– Марк, зачем нужно углублять кратер? – Я многого не понимал еще в этой работе, но благодаря своей особо любопытной натуре, постоянно задавал вопросы, хотя многих это во мне и раздражало.

– Чем глубже кратер, тем меньше вероятности, что траулеры собьются с траектории падения. Меньше погрешность в отклонении от курса. Меньше вероятность разброса траулеров, из-за чего меньше вреда экосистеме планеты. Система, которой они оснащены, видит четыре лазерных направляющих луча, отправляемые реперами, на них и ориентируется, а так же она знает уровень плоскости, из которой выходят лучи и, в свою очередь посылает свой луч точно в центр квадрата образованного лучами меток. Вот эта разница между уровнями меток и уровнем падения пятого луча и есть главный координат для траулеров. Короче, чем глубже кратер, чем ниже уровень падения пятого луча, тем легче траулерам держать курс.

– А как же бури в верхних слоях атмосферы? Если траулеры попадут в них, то они разорвут их просто на части!

– Тут я думаю, командир не подведет. Его задача рассчитать курс так, чтобы траулеры прошли, не задев эти бури. А обычные ветра, пусть даже и сильные, им не навредят, каждый из восьми способен корректировать свою траекторию при помощи маневровых газовых турбин.

Потом, мы какое-то расстояние проехали в молчании, и противотуманные силовые осветители рвали в клочья куски туманной стены, и конца этому туману видно не было. Так продолжалось еще тысячу метров, которую квадроцикл, объезжая валуны и миниатюрные кратеры, преодолел за пятнадцать долгих минут.

Я остановил квадроцикл, и мы спустились на рыхлый грунт. Почва, состоящая из песчаной массы и мелких камней, возле кратера была необычно зыбучей, ноги через секунду уже по щиколотку погрузились в грунт и Марк, смеясь, неуклюже шагал, широко расставляя ноги, и снова беспечно шутил.

Когда мы подошли к краю я понял, что плотность кристаллизации нитрида водорода в атмосфере стала значительно слабее, из-за чего туманность стала прозрачнее и позволила осмотреться. Взору открылась истинная природа своеобразной, пусть и враждебной красоты этой планеты, созданная, должно быть миллиардами лет ее безмолвного существования.

Я увеличил визуализацию забрала. Полутора километровый кратер за тысячелетия своего существования оброс неровностями, огрехами и песчаником. Противоположная его часть практически упиралась в скалистый горный хребет, выбрасывающий пики своих вершин на сотни метров в небо, правда первые горные выросты были совсем не высокими, но с каждой очередью гряды, вершины становились выше, острее и чернее. Между крутыми каменными склонами и песчаным обрывом оставался лишь небольшой участок неровной плоскости, протянувшийся серпантином вдоль подъема скалы. Подножья гор в самом низу образовывали природные аркаподобные проходы. Хаотичные и неровные, они местами были разрушены временем, ветрами и обвалами. Подняв глаза к небу, я почувствовал легкое головокружение и в общий канал вылетел возглас восторженного удивления. Могучие черные хребты скрывали свои пики в серо-желтом мутном небе, покрытом полосами плотных, но низких продолговатых облаков. Над ними тяжелые слои атмосферных газовых масс медленно бурлили и словно кипели на медленном огне в гигантском планетарном котле. Внутри всего этого периодически происходили какие-то тусклые вспышки. Вспыхивающие сияния вспыхивали беззвучно и просвечивались сквозь плотные слои. Они разливались резко и освещали довольно большие площади неба. Какую природу они имели, слазать было сложно, может это были молнии, а может быть воспламенения каких-то газовых реакций в атмосфере, но это было просто потрясающе.

– Как красиво!

– С места посадки такого не увидишь.

Я посмотрел на Марка. Он, как и я, стоял неподалеку и любовался открывшимся пейзажем.

Дисплей в рукаве костюма сообщил, что температура окружающей среды колебалась в районе минус пятидесяти. Стало теплее и нитрид водорода, преобладающий в атмосфере, кристаллизовался значительно меньше, давая возможность нам смотреть на небо.

– Так хватит зевать, нужно работать!

– И что делать?

– Подгони квадр, там лебедка.

Лебедочный трос Марк закрепил на поясной разгрузке, туда же он подвесил рюкзак с подрывным устройством, чтобы руки во время спуска оставались свободными. Я отъехал на квадроцикле не несколько метров от зыбучего края и зафиксировал его положение тормозной системой, блокировав сервоприводную систему шасси, чтобы он не двигался с места. Колеса из полиметаллического сплава и зубастые шины не допускали скольжения по грунту. Лебедка же выдерживала вес груза до двухсот килограмм.

Отсалютировав мне, Марк, начал спускаться спиною вперед, упираясь ногами в склон кратера, а руками держась за трос, который лебедка медленно выпускала из своего лона. После третьего шага внезапно грунт под его ногами осыпался, и он потерял равновесие. Проскользив несколько метров вниз в падении он резко остановился. Трос натянулся. Сработала защита от падения.

– Ты в порядке?

– Да! Все нормально, почва осыпается! – Голос напарника, хоть и как обычно излучал оптимизм, все же был немного взволнован, видимо из-за того что он ожидал более легкого приключения.

Я лег на песок и ползком приблизился к краю кратера, боясь его осыпания. Какой же он глубокий и… большой! Да если бы не зыбучие пески, внутри него могло бы целое поселение уместиться. Да и на кратер он вовсе не похож. Кратер – только название. Конечно, по природе своей, он кратер. Однако больше напоминал каньон. Позади лебедочный мотор рывками выдавал по десять – двадцать сантиметров троса, сопровождая каждую выдачу характерным механическим звуком. Марк продолжал спускаться.

– Может, нужно было поискать более пологий склон?

– Этот… хоть и крутой, но… самый короткий.

Каждый шаг на страховочном тросу давался ему тяжело. Марк кряхтел и тяжело дышал. Месяцы, проведенные в соте, не лучшим образом сказываются на физическом состоянии организма. Плюс нехватка витаминов, еда, основу которой составляют практически одни геномодифицированные протеины и вода из переработчиков – все способствует довольно быстрому снижению биоактивных функций организма. Наверное, на борту СИД не помешали бы силовые тренажеры, чтобы в таком длительном полете, во время несения трехсуточной вахты, можно было бы заниматься тренировками, поддерживая организм. С другой стороны, в Солнечной системе, до самой дальней колонии на Ганимеде, где расположена научная база штаба изучения и освоения дальнего космоса, полет на СИД займет неделю. На Пилигриме, почти две недели. Но это не год. И даже не шесть месяцев. Экипаж знает точную дату возвращения в Порт и знает, что полагается отдых в несколько дней в зависимости от длительности полета. Свободное время можно провести дома с семьей, можно в барах и клубах, а можно уделить некоторое время физическим тренировкам на силовых тренажерах. Сейчас, глядя на уже довольно глубоко спустившегося Марка и то, как тяжело ему дается физическая нагрузка, я подумал, что сам вообще наверно не осилил бы подобную физическую нагрузку.

Почва под ногами Марка осыпался еще несколько раз, пока наконец ноги не почувствовали под слоем песчаника, твердое дно. Он уже не падал, он был теперь готов к подобной неожиданности, а если и терял равновесие, то тут же как можно сильнее отталкивался от того места, где грунт не осыпался и перегруппировавшись, снова вставал на упор ногами немного ниже образовавшейся бреши.

– Доложите обстановку! – В динамиках раздался грубый и резкий голос Александра Колла.

– Я внутри кратера, устанавливаю заряд. – Голос марка все еще дрожал от сбитого дыхания.

– Пошевеливайтесь там. Через четыре часа все должны быть на борту и готовы к взлету.

– Ясно.

Через четыре часа? Неужели так быстро пролетело время? Через четыре часа Бета, по уверению Колла и командира Маера должна будет войти в ту фазу либрации, которая подразумевает наступление сумерек в том квадрате, где мы и находимся на данный момент. Нужно было действительно торопиться, пока ночь не опустила температуру окружающей среды до такой отметки, при которой нитрид водорода в окружающей среде, превращается в желе.