Я второй раз отметил, как близко она принимает к сердцу чужое горе. Неожиданно. Молодежь, сдаваемая сюда, не отличается повышенной сентиментальностью и сочувствием.

– Здесь ничего не делается без моего ведома. И ничего не происходит просто так. Для всего есть причина, – тут я решил использовать повод и напугать девчонку. – Для смирительной рубашки тоже.

Екатерина вздрогнула и подняла на меня взгляд, ожидая такой же душещипательной оправдательной истории для смирительных рубашек. Но я не собирался задерживаться здесь дольше положенного.

– Привыкай. Шесть других преподавателей живут на первом этаже академии. У нас есть психолог, с ним откровенные беседы обязательны. Когда ты познакомишься с ними и с другими студентами, тогда у тебя появится право судить. А пока воздержись от необоснованных предположений, – я направился к двери. – Следуй за мной.

Она повиновалась без попытки вставить свое ценное мнение.

Освежающее изменение. Хотя и длилось, разумеется, недолго.

Я успел отвести ее вниз по лестнице и через главное здание, когда на первом этаже столкнулся с группой студентов, бегущих в подготовленный обеденный зал.

Вчера начался новый учебный год, и они радовались встрече с друзьями после летних каникул, знакомились с первокурсниками.

Если бы все пошло по-другому, я бы позволил Снежиной присоединиться к празднику. Но вместо этого я пошел дальше, ожидая, что она последует за мной.

Снежина задержалась у входа в зал, засмотревшись на веселящихся студентов.

– Чем они заняты?

– Еда, танцы, развлечения. Студенческая вечеринка, в общем. Все то, чего у тебя не будет. Ты наказана.

– Да пофиг.

Я завернул за следующий угол, не сбавляя скорости.

– Не отставай и помолчи пока, – бросил не глядя.

– Ужин теперь тоже привилегия? – Екатерина заторопилась за мной. – Я проголодалась вообще-то.

– Тебе следовало подумать об этом прежде, чем открывать рот. Тогда и сейчас.

Я остановился и сделал паузу, ощущая злую радость от вида пойманной и выброшенной на берег рыбы по имени Катя.

– Ну ладно… Поймали. Что теперь? Еще раз накажете? Двойное наказание в первый же день?

– Когда ты делаешь ошибку – ты учишься на ней.

Она фыркнула.

– Я не собака Павлова, чтобы отрабатывать на мне условные рефлексы.

– А я не делаю исключений ни для одного студента. Ни для кого. Каждое неповиновение, оскорбление или грубый жест будут пресекаться. Кивни, если понимаешь. Кивни молча!

Она сжала челюсти. Скрестила руки. Перенесла вес с ноги на ногу. Выдохнула. И только тогда кивнула.

– Хорошо. А теперь перестань волочить ноги, распрями спину – и не отставай от меня ни на шаг.

Клянусь богом, в которого я не верю, что в глубине ее глаз сверкнуло пламя. Но я и не таких ведьм укрощал в своей академии.

ШЕРЕМЕТЬЕВ

До спальных корпусов десять минут ходьбы и подъем на третий этаж.

Екатерина еле поспевала за моим широким шагом, выдвинув подбородок вперед в знак недовольства. Всем видом выражая обиженную девчонку.

На кого она обижена? На меня или на мать?

Черт. Но это… Это сексуально.

Я хватанул воздух. Да, в ней было и еще кое-что привлекательное.

Ее молчание.

Сладкая, славная тишина.

Когда она не разговаривала, то казалась старше. Более зрелой. Обладая гибкой фигурой и уверенной походкой, она держалась изящно и грациозно.

Она очень старалась изобразить неповиновение и враждебность, но когда теряла бдительность, ее выдала натура.

Девочка привыкла подчиняться. Покорное послушание богатым родителям и как следствие, послушная жена выбранному жениху.

– Мы вышли из главного здания, – сообщил я, помогая ей сориентироваться внутри академии. – Здесь расположены классы, офисы, библиотека и столовая. Впереди общежитие. Все студенты должны быть в своих комнатах с девяти вечера. Свет погаснет в десять. Выходить из комнат до самого рассвета нельзя.

Екатерина упрямо молчала, даже не оглядываясь, чтобы посмотреть куда я показываю.

Упрямость с покорностью – опасное сочетание, к которому в прошлой жизни я имел слабость…

– Тут есть спортивная площадка, спортзал и театр. За пределы академии студенты не выходят. Или исключительно в сопровождении.

– Ок. Поняла. Свидания запрещены, – огрызнулась Снежина.

– Есть регулярные общественные мероприятия. Есть психолог, его посещение обязательно.

– Психолог? – она остановилась, ее глаза округлились. – Опять?!

– Он следит за состоянием студентов. Часы с ним обязательны к посещению.

– Ну да, шизофрения не вера, тут выбора не оставляют… – она поморщилась, но продолжила идти. – А если психолог подтвердит, что я нормальная?

– Ты теперь студентка, Снежина. Пока являешься ей будешь следовать правилам. Психолог – часть правил.

– Все веселее и веселее!

– Девяносто процентов из студентов реагируют так, как вы сейчас реагируете. Они изменили свое отношение, и вы измените.

– А остальные десять процентов?

– Переводятся на спецрежим.

Она не спрашивала про спецрежим, а я не стал себя утруждать объяснением.

Мы вошли в общежитие. Я нечасто заходил в это крыло здания. Я избегал его – слишком много юношеских гормонов и розовых соплей с оборками. Не говоря уже о том, что я боялся пройти мимо открытой двери и увидеть что-то, что заставило бы меня принимать неудобное решение.

Личные границы остаются личными даже здесь. Комендант общежития, следил за правилами проживания, Алекс – за их безопасностью. Мне достаточно было только изредка появляться и решать внештатные ситуации.

– Твоя комната. Чемодан чуть позднее доставит Александр, когда досмотрит его.

Снежина скривила губы после нашего неприятного разговора, обошла меня и резко развернулась:

– Обещаю, что превращу твою жизнь в ад.

Я сдержал дьявольскую улыбку. Показная покорность резко сменяющаяся дерзостью меня заводили. Будет приятно следить за ее очищением и преображением.

– Круги уже смыкаются. Но не вокруг меня, Екатерина, – одернул я гордячку, но она тут же захлопнула дверь перед моим носом.

Я не успел отойти от комнаты, когда дверь снова распахнулась.

– Я буду жить не одна?

Пришлось повернуться, чтобы еще раз полюбоваться рассерженным и растерянным лицом Снежиной.

– Нет, с тобой живет Дарья. – Пока она снова не закрыла дверь, обратил внимание на вторую дверь внутри их комнаты. – Ванная одна на комнату.

Екатерина сделала шаг назад, при мне распахнула дверь в санузел и включила свет.

Она вытянула шею, вглядываясь в спартанское убранство. Две односпальные кровати, письменный стол и прикроватная тумбочка. В ванной только душевая кабина, умывальник, полка для гигиенических принадлежностей и унитаз.

– Тут все просматривается? – повернула голову Екатерина на камеру, висящую под потолком в коридоре.

– В личных комнатах нет камер, – я все еще стоял в дверях. – И нет замков.

Теперь Снежина не торопилась прерывать разговор, и я добавил:

– Справочник для студентов лежит на столе. Прочти перед сном. В нем ты найдешь правила и основную информацию, например, о дресс-коде. Общий сбор в семь утра. Будь внизу ровно в шесть сорок пять.

Она осмотрела комнату рассеянным взглядом, все еще не двигаясь с места. Затем вздохнула и посмотрела на меня иначе. Вздрогнула и произнесла, мило покраснев:

– Прошу прощения за высказанное неуважение. Я не специально. Это все от страха.

Даже руки на груди сложила и ресницами хлопнула.

Я молчал, ожидая, чем закончится это представление.

– А теперь можно мне вернуть телефон, пожалуйста? – она снова взмахнула ресницами, и я уверен в прежней жизни ей это всегда помогало.

– Можно.

О, как же она обрадовалась!

– Но не сегодня, – подчеркнул я. – Теперь ты можешь закрыть дверь с той стороны. Сегодня ты останешься там до утра.

Ее челюсти сжались.