Альберт Малагвинов, высокий худой человек в синей одежде врача, с забранными назад длинными седыми волосами, скрепленными на затылке в небольшой хвост, гибкими костлявыми пальцами отодвинул от кресла сканирующий аппарат, в котором сидел, а точнее полулежал другой человек. Потом он, не проронив ни слова, встал и, сделав пару шагов к противоположной стене, остановился. Дал голосовую команду включения освещения и, нахмурившись, принялся смотреть на своего пациента. Помещение налилось ярким белым светом. Человек, сидящий в кресле, зажмурился. Он был не молод, не менее худощав, только ниже ростом, с седоватой бородкой и четкими острыми чертами лица. Высокий человек взял со стола салфетки и протянул ему.

– Ну? – Вставая с кресла, он вытирал потекшие слезы, вызванные воздействием луча сканера, а теперь еще и ярким светом включившихся бестеневых осветителей. – Каков вердикт?

– Боюсь, я не могу сказать ничего хорошего, Грек. – Врач пожал плечами. – Повторное сканирование подтвердило диагноз. – Его лицо было озадаченным.

– Короче! – Грек Маер встал и вдруг понял, что все в его глазах выглядит размытым.

– У тебя аневризма. – Альберт, покашлял в кулак. – Лобная часть левой доли.

– Это что еще такое? – Закончив вытирать глаза, Маер высморкался в эту же салфетку, потом скомкал ее и выбросил в лоток для мусора, но не попал.

– Оставь, я потом уберу. – Врач махнул рукой. – Грек, это очень серьезно! – Его голос зазвучал настойчивее, видя, что его пациент не очень серьезно относится к такому диагнозу. – Нужна срочная операция.

– Операция? – Пациент, проморгавшись, снял с напольной вешалки синюю форменную куртку, которая надписью и логотипом на спине, говорила любому образованному человеку, о принадлежности ее хозяина к членству в Профессиональном союзе пилотов и орбитальных строителей, хотел ее надеть, но вдруг замер. – Что еще за операция? Что это такое, аневризма?

– Плохой кровеносный сосуд.

– Как плохой?

– Очень плохой. Настолько плохой, что в любой момент может лопнуть и твой мозг зальет кровью. – Врач развел руками.

– Это чинится? – Грек просунул руки в рукава и одним движением застегнул молнию.

Понятие серьезности для него заключалось несколько в ином значении, чем для человека знакомого с медициной. Если он ходит, может говорить, слышит и видит, а сосуд в его голове, может быть и может лопнуть, но ведь не лопнул… Он, может уже лет пять так может каждый день лопнуть и, еще так лет пять будет мочь! Поэтому, услышав слово «может», Грек расслабился и собрался уходить. У него были сейчас и другие, более важные дела, чем позволить кому-то, пусть и другу, ковыряться в его мозгах. Может потом. Позже. После полета, старт которого назначен уже через сорок часов. А может и еще позже.

– Могу. – Альберт пожал плечами. – Проведем минимальный курс диагностики, подготовим тебя и, примерно через неделю, можно будет прооперировать. Всего-то нужно удалить аномальную часть и заменить на новую, выращенную из твоих стволовых клеток. Биоматериал у меня есть, так что я пока передам его генетикам, чтобы они…

– Хорошо. – Маер порылся зачем-то в карманах, ничего не нашел и подошел к своему врачу. – Послезавтра я улетаю. – Пришлось сильно напрячь взгляд, чтобы увидеть лицо друга, побочное действие сканера все еще действовало на глаза. – Через шесть месяцев, как вернусь, тогда и сделаешь. – Он протянул ему руку ладонью вверх.

На самом деле он прекрасно знал, что этот полет продлится совсем не шесть месяцев. Это будет совершенно другой полет. Не похожий на любой другой. Это будет даже не полет к Урану или Нептуну, куда в принципе никто не летает из-за ненадобности, это будет что-то новое, интригующее и с совершенно иным гонораром. А предварительные сроки выполнения работ установлены не шесть, а на минимум двадцать четыре месяца. И этот срок может быть пролонгирован при необходимости. Но об этом он предпочел не говорить врачу. Переживет. И врач переживет без возможности поковыряться в голове у пациента и Грек Маер переживет, уж как-нибудь, эти два года с сосудом, который может в любой момент сломаться окончательно, но пока не сломался.

– Грек! Подожди…

Но грек только поманил пальцами, требуя то, зачем собственно, сюда и явился.

– Ты не понимаешь? – Альберт замотал головой и, сказанное им было и не вопросом и не утверждением. – Тебе нельзя лететь!

– Да иди ты, знаешь куда! А тебе нельзя лечить! – Он снова поманил пальцами. – Подпишешь, или мне к другому врачу пойти?

– С таким кровавым пузырем в мозгу, тебе не один врач не даст положительный допуск! – Альберт развел руками. – Тебя любая перегрузка убить может!

– Даст. Еще как даст. – Маер усмехнулся. – В этом продажном мире все дается и продается.

Врач отошел в сторону, прошелся по помещению манипуляционной, подошел к сканеру, погасил его питание и, кашлянув в кулак, отправился в рабочий кабинет. Маер послушно пошел за ним.

Выбора не было. Сегодня истекал последний день для передачи работодателю, владельцу СИД, медицинского допуска, дающего ему право работать на космическом судне и подтверждающее его удовлетворительные физиологические и медицинские показатели. Маер прошел за ним в кабинет и закрыл за собой дверь. Даст карту. Еще как даст. Он тоже понимает, что Грек не только пациент, а еще и друг, уйдет к другому врачу и не только дружбе конец, а еще и вообще решит не избавляться от смертельной патологии. А ведь Альберт, прежде всего врач. А Маер злопамятный и обидчивый старик.

– Альберт, я очень спешу. – Он встал посреди кабинета как вкопанный.

– Ты вообще представляешь, что у тебя там? – Он взял в руку квант накопитель информации и постучал им о свою голову.

– А должен? – Маер подумал, что на ней его форма допуска.

– А! – Он махнул рукой и положил квант на считыватель, потом открыл экран делса и начал вносить в появившийся над столом документ изменения. – Я отдам тебе ее, но только при одном условии.

– Все что пожелаешь.

– Как только вернешься, придешь сразу ко мне. И потом никаких полетов! – Он придвинул карту от считывателя до противоположного края стола и экран погас.

Маер взял ее и сунул в карман куртки.

– Что значит никаких полетов?

– А то и значит! – Врач откинулся на спинку кресла и та, тут же подстроилась под особенности его спины. – Я тебе отверстие в голове лазером сделаю и, кусок твоего мозга вытащу. Ты что думаешь, все так быстро произойдет и ты, отойдя от наркоза, бросишься сломя голову на стартовую платформу?

– А не так? – Маер усмехнулся, делая вид, что его все это не пугает, но в действительности, страх от всего происходящего засел у него глубоко внутри и уже не собирался вылезать оттуда.

Врач замолчал. В нем вдруг родилась жалость. Он понял, что этот человек не просто отказывается признавать у себя факт болезни, способной убить его в любой момент, он попросту не желает признавать себя больным! Он слишком давно и хорошо знал его самого, знал его скверный и сложный характер, его нрав и в то же время оставался его другом, был проникнут к нему огромной симпатией.

– Не так, Грек. Пора будет всерьез задуматься о выходе на заслуженный отдых.

Глаза старого командира опустились вниз, где он увидел перфорированный металлический пол с вентиляционными прорезями в его панелях.

– Значит, на пенсию меня отправляешь? – В его голосе проскользнула едва различимая горечь.

Альберт Малагвинов поднялся, обошел стол и подошел к другу. Он положил ему руку на плечо и посмотрел в глаза.

– И в этом нет никакой трагедии. Тебя давно приглашают преподавать в академию. Иди, учи молодежь. – Он вздохнул. – Завтра зайдешь. Только не забудь. Я заказал для тебя препараты, которые помогут пережить перегрузки в предстоящем полете. Пока будешь там, – он кивнул куда-то вверх, – нужно будет принимать их строго по инструкции.

Грек покачал головой, одернул плечо, скинув руку друга и через пару секунд паузы, вытянулся, подался вперед и ткнул указательным пальцем в грудь врачу.