблеска света. И никакой боли, чувств и воспоминаний. Ничего. Я летела сквозь эту темноту, всё дальше и дальше, и первое время мне чудилось, будто я что-то забыла там, позади, что-то очень важное, но потом и это тоже ушло.

Чернильно-чёрное пространство сменилось не менее чёрной водой, которая сомкнулась у меня над головой, принимая в свои объятия. Я открыла рот от неожиданности… и ничего не случилось. Вода была ласковой, она действительно обнимала, а не топила.

Мне казалось, что я растворяюсь. Она будто вымывала что-то из меня и забирала себе. И наверное, навсегда.

Не знаю, сколько времени я провела в воде, но постепенно море почернело и стало холодеть. Оно больше не было ласковым. Поначалу всего лишь холодное, через некоторое время оно стало ледяным и начало колоть кожу обжигающе-ледяными ножами. Я выбилась из сил. Чёрная, тяжёлая вода сомкнулась у меня над головой, будто нажимая на макушку большой рукой, стремясь поскорее утопить. Я открыла рот — вода залилась в глотку, перекрывая дыхание, перед глазами что-то замелькало…

Я умираю?

Нет, нет, не может быть, я ведь уже умерла.

А что это такое — я?

Нет, не так.

Кто я такая? Кто?

Я должна вспомнить. Обязательно должна. Если я вспомню, то смогу вернуться!

Я помню…

Яркий солнечный день, и тёплая вода в озере, и мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами, который мчался за мной, рассекая водную гладь озера, и весёлый смех… И нежный поцелуй… «Моя любимая волчица»…

Я забила ногами по воде, изо всех сил заработала руками и, вынырнув на поверхность, закричала так громко, как могла:

— РОНАЛЬДА!!!

Яркая вспышка ослепила.

Море исчезло.

А потом пришла боль.

Она была невыносимой. Каждую клеточку тела — и снаружи, и изнутри — будто пронзило острым кинжалом. Грудь пекло, из горла лилась кровь, дышать было невозможно, я хотела закричать, но не могла.

— Элли, держи крепче!

Этот голос… Откуда я его знаю?

Очередная волна боли заставила забыть обо всём. Я застонала, задыхаясь от хлещущей горлом крови, заметалась из стороны в сторону… И открыла глаза.

Я по-прежнему была в чернильно-чёрном пространстве, только теперь из моих рук, из вен, росли чёрные верёвки, уходящие в никуда. В груди торчал не менее чёрный и будто бы деревянный кол, а всё тело опутывала яркая нить магии Света, похожая на сверкающую и тонкую паутинку кружев.

Я закашлялась и сплюнула очередной сгусток чёрной крови. А потом, подняв голову, обнаружила, что ко мне кто-то приближается. Этот кто-то светился от магии и был таким обжигающе горячим, что я заметалась в ужасе — становилось всё больнее и больнее, мне казалось, я сейчас начну плавиться.

Но чёрные верёвки — да и светлая паутина тоже — держали крепко.

Он подошёл вплотную и, схватившись обеими руками за торчащий из моей груди кол, потянул его на себя.

— А-А-А-А!!!!

Как же больно!!!

— Послушай меня, Рональда, — сказал кто-то очень тихо — из-за слёз, застилающих глаза, я не видела, кто он, — всего этого не существует. Оно есть лишь в твоей голове. Понимаешь? Нет никаких кольев и верёвок.

Я хотела сказать, что может, их и нет, но боль-то есть!

— Позволь мне помочь. Пока ты сопротивляешься, я не смогу достать сердце проклятья. Доверься мне.

Я кивнула. Почему-то не могла ему отказать.

Слёзы хлынули из глаз, когда он схватился за кол и резким движением выдернул его из груди. Оттуда моментально потекла чёрная кровь, а на груди осталась огромная рваная рана. Но продолжалось это недолго — чьи-то большие руки легли мне под шею, из ладоней полился Свет, и рана затянулась.

Охватившее меня облечение сложно передать словами. Я тихо, но как-то хрипло вздохнула и подняла голову.

На меня смотрели удивительные глаза. Знакомые, и в то же время не знакомые. Голубые, как небо, и только вокруг зрачка — ослепительно-яркие жёлтые искорки… Как снежинки во время метели. Красиво!

— Рональда, — сказал он, осторожно обнимая меня за талию. — Сейчас будет очень больно. Ещё больнее, чем раньше. Но по-другому никак. Я буду держать тебя, так что ничего не бойся. Всё будет хорошо, нужно только немного потерпеть. Совсем немного.

Я кивнула.

— Умница. Элли, имей в виду, она будет сопротивляться. На счёт три. Раз, два, три!

Это случилось так неожиданно, что в первый момент я ничего не поняла. А потом было слишком поздно.

Отпустив меня на секунду на счёт «два», он перерезал выпущенными когтями обе верёвки, выходящие из моих запястий, а на счёт «три» уже вновь держал за талию.

Опутывающие тело нити из Света засветились сильнее, я почувствовала рывок… А потом всё слилось в единый комок бесконечной боли.

Я закричала и вцепилась в спину того, кто держал меня, раздирая её до крови. Заметалась из стороны в сторону, потому что Свет… он обжигал меня, выжигал все вены и артерии изнутри, заменяя их на чистый огонь.

Больно!!!

— Терпи, Ро, милая моя… Терпи…

Это было невозможно терпеть. И я кричала, кричала что было сил, не зная уже, сон это или явь, не зная ничего, кроме одного — никогда раньше мне не было так больно.

Последним, что я увидела перед тем, как наконец потерять сознание, были бледные и уставшие лица Нарро и Эллейн, а ещё белый потолок и кусочек окна с поднимающимся над домами солнцем….

Сон был удивительно сладким.

Подо мной и вокруг меня будто находилось облако. Мягкое, невесомое, ласковое, оно обнимало и дарило то, чего мне так не хватало с самого рождения.

Я ничего не видела и ни о чём не думала. Не знаю, сколько времени это длилось, но иногда в мой сон проникали голоса. Взволнованные и спокойные, знакомые и не очень, эти голоса обсуждали что-то, спорили, кричали и даже плакали… Мне было всё равно.

Иногда, когда сон становился особенно глубоким, я чувствовала запах, казавшийся мне таким родным, будто он был продолжением меня самой. Я улыбалась и тянула руку к тому, кто осторожно касался ладонью моего лба, словно проверял температуру, но… я не могла пошевелиться. И запах постепенно становился всё слабее, пока не угасал совсем.

Мне не было грустно. Я знала, что он должен уйти. И просто отпускала — раз за разом погружаясь в самый сладкий из снов без сновидений… Снов, в котором не было места ни горю, ни боли, только молчаливому спокойствию.