«С Эдди в любом случае всё будет в порядке. Ты понимаешь? В любом случае».

Как же так, Ари?!

Проклятье чёрной крови — неснимаемое. Необратимое. О каком любом случае ты говорила?!

«Есть один способ, но для этого… придётся пожертвовать жизнью. Нужно заменить кровь проклятого на собственную, а его кровь забрать себе».

Слова императора полыхнули яркой вспышкой в моём сознании.

Заменить кровь на собственную…

Эдди вновь закашлялся и стал захлёбываться. На мгновение я прикрыла глаза, чувствуя, как моя волчица начинает беспокойно выть и царапаться, ощущая опасность для своего волчонка.

Нет. Не отдам! Зубами вцеплюсь, когтями рвать буду. Не отдам!!!

Кем бы ты ни был, маг Крови, я не отдам тебе сына. Никогда!

Зарычав, я позволила волчице чуть больше — выпустила когти на обеих руках и резким движением разорвала ими вены на запястьях…

— Ронни…

Этот голос, такой родной, но сейчас не нужный. Мешает. Не надо мешать! Сосредоточиться. Надо сосредоточиться.

— Отойди! — зарычала, на мгновение обернувшись, и Грэй вздрогнул, увидев изменившееся лицо…

Клыки, острые и длинные, морщины на носу, как у волков, когда они скалятся, а в глазах кружатся, как бешеные, жёлтые искорки, превращая радужку из голубой в золотую.

— Волчица…

Ещё раз рыкнула, недовольно, но не зло, отвернулась… и, склонившись над Эдди, порвала когтями запястья мальчика, прижала к ним свои, из которых уже текла кровь — не чёрная, обычная — и зашептала…

Плечи волчицы задрожали, их с мальчиком руки окружил слепящий круг Света, и изо рта Эдди наконец перестала течь чёрная кровь.

Несколько секунд — и недовольный рык, вновь разорванные запястья — и то же самое, прижимать, шептать, лить Свет. Свет — противоположность Тьме, которая нужна, чтобы наложить проклятье, он поможет…

Когда волчица закончила работу и обернулась — она перестала быть волчицей…

Я позволила ей больше, потому что волчица сильнее и быстрее. И только когда щёк Эдди коснулся румянец, я наконец стала собой и, обернувшись к застывшему за плечом Грэю, почувствовала, как меня всё сильнее утягивает в темноту.

Она звала — прекрасная, чёрная, безмолвная и беспамятная. И я знала, что уже не смогу противиться — отдала все силы сыну. Всю кровь, всю жизнь…

Он будет жить. Я хотела сказать это Грэю, но не успела. Я уже не принадлежала самой себе.

Я умерла.

Глава 7

Старик Родэн любил дождь. Хотя так было не всегда.

Когда-то давно он, как и остальные оборотни, дождь ненавидел. А за что его любить? Сырость, слякоть, и чихать тянет. Все оборотни не любят дождь, и когда с неба льёт, они предпочитают находиться дома, в тепле и сухости.

Родэн же выходил на крыльцо, садился в старое кресло и смотрел. И дышал. Дышал чистым, свежим воздухом, в котором было столько разных оттенков запахов, что у него чесался нос.

В такие минуты он был почти счастлив. Ему казалось, что вода смывает не только грязь, но и его грехи. Чудилось, будто он вернулся туда, почти на столетие назад, и его Мара по-прежнему беременна первым ребёнком… И ничего этого не было, не случалось. Рэйнар не умирал, и Лирин осталась такой же весёлой и беззаботной, и её волосы светлые, а вовсе не седые. И никогда в деревне белых волков не рождался горбун, никогда. Только Дэйнар, сын Родэна и Мары.

Старик вздыхал и украдкой вытирал глаза — так, чтобы жена не видела. Она обычно тоже сидела рядом и смотрела на дождь.

Они не разговаривали. Да им и не нужно было разговаривать. Всё уже сказано и сделано. Жизнь почти прожита, и ничего не вернуть, не исправить.

И старики не верили, что когда-нибудь дождутся прощения. Да и, по правде говоря, они считали, что вовсе его не заслуживают.

А то, чего заслуживают, они уже получили.

В тот день дождь шел с утра до самого вечера. А когда наступили сумерки, Родэн решил прогуляться.

Он и сам не понял, зачем пошёл в деревню. Что-то будто тянуло его туда, и он покорно побрёл в ту сторону, куда его тянуло.

Старик не сразу понял — то, что он слышит, вовсе не призраки прошлого, не его собственные мысли, а реальные события. Настоящие звуки, смех, крики…

— Бей жабу!

— Да, так её!

— Давай, бросай!

Это было так похоже… Так похоже на то, что он когда-то слышал и не останавливал. И даже надеялся, что какой-нибудь случайный камень убьёт того, кого Родэн в мыслях теперь называл не иначе как «ирли» — сынок.

Спина, которая, как он думал, сгорбилась навсегда, вдруг выпрямилась. Старик вышел из-за угла… и застыл на секунду, вглядываясь в происходящее.

Толпа оборотней. Совсем юных, большинство не обращённые… И эти необращённые хватали камни с земли и бросали в девочку, что стояла шагах в десяти от них. Девочка не уворачивалась, не пыталась убежать. Просто стояла и смотрела на сородичей глазами, в которых…

Обречённость. Отчаяние. Боль.

Как же всё это было знакомо Родэну.

Она глядела на кого-то в толпе, остальных будто не замечая. Старик шагнул вперёд, намереваясь схватить за плечо ближайшего мальчишку — но в этот момент девочку в грудь ударил большой и острый камень, и она, сдавленно охнув, осела на землю.

— Бей!

Родэн только успел открыть рот — а в девочку уже летели камни. Один попал ей в лоб, другой прошёл по касательной, задев висок, третий ударил по пальцам руки, которыми она сжимала голову… Но ни вскрика, ни стона, ни всхлипа… Она молчала.

В воздухе сильно запахло её кровью — и Родэн очнулся.

— Стойте! — закричал он так громко, как мог.

Дети действительно остановились. Обернулись, с недоумением разглядывая старика, очевидно, не признавая в нём жителя деревни. Оно и немудрено — Родэн был в ней редким гостем. Всё необходимое для жизни им с Марой либо приносила Лирин, либо они выращивали это сами в огороде.

— Убирайтесь. Брысь отсюда! — Он махнул рукой с зажатой в ней старой клюкой, даже легонько ударил ею ближайшего мальчишку.

— Но…

— Никаких «но». Брысь, я сказал! А не то всем уши надеру. Пошли прочь!

Они недовольно заворчали, но послушались.

Пока ещё Родэн был сильнее молодых оборотней. Да, пока ещё…

Старик, опираясь на клюку, подошёл к девочке. Она по-прежнему продолжала сидеть на земле, в грязи, и по её рукам и голове текла кровь.

Родэн неуверенно наклонился и прикоснулся к её плечу. Девочка не реагировала. Тогда старик чуть потряс её. Она вздрогнула и подняла голову.

Ох… Лучше бы он этого не видел. Нет, дело было не только в ссадинах, царапинах, синяках и шишках, обильно украшавших лицо девочки. И не в крови, которая текла по её лбу, носу и подбородку тоненьким, но быстрым ручейком.

Её глаза. Родэн уже давно не видел таких глаз…

Ярко-голубые. Точь-в-точь, как у сына.

— Встань, — прошептал он. Девочка съёжилась, будто ожидала удара, и старик успокаивающе погладил её по плечу. Не помогло — ребёнок сжался ещё больше. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Встань, пожалуйста. Здесь грязно.

Несколько секунд она смотрела на него непонимающими глазами, но потом всё-таки поднялась. Правда, не без его помощи. Чуть поморщилась от боли, когда Родэн схватил её за повреждённое запястье — оно было синего цвета — и заскрипела зубами, встав на левую ногу. Но не издала ни стона, ни всхлипа, словно стеснялась своей боли.

— Пойдём.

Девочка покорно пошла за ним. Она явно старалась не хромать, а Родэн украдкой рассматривал её.