— Раздевайся.

— Что?

— Раздевайся. Я хочу трахнуть тебя. Я слишком долго этого ждал и упустил возможность быть твоим первым.

— М-мои родители убьют тебя.

— Они не узнают, — усмехнулся он.

Я так и предполагала. Он изнасилует меня, а потом убьет… Обо мне не узнают ни родители, ни Шереметьев.

— А если ты будешь болтать, что встречаешься со мной, я покажу твоим родителям эту пикантную фотографию. А потом покажу ее твоему муженьку. Как думаешь, его впечатлит, какая ты шлюха?

Меня просто перекосило от злости на этого придурка. Я схватила с тумбочки первое, что попалось под руку, и с силой ударила Степана по лицу.

Он вскрикнул, отшатнулся и прикрыл щеку рукой. Я посмотрела на зонт, который сжимала в дрожащей руке.

— Не подходи, — звенящим голосом произнесла я, а потом не думая, выскочила на улицу и понеслась от дома прочь.

Я понимала, что он за мной погонится, но так надеялась, что устанет и не тронет меня. Или я хотя бы отсрочу время, ведь не станет он трахать меня в сугробе?

Одно я знала точно, этот придурок придумал, что влюблен в меня, но убивать по крайней мере не собирается.

Степан налетел на меня сзади. Сбил с ног. Мы оба повалились в сугроб. Я отбивалась, закапываясь все глубже и отпинываясь от парня.

Он злился и пытался выдернуть меня из сугроба, но каждый раз получал пяткой то по руке, то в грудь, то в бедро.

И все же силы были неравны… Степан скрути меня как щенка, взвалил на плечо и поволок обратно в дом. Только тогда, все еще сопротивляясь ему, я заметила огни фар на дороге. Они были еще далеко, но здесь не ездили проезжие машины! Кто-то направлялся в дом Шереметьева, и мне было пофиг кто, лишь бы скорее приехал и спас меня от насильника.

В доме Степан сразу потащил меня к кровати, бросил на нее и стал стягивать с себя ремень.

— Зачем? — испугалась я.

— Ты думаешь, я буду за тобой бегать по лесу? — зло бросил он, перехватил мне ремнем руки и привязал к спинке кровати.

Если бы это сделал Шереметьев, я бы уже текла сиропом от предвкушения. Но от методичных движений Степана мне стало плохо.

— Я давно мечтал развернуть тебя, как подарок, — вдруг признался парень изменившимся голосом. — Ждал, когда ты останешься в доме одна, а я смогу прокрасться к тебе в комнату и признаться в чувствах.

Степан неожиданно наклонился и разорвал на мне кофту и рубашку, оголив грудь.

Я не стала надевать бюстик, еще надеясь на возвращение Шереметьева, а теперь очень жалела об этом. Степан уставился голодными горящими глазами на мою грудь.

— Я буду кричать, — предупредила я.

— Не будешь, — прохрипел он, стянул с себя футболку, скомкал ее и затолкал мне в рот, вызывая рвотные позывы.

Я думала, что задохнусь, но лучше бы так и случилось, чем чувствовать все то, что стало происходить дальше.

Степан набросился на мою грудь, покрывая ее грубыми поцелуями, оставляя болезненные засосы. Он мял их пальцами, заставляя меня надрываться от боли с кляпом во рту. А когда его зубы вцепились в сосок, я сорвала горло, закашляла, из глаз полились слезы.

Где же та машина?

Где мой чертов спаситель?

А вдруг это дружок Степана и сейчас они разделят меня на двоих?!

Я закрыла глаза, пытаясь отрешиться от происходящего. Я тонула в боли и отвращении. Но мерзости становилось только больше.

Парень стянул с меня штаны и сунул свою лапищу в трусы. Я взвилсь и сразу заглохла, когда он с силой шлепнул по ягодице.

— Тварь. Какая же ты тварь, что отдалась не мне!

Под его руками затрещали трусы. Теперь Степан заговорил благоговейным тоном:

— Ты так прекрасна. Моя принцесса. Я влюбился в тебя с первой минуты, как увидел. Всегда знал, что вырасту и ты будешь моей.

Я сжалась, когда почувствовала его рот внизу… После болезненных укусов и ноющей груди, я ничего хорошего не ожидала.

Господи, пусть весь этот ужас поскорее закончится.

Я не открывала глаза, когда он сосал мои складки, когда трахал пальцами и злился, что я сухая, когда плевал мне на клитор, а потом растирал свои слюни между ног.

Я безмолвно рыдала и не переставала умолять, чтобы все поскорее кончилось. Я не смогу это пережить. Такого унижения и боли я не чувствовала даже при самых коварных наказаниях Шереметьева.

Степан не успел снять с себя штаны. Дверь в дом резко распахнулась, наверное ее выбили плечом, и в дверях спальни появился широкоплечий силуэт.

Спаситель или еще один насильник?

Я не понимала, кто это, но точно не Шереметьев. Его бы я узнала из тысячи.

— Убрал от нее руки, — гневно заорал Алекс.

От счастья я подобралась и постаралась сесть, чтобы свести ноги и не демонстрировать другу Игоря лишнее.

— Ты кто такой? — Степан медленно отпустил мои щиколотки и встал с постели. — Тебя сюда не звали. Это частная территория.

— Тот же вопрос. Какого хрена ты тут делаешь?

Дальше слов не последовало. Я не поняла, кто первый замахнулся, но в спальне началась драка. Парни махали кулаками, швыряли друг друга в стены, в мебель. Я визжала, когда кто-то падал на кровать, задевая меня.

Но я отчаянно болела за Алекса!

И когда он поднялся над лежащим на полу без сознания Степаном, я снова рыдала, но теперь от счастья!

Пока мы добирались до академии, я успела все ему рассказать. Алекс злился, что откладывал свой приезд, хотя Игорь просил его прибыть еще с утра.

— Но я подумал, что тебе и ему будет неловко, если я насутки останусь стобой в его доме, — оправдывался Алекс. — Потому решил приехать позднее и забрать тебя ночевать в академию. Какая ему разница ночью ты приедешь или утром?

Я устало клюнула носом. От переживания меня нещадно клонило в тяжелый сон-забытье. Но я должна была увидеть Шереметьева до того, как отрублюсь!

По дороге я все успела рассказать Алексу. Он не стал осматривать меня, но пообещал сразу передать в медпункт. Я ему верила.

Дозвониться до Игоря он не смог, связь в доме была неустойчива. Мы только загрузили в багажник связанного Степана, я надела на себя рубашку и кофту Игоря, которые нашла в шкафу, и выехали в академию. Звонить и решать будем оттуда.

Но я хотела предупредить Шереметьева, что теперь никаких отсрочек не будет! КОгда угроза устранена, родители не оставят меня в академии.

А еще телефон. Я должна была предупредить Игоря про фотографию.

Когда появилась академия, Алекс с тревогой спросил:

— Куда? Сначала к Шереметьеву или к врачу?

— К нему, — невнятно ответила я, имея в виду Игоря, но Алекс меня не понял.

Он остановился у арочных ворот, повернулся ко мне лицом.

— Мне очень жаль, Катя. Я знаю, как тебе больно. Поэтому отведу тебя к врачу, а потом найду Шереметьева.

— Нет, — я глубоко вздохнула, собираясь с силами. — Мне надо к нему...

— Успеешь. Поверь мне, он примчится сразу же.

— Хорошо, — проглотив комок страха, я открыла дверь, с помощью Алексадошла до дверей академии и вошла в холл.

Шереметьев стоял там.

Его взгляд переместился, отметив мой вид и побитое лицо Алекса.

Боль промелькнуло на его лице и исчезла в мгновение ока. Но я почувствовала ее, как тысячу ножей в моей груди.

— Что происходит? Почему Снежина ночью здесь?

Его пристальный взгляд переместился на Алекса, он словно перестал замечать меня, а может разозлился, что я в его свитере.

Мои глаза горели, но я запретила себе плакать. Алекс же даже не стал останавливаться.

— Вызывай врача. Срочно! Пусть осмотрит ее, а я тебе все расскажу.

— Нет, — воспротивилась я. — Сначала я…

— Ты потом, — отрезал Алекс. — Твое здоровье важнее.

Шереметьев поменялся в лице. Уже через пять минут я лежала в медицинском кабинете и меня осматривал врач. А мужчины вышли, чтобы не смущать меня при осмотре.

Я только слышала громоподобный рев Шереметьева и крик “Я убью его!”.

Когда меня выспросили обо всем, что болит, вкололи какое-то лекарство, и я уснула. Это был самый тяжелый и беспокойный сон, потому что я никак не могла предупредить Игоря об опасности, о фото, о родителях, которые не оставят меня в академии…