Испорченных людей слишком много. Я хорошо это знал. Я был одним из них и создал академию для таких, как я. Но я был уверен, что мои студенты уже не способны убивать, даже животных. Некоторые девушки до сих пор были под наблюдением психолога, но чтобы искать выход своей злобы в убийстве? Это явно психопатическое поведение, и тут нужен будет специалист посерьезнее.

— Зло нельзя объяснить, — я склонил над ней голову, пытаясь защитить от дождя. — Но оно не останется безнаказанным. Ни в этой жизни, ни в следующей.

Но чувство вины уже скрутилось холодом в моем животе. Если кого и надо было наказывать в этой жизни, так это меня.

Дождь прекратился.

Я внес Катю в дом и опустил на диван, не обращая внимание на стекающие с нее мокрые ручьи.

— Отдай мне коробку.

Ее пальцы разжались, и рыдание вырвалось из горла.

— Мне нужно посмотреть, что там.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что бушевало в груди Снежиной. Это было откровенное издевательство над ней. Забрать и зверски расправиться с единственным прирученным здесь другом. А ведь кто-то выследил ее, вычислил ее привязанность, чтобы наглядно расправиться.

Я отложил коробку в сторону и прижал дрожащую Снежину к своей груди.

Я грел ее теплом своего тела и одновременно доставал телефон из кармана. Отправив несколько быстрых сообщений, я отложил и его в сторону.

Катя все еще дрожала и с нее все еще текло.

Я медленно провел ладонью по шелковистой влажной коже ее бедра, добавляя себе мучения. Если бы я завел пальцы на несколько сантиметров выше, то достиг бы рая.

Я все еще дрожал от голодных, неудовлетворенных желаний, которые пробегали по каждому нерву в моем теле. Снежина сбежала из моей аудитории, но не из моих мыслей. Ни на секунду. И теперь, когда ее желанная задница прижалась к моему пульсирующему члену, я чувствовал себя помешанным на сексе, и терял контроль.

Я хотел увидеть рубцы на ее коже. Хотел их пощупать, укусить, зализать и добавить еще.

Только поэтому я сунул руку ей под юбку и фантазировал о том, как широко раздвинуть ноги и проткнуть ее такие же влажные и текущие дырочки. Она умоляла бы меня остановиться, что только подогрело бы трахнуть ее еще жестче.

— Игорь… Александрович? — она пошевелилась, явно накткнувшись на мою эрекцию. — Вы сейчас думаете не о летучей мыши, и как наказать убийцу?

Я думаю о тебе. Я всегда хочу тебя. Трахнуть. Даже когда ты убита горем.

— Думаю…. Думаю, с чего начать, — прохрипел я.

— Мне больно, — она провела рукой по моей мокрой щеке. — Успокой меня.

Но я ничего не мог сделать, чтобы забрать ее боль себе.

— Что ты хочешь, Катя? — а прикоснулся большим пальцем к ее щеке и проследил путь ее слез. — Скажи.

— Тебя…

Мои губы прижались к ее щеке, потягивая соленую влагу, пробуя ее горе и предлагая единственное утешение, которое я мог дать.

Обычно я ртом мало доставлял удовольствия студенткам, но я еще не забыл, как целовать женщину до бестолковости в голове.

Я согрел дыханием ее скулу, провел языком по изгибу, до мочки уха. Прикусил ее зубами. Задержался на уголке полных девичьих губ.

Катя приоткрыла рот, замирая на волосок от моих.

Вдох, выдох. Мы дышали вместе, зависая в состоянии между недопоцелуем. Всего миллиметр, и я могу взять ее, поглотить и никогда не отпускать. Не оставлять ее одну.

Я сам остановил ее, когда она решила преодолеть разделяющее нас расстояние вместо меня. Остановил, проклиная все на свете.

Катя убрала руку с моей груди. Я открыл глаза, а она посмотрела на коробку из-под обуви.

— Вы ее похороните? — она повернулась ко мне.

— Конечно.

— Спасибо.

Она снова выдохнула мне в рот.

— Катя… Мы не можем. Продолжения не будет.

— Знаю. Я просто…

Но договорить Снежина не успела, дверь хлопнула и раздались шаги.

В комнате появился Алекс в темном плаще, держа в руках спортивную сумку.

— Игорь, — начал он, но запнулся увидев рядом Катю, мягко улыбнулся ей и договорил: — Студентка Снежина.

Алекс поставил сумку на пол, подошел к нам и приподнял крышку коробки. Когда заглянул внутрь, нахмурился.

— Твою же мать... Кто-то доигрался. Извини за это. Недосмотрели.

Отрывисто кивнув, Катя прижала руку ко рту и отвернулась.

— Я вынесу это… Закопаю.

— Спасибо за помощь, Алекс.

Я отпустил его, он пожелал спокойной ночи и вышел. Я снова остался наедине со своим искушением, думая, чем могу ее отвлечь кроме секса.

— Хотите покататься?

Она ответила удивленным взглядом.

Я никогда не забирал студентов из академии. Ее мать категорически запретила выпускать ее.

Но поскольку мне не нужно было разрешение, а Светлана сама поручила опекать мне ее дочь, я мог частично, хотя бы сегодня, пренебречь правилами.

— Хочу, — она слабо улыбнулась, впервые за вечер, а может и за последние несколько недель. — Я очень соскучилась по нормальности.

Я вышел с Катей из дома и подвел к своей машине. К простой эконом-класса модели. Бюджетный автомобиль, не те роскошные тачки, которыми я владел в прошлой жизни.

Она даже не взглянула на машину и скользнула на переднее сиденье. Я перетянул через нее ремень безопасности и включил обогрев на полную, чтобы высохла ее промокшая одежда. Вскоре Снежина перестала стучать зубами.

Я повез ее к горному хребту за академией, где в темноте кружились стаи летучих мышей.

— Я уверен, здесь сотня этих прелестных созданий.

Она смотрела на их полет, слушала их крики. Ее грудь приподнялась от тяжелого вздоха, но Катя не заплакала. Вместо этого кивнула, и в уголке ее рта появилась улыбка.

Это глубокое, подлинное чувство облегчения было для меня в новинку. Я не помнил, чтобы когда-либо настолько понимал эмоции другого человека.

Ее я понимал. Она убедила себя, что ее дружок жив и летает сейчас где-то в ночном небе над головой, а в беду попал совершенно другой бедняга.

Как хорошо я ее понимал! Если бы я мог случайное убийство тоже списать на кого-то другого, я бы так и сделал. Но у нас со Снежиной абсолютно разные ситуации.

Но за три месяца ее присутствие стало необходимым мне. Я с нетерпением ждал каждой встречи, каждого дерзкого слова и неповиновения. Она всегда находила самые болезненные места и точечно попадала по ним со своим сарказмом.

Да, я злился, но еще восхищался. Да, наказывал, но вдобавок наслаждался. И я нуждался в ней. Каждый день.

Она была для меня всем, а я был для нее никем.

Я никогда еще не увлекался девушкой, почти девочкой, настолько, это меня это нервировало. Снежина умная, сильная и достаточно своенравной. Черт, она единственная, кто мог бы понять меня и принять таким, какой я есть.

А я боялся этого. Боялся прежде всего за нее.

Внезапно она стала рыться в своих карманах, достала смятый и промокший мякиш хлеба и выскочила из машины, расстегнув ремень. Я не успел отреагировать, когда она замахнулась и кинула в пролетающую стайку хлеб. Какой-то проворный мышонок спикировал и поймал угощение. Катя рассмеялась и послала воздушный поцелуй летучим мышам.

Что ж, это куда лучше, чем закапывать коробку из-под обуви в лесу.

Я дал ей время, которое нужно, и загнал в машину.

— Теперь просто прокатимся. Покажу тебе свое любимое место, — проговорил я, снова пристегивая ее ремнем и невольно задевая ее грудь и торчащие от холода соски.

Боже, какое искушение!

Она молчала, пока я выбирался на дорогу и мчал нас прочь от академии, забираясь глубже в тайгу и к горам. Там стоял мой охотничий домик, в котором я прятался, когда мои демоны лезли наружу.

Туда я не брал даже Алекса. Оставлял на него академию, забирал блистеры таблеток и три недели пил их и спал, заглушая в себе нарастающий гнев и агрессию. Снежину я тоже туда не поведу, но покажу ей уступ, с которого открывается невероятный вид на академию под огромным звездным небом.

Именно там мне пришла в голову идея выкупить землю и построить свой храм исправления. Одного домика мне было мало. Этим я никогда не искупил бы свой грех.