Поэтому я выбрал себе путь отшельника. Отгородился от общества и его соблазнов. Запер себя в тисках каменных стен и дисциплины. И до сих пор, капля за каплей, вытравливаю из себя искушение.

Я дал обет безбрачия. Он сдерживает меня от полного падения и превращения в безумного похотливого зверя.

А Екатерина… Катя… соблазн для большинства мужчин, но я не вхожу в их число. Она слишком юна и не вызывает во меня желания, которое требуется укрощать.

Ее мать может с чистой совестью оставить свою дочь на мое попечение, не боясь, что я или кто-то из моих сотрудников подхватит девицу под талию, сдернет юбку и трахнет прямо на столе…

Я сморгнул, ругая себя за странные фантазии и отгоняя глупые видения.

На меня работали профессиональные специалисты. Психологи, наркологи, педагоги, трудовики. В академии есть приходящий священник, профессора на пенсии, пожилые вдовы и несколько супружеских пар. Я отбирал персонал очень тщательно, ведь они работали с высшим цветом нации, с будущим поколением олигархов.

И получали за это немалые деньги.

Просто я уже забыл, как накрывают эмоции от сексуального желания. Девять лет назад я выбрал путь отказа. Исключил для себя любые искушения.

И как только что понял, это было лучшее решение, возможно, единственное, чтобы не повторить ошибку.

Благодаря отказу от сильных эмоций я освоил железный контроль.

У Кати, несмотря на ее ангельскую внешность наверняка есть свой грех, и не один. А значит есть и своя болевая точка, на которую я буду давить с нескрываемым наслаждением.

– Вы внесли некоторые требования к нашему уставу академии, – я посмотрел на Светлану Снежину, заставляя и ее взглянуть на меня, – я на них согласился, только потому, что они не противоречат общему направлению воспитательной деятельности.

Мать Екатерины кивнула, подтверждая, что понимает.

– Моей девочке нельзя пропускать обучение. Я хочу, чтобы она продолжала заниматься на дистанционном обучении с репетиторами.

Студентка резко вскинула голову, в удивлении округлив глаза и вопросительно переводя взгляд с меня на мать и обратно.

– Но при условии, что она не станет исключением в числе прочих студентов. Ее обучение… дистанционное… будет проходить только после того, как она закончит дневную программу академии и уложится по времени в установленный режим.

Светлана снова кивнула, отводя взгляд от настойчивого дочери.

– Мам, я не совсем поняла… Здесь в академии нет преподавателей? Тогда чему меня тут будут учить? Мам, зачем ты настояла на переводе? Что здесь за программа, если ты оставляешь репетиторов?

Ее тон возрастал с каждым вопросом, пока не сорвался на крик.

Я постарался скрыть усмешку. Мне самому интересно, что ответит ей мать.

Будет обвинять в распутстве? Неумеренном потреблении алкоголя, а может наркотиков? В чем нагрешила ее дочь, что она упекает своего прекрасного ангела в моей академии для конченых мажоров?

Я сложил руки за спиной, смакуя напряженность в плечах старшей Снежиной. Но та молчала, только красные пятна пошли по ее лицу, портя совершенную внешность.

– Если у вас с этим проблемы, – вмешался я в разговор, – откажитесь прямо сейчас. Уезжайте и забирайте свою дочь.

– Мам, вообще, я совершеннолетняя, – встрепенулась Екатерина, вдруг обнаружив лазейку в моих словах. – Ты не вправе упекать меня в психушку. Ведь я еще и дееспособная? Я не останусь здесь!

– Останешься, – твердым и на удивление холодным тоном отрезала Светлана. – Если хочешь сохранить свою жизнь и не потерять наследство, ты останешься здесь и будешь выполнять все, что тебе велят.

Я надеялся на отповедь и приоткрытые шкафы со скелетами, но нет. Никаких подробностей я не получил. Жаль.

Мне все равно останутся они или уйдут. Но мне важно было подчеркнуть, что Снежина не станет здесь исключением! Я не делаю исключений никому. Екатерина будет занята здесь весь день, и это может стать серьезной помехой в занятиях с репетиторами.

Удивительно, что Екатерине было что сказать по этому поводу.

– Но, мам, папа…

– Папа со мной согласен. Так будет лучше для всех. И для тебя.

– Ты серьезно?! Ты видела решетки на окнах? Может они еще и смирительные рубашки надевают на студентов вместо формы? А наказания в уставе прописаны? Они тут применяются?

Я с удовольствием смотрел на Светлану, ожидая ее реакции. Она знала про наказания. И хотела также исключить их из воспитательного процесса дочери. Я отказался. Если дочь будет нарушать правила академии, она будет подвергаться наказаниям, как и все остальные.

– Просто слушайся и не нарушай правила. И все будет хорошо.

Екатерина вскочила:

– Ты с ума сошла? Вы оба с папой сошли с ума!

– Сядь, – оборвал я начинающуюся истерику. – А вам пора уезжать. Прощайте, – обронил я Светлане.

Та подхватила сумочку, телефон и встала лицом к лицу.

– Я была права насчет вас. Вы жесткий и бескомпромиссный. Но вы дали мне слово, что тут она будет в безопасности. Вам лучше его сдержать. Или ваша репутация пострадает.

И тут мне нечем было крыть. Она действительно права на все сто.

– Катя, слушайся господина Шереметьева. До каникул мы не приедем. Общение сократим до минимума. В твоих же интересах.

– Мам, какое общение? Как будто у нас когда-то был максимум! – не сдержалась Екатерина.

Мать не ответила. Прощания как такого не было. Ни поцелуев, ни объятий, только полуулыбка и быстрые шаги к выходу.

Я обратил внимание на девушку. Осанку все еще держит, но демонстративно отвернулась в сторону от двери. Мне не нужно видеть ее глаза, чтобы знать, что они блестят от слез.

Растерянность – это нормально. Только я не могу стоять над ней весь месяц, который требуется для частичной адаптации. Мой метод – сразу в воду.

– Сдай телефон.

– Что?!

Я протянул к ней ладонь, жестом заставляя поторопиться. Она упрямо покачала головой.

– Жаль будет начинать твое знакомство с академией с наказания.

Примерно через три секунды она переваривала это заявление, прежде чем вылить на меня.

Три.

Ее дыхание участилось.

Два.

Она сжала кулаки.

Один.

– Отправьте меня домой! – Екатерина повернулась ко мне лицом. – Мне здесь не место. Мне плевать, что думают отец с матерью. Я не буду выполнять ваши глупые правила. А вы сильно пожалеете, что я здесь. Верните ее, пока есть время. Скажите, что передумали. Идите же, пока она не ушла! Скажите, что я не подхожу для вашей академии!

– Нет, – спокойно прервал я ее эмоциональные вспышки.

– Может, я неясно выразилась? – она скрипнула зубами. – Я собираюсь испортить вам каждый день моего пребывания в этой психушке! Я никогда не была послушной девочкой. Вам не удастся перевоспитать меня.

– Это нормально. Ты на стадии отрицания. Она пройдет быстро, наши наказания помогут пройти тебе все пять стадий экстерном.

– А черту ваши наказания! Ты не посмеешь, – ее подбородок дернулся назад. – Папа не позволит!

– Ни папа, ни мама не увидят и не услышат тебя до самых каникул. Сдай телефон.

– Нет, но этого не может быть… Это ненормально! Ты ненормальный… Все эти решетки… Это не академия, да? Я угадала – психушка?

Пришло время научить ее нескольким вещам.

Я сел на край стола рядом с ней.

– Здесь райское место, но увидеть и оценить его способен не каждый. Живописное чистое место, замечательный воздух. К нам часто прилетают несколько соколов, спускаются вниз с гор. В последнее время даже стали гнездиться на крыше академии. И это стало проблемой. Погодки начали влетать в стекла и ломать себе шеи. После третьего погибшего сокола я установил решетки на окна всех этажей. Но ради тебя, Катя, мы можем их снять. Чтобы ты чувствовала себя здесь комфортнее. Сколько смертей ты хочешь увидеть, прежде чем попросишь вернуть решетки на окна?

Из взгляда Снежиной сразу пропала злоба и сменилась растерянностью.

– Простите, я не хотела… Я не знала… П-простите.