Неужели я всерьез рассматриваю его предложение?

Уже поздно, поэтому в голову лезет всякий бред. Нужно отвлечься. К этой мысли я прихожу в час ночи, когда все попытки уснуть заканчиваются провалом.

Написать Паше?

Палец зависает над диалогом двухдневной давности. Тогда он отправил свое дежурное: «Перезвоню позже». Наши недоотношения уже надоели. Постоянные эмоциональные качели и, как следствие, никакой четкости.

Вот и сейчас. Мы расстались, но я знаю, что Паша напишет снова.

Только мне совсем не хочется с ним общаться. Звонить Кате тоже. Я не готова к новому разговору с подругой.

Уведомление отдается в руке легкой вибрацией. Похоже, кто-то прочел мои мысли. От имени отправителя становится не по себе.

«Я у твоего дома».

Закатив глаза, падаю со стоном на подушку. Он меня преследует?

Ничего не отвечаю. На дворе ночь, а на сумку мне плевать.

«Горящий свет — способ избавиться от кошмаров?»

От сообщения Шершнева просыпается притихший гнев и выжигает панику. Поджав губы, печатаю одно слово:

«Уезжай».

Новое сообщение не заставляет ждать.

«Ты забыла сумочку».

«Оставь себе».

Ответ улетает мгновенно.

Сижу и смотрю на скачущий карандашик в заголовке чата. Шершнев пишет долго. Минуты две, может, дольше.

Готовлюсь к чтению поэмы, но его сообщение оказывается гораздо короче:

«Спокойной ночи».

Приподняв брови, отбрасываю телефон в сторону.

Что ты писал, Шершнев?

Глава 11

Сегодня хороший день. Такой теплый, бархатный и золотой — настоящее бабье лето. После бесконечных ливней появляется яркое солнышко, и весь мир ненадолго оживает перед зимней спячкой. Даже папа. Его отпустили гулять. Он давно не передвигается самостоятельно, но на коляске, увитый трубками, все равно выглядит здоровее на фоне пожелтевших листьев.

— Хорошо так, — папа прикрывает глаза и глубоко вздыхает. — Какой запах.

В груди щемит. Это всего лишь иллюзия. На лице отца красуется кислородная маска, поэтому он не слышит запахов.

— Да, — сжимаю его плечо. — Зря мама не пошла с нами.

— У нее много дел, — успокаивающе похлопывает по руке. — И мне показалось, что ты хочешь поговорить наедине.

Улыбка растягивает губы. Папа все также проницателен. Болезнь не лишила его остроты ума и наблюдательности.

— Хочу. Про Олега Шершнева.

Замолкаю. Мне нужна реакция папы. Встаю напротив и впиваюсь взглядом в знакомые черты. Уверена, что Шершнев запугивает его. Или шантажирует чем-то. Всю ночь перебирала хранящиеся дома документы, потом звонила юристам. Но без показаний отца ничего не решить. Сделка оформлена по всем правилам.

Жду испуг или смущение. Даже ледяное безразличие. Но улыбка, которая трогает уголки синих глаз, вводит в ступор.

— Олег, — тянет отец с усмешкой. — Ты уже в курсе.

— Зачем ты продал акции? — сажусь перед ним на корточки. — Пап, я не знаю, какой Шершнев человек, но… Он продолжает улыбаться, и я нервно беру его за руку.

— Олег из тех людей, с кем лучше дружить. Хваткий парень. Я бы не хотел стать его врагом.

— Он тебя шантажировал?

Смех отца поражает. Отодвинув кислородную маску, он шумно втягивает воздух и надевает ее обратно.

— Кто? Олег? Дочь, ты пересмотрела детективов? Поднимаюсь на ноги и скрещивают руки на груди.

— Ты сказал, что не хотел бы стать его врагом. Почему у тебя такое мнение?

— Потому что я видел, как рушатся компании и летят в бездну репутации людей с именами более громкими, чем наше, — серьезно говорит отец, и я напрягаюсь. — Лена, пойми, Олег — друг. Доверяй только ему.

— Раз он друг, то почему не займет денег на операцию?

Слова вылетают раньше, чем до меня доходит их смысл. Отец хмыкает, и внутри рождается невысказанное возмущение.

Что здесь смешного? Друзья же помогают друг другу.

— Олег Шершнев никогда и никому не дает денег в долг, Лена. Это его принцип, и я уважаю его позицию. Он всегда помогает делами. Поверь, такая помощь важнее любых денег.

— Немыслимо, — заламываю руки в порыве эмоций. — Папа, он тебя загипнотизировал? Клянусь богом, я вызову экспертизу. Проверим твою дееспособность и здравомыслие! Олег…

— Ты забываешься, — от грозной интонации замираю, словно перепуганная мышь.

Гневно вздернутые брови порождают страх. Никогда не видела отца таким взбешенным. Уж точно не по отношению ко мне. Инвалидное кресло, пиканье аппаратов, маска — все тускнеет за мощной аурой, что давит на меня.

— Пап, ты не знаешь его, — опускаю взгляд на ботинки.

— Я болен, но не выжил из ума, Лена. В бизнесе всю жизнь. Строил его в девяностые, когда страна разваливалась на части. Думаешь, я отдал бы акции компании первому встречному?

— Прости, — поджимаю губы, отворачиваюсь и глотаю обиду. — Но мне непонятно. Зачем? Что предложил Шершнев, раз ты отказался от своего детища?

— Он ничего не предлагал, Лена, — отец тяжело вздыхает, а я замираю и с недоумением смотрю на него. — Это я попросил у него помощь.

— Отобрать компанию? Глаза лезут из орбит. О чем говорит отец? Все напоминает сцену из дурацкого фильма. Он со спокойным видом и я, которая ничего не понимает.

Закрываю лицо ладонями и трясу головой.

— Доченька, родная моя, — голос папы, нежный и вкрадчивый, пробивается сквозь выставленную защиту. — Я бы рассказал тебе больше. Ты бы поняла, что Шершневу можно доверять. Но Олег очень скромен. На все мои условия он выставил только одно — не обсуждать нашу сделку с тобой.

— Зачем выставлять такое условие, папа? Если он весь белый и пушистый, как ты утверждаешь.

Давлюсь воздухом, руки дрожат. Хочется рассказать отцу все подробности: про шантаж операцией и остальное. Но я молчу. Невысказанные обиды оседают тупой болью в легких и мешают кислороду поступать в достаточном количестве.

Не хочу, чтобы папе было больно. Лучше ему не знать, что человек, которому он доверяет, настоящий монстр.

— Добрый день, Семен Вениаминович, — бархатный бас ударяет в спину, и я инстинктивно выпрямляюсь. — Не помешаю?

Глава 12

Шершнев обходит меня и чуть не цепляет плечом. Не будь тропинка такой узкой, я бы решила, что он сделал это специально. Наклоняется к отцу для рукопожатия, затем поворачивается ко мне и приветствует кивком. Отвечаю на автомате. Неожиданная сцена. Никогда не думала, что увижу папу и бывшего парня вместе. Они слишком разные. Для меня.

— Олег, рад тебя видеть, — отец вежливо улыбается. — Уважил старика.

— Семен Вениаминович, какой же вы старик, — Шершнев поворачивается ко мне и окидывает внимательным взглядом. — Встанете на ноги, дадите жару рыбешкам, как я. Отец смеется, затем жадно глотает воздух.

— Твои слова да богу в уши.

Невольно кошусь на часы. Мы гуляем долго, а папа уже отвык от нагрузок. Забываю про Шершнева. Быстро подхожу к коляске, сажусь на корточки и игнорирую возвышающегося надо мной Олега.

Пусть делает все, что хочет. Сейчас важен только папа.

— Пойдем в палату? Олег Константинович там с тобой поговорит.

Отец разочарованно вздыхает.

— Так и норовит запереть меня в четырех стенах, — папа шутливо похлопывает Шершнева по руке.

— При чем здесь это, — закатываю глаза на такое несерьезное поведение. — Тебе противопоказаны большие нагрузки. Потом вообще никто не выпустит, если прогулка плохо скажется на твоей динамике.

Шершнев внимательно смотрит на меня. Чувствую его взор на коже: он скользит и ласкает одновременно. Не выдерживаю и резко оборачиваюсь к нему. Запрокидываю голову. С вызовом смотрю вглубь сверкающих изумрудов. Так, чтобы стало понятно, что его гляделки уже достали. Мы же не в музее. Хочет посмотреть? Есть куча заведений. А так откровенно пялиться на девушек просто неприлично.

— Олег сказал, что я молодым фору дам, — папа трет лоб дрожащей рукой. — Или ты только льстить горазд?