Боже, как я скучаю по нему.

Я долго стояла, глядя в темноту ночи.

Отсутствие Шереметьева было болезненным способом повзрослеть. Он не был ошибкой. Я никогда не пожалею о времени, проведенном с ним.

Он научил меня, что лучшее в жизни дается нелегко.

Он научил меня любить.

Только не научил, как мне жить без него.

ЕКАТЕРИНА

Я сидел напротив матери за столом в зале заседаний. Отец сидел с торца, но не возглавлял стол, это был зал заседаний семьи Тимура. Расположенный на верхнем этаже их корпоративного офиса, он выходил окнами на сверкающую сталь центра столицы.

Помимо нашей семьи здесь сидели все наши помощники и юристы. Другая половина стола была пуста. Мы ждали семью Тимура и их команды юристов.

Они вызвали нас сюда, чтобы подписать свидетельство о браке и договор о слиянии.

Прошло три месяца с тех пор, как я не видела Шереметьева, и боль все еще была такой же острой, как в тот день, когда я ушла от него. Я выжила, но не жила.

Я еле дышала.

А он так и не пришел, хотя обещал не оставлять меня.

Папа забарабанил по столу дорогой ручкой, удерживая комнату в напряжении.

Потом замер.

— Им это слияние нужно так же, как и нам. Даже больше. Странно, что они оттягивают важную встречу. Не хочу сюрпризов.

— Я хочу, чтобы ты знала, — вдруг наклонилась ко мне мама, — мы ценим то, что ты делаешь для нас, Катенька.

— Мы любим тебя, Катя, — добавил отец и мягко улыбнулся.

За столом появилось еще несколько ободряющих улыбок. Но мое сердце забилось от невыносимой боли. Ничто не изменит того факта, что я обречена ими. По любви или нет, но это они подписали меня на брак.

— Где они? — наш главный юрист взглянул на часы.

— Ожидание чертовски утомляет, — не сдержалась я.

— Скоро все кончится, — произнесла мать. — Твой жених…

Дверь открылась, и поток костюмов ворвался в комнату. Юристы, должностные лица корпораций, за ними родители Тимура. Мои будущие родственники.

Но его самого в зале не было.

Приветствия разнеслись по комнате, и я начала исчезать, отстраняясь, отступая внутрь себя.

Я не хотела быть здесь.

Все было слишком реально. Слишком уж окончательно.

— Спасибо, что пришли сюда, извините за ожидание… Мы просто ждем кое-кого…

В холле послышались шаги, привлекшие мое внимание к двери. Все в комнате повернулись на звук шагов. Наверное сейчас появится Тимур. Сюрприз!

Но когда этот мужчина вошел внутрь, я потеряла дар речи.

Четкий черный костюм, белая рубашка, черный галстук — Шереметьев был одет, как и все в зале заседаний. Но я знала его тело под этой тканью, каждый волос, каждое родимое пятно, каждый изгиб мускулов.

Я знала удовольствие от этих рук, гладкость и густоту темных волос, падающих на мой живот, когда эти губы — идеальные точеные губы — ласкали меня между ног.

Я встала потерянная, ошеломленная и не доверяющая своим глазам.

Смотрела на его лицо, знакомую походку, но с таким же успехом он мог быть моей галлюцинацией.

Мой мозг не мог обработать образ Шереметьева Игоря Александровича в костюме в зале заседаний, стоящего среди моей семьи.

Зачем он здесь? Почему никто в комнате не удивился, увидев его?

Может это все же Тимур, а я брежу? Схожу с ума?

Его взгляд метнулся ко мне, задержавшись достаточно долго, чтобы растерзать мое сердце, прежде чем Шереметьев поприветствовал всех остальных.

Я повернулась, отчаянно ища поддержки у мамы.

Что происходит? Я безмолвно спрашивала ее. Помогите мне понять!

Но вперед вышел отец Тимура и громко заявил:

— Представляю вам нового владельца нашего холдинга, Шереметьева Игоря Александровича.

Я рухнула обратно в кресло, потрясенно глядя на Шереметьева. Комната закружилась. Я ухватилась за край стола, чтобы удержать равновесие.

Он купил компанию? Как? Когда? Что это значило для меня?

Юристы вытащили бумаги из портфелей, разговаривая на своем языке по поводу поправок и новых договоренностей. Мама с папой сидели такие же потрясенные, как и я.

Я не могла думать. Я не могла перестать смотреть на мужчину, который держал мое сердце в кулаке.

Его уверенное поведение не оставляло сомнения, что это временный фарс и скоро все раскроется. Он пожал руку моему отцу, и они обменялись парой слов как добрые приятели или крепкие партнеры по бизнесу.

Затем он встал во главе стола и выглядел так, словно рожден управлять этим миром. Все замолчали, уделяя ему все свое внимание.

У меня перехватило дыхание. Слезы потекли из глаз, как я ни пыталась их остановить.

Кто-то предложил мне платочек.

Шереметьев за две секунды оказался рядом и сам взял салфетку. Потом развернул мой стул и опустился на корточки передо мной. Я замерла, зная, что за нами наблюдает вся моя семья.

Медленно и нежно он положил большие пальцы на мои щеки и одним движением стер слезы. Его прикосновение током пробежало по моему телу, и мы оба затаили дыхание, пожирая друг друга глазами.

— Ты действительно здесь? — прошептала я.

— Я обещал тебе, — пробормотал он, — что останусь с тобой. Я пообещал, что смогу защитить тебя. Прости, что в тот день не защитил. Но я готовился выкупить тебя окончательно и только себе.

Я плакала сквозь смех.

— Ты согласна стать моей женой? — он убрал руки с моего лица, чтобы взять ручку, не отрывая глаз от меня, обращаясь к комнате. — Без твоего согласия новый договор подписать не получится.

— А как же слияние?

— Оно будет, только если ты согласишься стать моей, — он встал и повернул мой стул к столу.

Я посмотрела на маму и поймала заинтересованный взгляд. А вот папа смотрел на меня как на равную, до этого я была всего лишь разменная монета.

— Брак — ключевое условие слияния, Катя, — Шереметьев положил контракт передо мной и открыл его на последней странице.

Две подписи отсутствовали. Моя и его.

Я посмотрела на него.

Я доверяла ему безоговорочно. Теперь Шереметьев станет частью семейного бизнеса Снежиных. Или Снежины станут частью бизнеса Шереметьева.

Он удалил Тимура из уравнения.

Передо мной лежал договор о слиянии и браке между Шереметьевым Игорем Александровичем и моей семьей.

Но мне достаточно было взглянуть в напряженное лицо Шереметьева, чтобы понять, что он пришел не из-за денег.

Он здесь ради любви.

Я встретился взглядом с Шереметьевым. Когда же мое сердце перестанет скакать при виде его?

— Ты все еще ректор?

— Я отдал свою должность Алексу месяц назад. Но мы с тобой оба знаем, что я уволился задолго до этого.

Меня охватил трепет, и я оглядела зал, отмечая выражение лиц окружающих.

Я повернулся, впитывая магнетическое сияние его глаз. Он смотрел на меня так тревожно… Неужели думает, что я виню его в чем-то?

Шереметьев хотел увидеть мое выражение лица, когда я узнаю о новом контракте. Он хотел убедиться, что я одобряю его. Что я люблю его.

— Ты просишь меня выйти замуж? Просишь?

— Нет, Снежина, — он протянул ручку. — Я приказываю тебе выйти за меня замуж.

Я взяла ручку.

Слова расплывались сквозь слезы, пока я подписывала.

Он расписался за мной.

— Поздравляю, Катя, — тихо прошептал Игорь мне на ухо.

Облегчение было ощутимым. Я чувствовала его. Купалась в нем.

Игорь схватил меня за руку и поднял на ноги, переплетая наши пальцы в безмолвном обещании. Он не отпускал меня. Не сейчас. Никогда.

Мои родители обнимала меня на выходе. Сотрудники прощались.

— Я ведь могла отказаться, — заметила я. — Ты предоставил мне выбор! С Тимуром у меня не было такого права.

— Катя, я верю только в то, что счастливым можно стать, если сам выбираешь, какой дорогой ты пойдешь к счастью.

Я отступила и упала на ближайший стул.

— Я собирал о тебе все новости за последние три месяца. Каждый день. Каждую деталь. Я знаю, как мало ты спала, как мало ела, как много плакала. Это красивая боль… Но была ли ты счастлива?