Вскрикиваю, когда его рука лезет под юбку. Резко, не давая шанса на отступление. Одним движением Олег сдирает колготки до колен вместе с нижним бельем. Уверена, что слышу треск, но мне плевать.

Прикосновения, жесткие, но в то же время нежные, заставляют прогнуться в пояснице. Ловлю ртом воздух, сжимаю ногтями плечи в плотной рубашке. Хочу, чтобы на нем тоже остались отметины. Такие же, как те, что появляются внутри меня.

Его язык касается мочки уха, зубы скользят по нежной коже. Опускаются ниже, к ключицам. Треск пуговиц, после чего вздымающаяся грудь полностью занимает все внимание Олега.

— Ты моя, — выдыхает, и с моим визгом растягивает меня на столе.

От ласк вибрирует тело, кружится голова. Они порочные и дикие, как бы намекают, что я теперь в их власти. Сладкие и болезненные спазмы сжимают внутренности.

Здесь возможен только один конец. Мы оба должны получить то, чего желаем.

На краешке угасающего сознания в судорогах бьется мысль, что нам лучше остановиться. Офис, переговорка. В любой момент сюда может кто-нибудь войти. И от осознания подступающей опасности ощущения становятся слаще.

Наслаждение горячими волнами спускается книзу. Где моим телом сейчас правит Олег.

Новый рывок. Лежу на животе с задранной до талии юбкой. Гладкая ткань брюк встречается с оголенными бедрами. Закусываю губу, рву до крови податливую и незащищенную плоть.

Он тоже хочет.

Сносит башню, все преграды устранены. Первый спазм сводит мышцы до щемящей боли, затем до ласковой щекотки под ребрами.

Не-ве-ро-я-тно. Все так банально и просто?

Распахиваю глаза и оглядываюсь.

Взываю к голосу разума. Олег Шершнев, которого я терпеть не могу всеми фибрами души, доводит меня до финальной точки своими волшебными пальцами. Бессовестно погружает в пучину безумия. Я скоро воспламенюсь в его руках. Утону в океане восторга, где тону последние несколько минут.

— Шершнев, — ерзаю, пытаюсь выбраться. — Олег!

Его ладонь давит на поясницу, вжимает в лакированную поверхность. Горячее дыхание скользит по уху.

— Нет, Лена, — низкий бас бьет точно в цель, тело скручивает новый спазм. — Никуда ты не пойдешь.

Крепкие зубы впиваются в тонкую кожу над пульсирующей жилкой. Вскрикиваю, полностью теряю контроль. Всхлипы вперемешку с протяжными стонами бессвязно вырываются изо рта, комната перед глазами плывет и меркнет. А потом вспышкой приходит осознание произошедшего.

Меня довел до оргазма мой злейший враг.

Звук расстегивающейся ширинки быстро приводит в чувство. Переворачиваюсь и, вскочив на ноги, судорожно натягиваю колготки.

— Козел! — выкрикиваю, наспех расправляя юбку. — Какой же ты козел, Шершнев.

Перед затуманенным взглядом все качается. Замечаю шок на лице Олега.

Или мне показалось?

Потому что сейчас его глаза разъяренно сверкают, словно два драгоценных камня. Предупреждающе выставляю руку и ору, точно ненормальная:

— Не подходи ко мне!

— Лена, — Олег делает шаг вперед.

Недолго думая, замахиваюсь. Звон пощечины разлетается по душной переговорке.

— Никогда, — цежу сквозь зубы. — До конца недели я в отпуске! За свой счет! Счастливо оставаться! — выкрикиваю последние фразы на бегу и уношу оттуда подкашивающиеся ноги.

Глава 17

Неделю спустя

— Все хорошо, милая, — отец кашляет и сжимает мою руку. — Поправлюсь, куда денусь?

Киваю. Разве можно иначе?

Но ни капли себе не верю. Слишком давно он лежит здесь, весь обвитый бесконечными трубками. Теперь каждый вдох папы контролируют аппараты.

— Ты обещал погулять на моей свадьбе. Помнишь?

— И станцевать танец отца и дочери. Конечно, милая, — морщинистая рука дрожит.

У папы кончаются силы. А у меня в груди сжимается болезненный комок.

Белые стены палаты давят похлеще узкой кабины лифта. Клаустрофобия, которая началась с одного имени. Олег Шершнев.

Мой личный кошмар из прошлого.

И, похоже, последний шанс на спасение родного человека.

Неужели так бывает? Трясу головой.

Мы в двадцать первом веке. Способов получить деньги гораздо больше, чем один.

Мама кладет ладонь на плечи. Из нас всех она держится лучше всего. Иногда кажется, что у нее совсем атрофировались чувства.

Ничего удивительного. Я бы на ее месте давно сошла с ума.

— Пойдем, дорогая, — золотой перстень проносится перед глазами. Единственное украшение, оставшееся у мамы после оплат по счетам. — Папе нужно отдохнуть.

Как она все это тянет? Особенно сейчас?

Болезнь отца прогрессирует давно. Рак играет с нами в догонялки: то исчезает ненадолго, то вновь появляется и нападает с утроенной силой.

Когда-то я думала, что удачно выйду замуж и избавлю отца от напасти. Потому что карьерные успехи мне никогда не светили. Но что-то пошло не так, идеальный план рухнул.

Точнее, я даже не приступила к его исполнению.

Выходим в коридор. Мама осторожно прикрывает дверь и опускается на кушетку. Тяжелый вздох жестко контрастирует с брючным костюмом цвета стали. От него веет уверенностью, силой. А их у нее больше нет.

— Я продала дом, — внезапно говорит, смахнув со лба светлую прядь. — Заложила. Но мы же понимаем, что нам нечем отдавать долг банку?

— Да, — сглатываю, после чего кошусь на дверь палаты.

За ней прячется гробовая тишина. Знаю, что отец нас не слышит. Но почти уверена, что все понимает. В нашей семье невозможно иначе. Мы все на одной волне.

— А Лазарев? — спрашиваю без всякой надежды.

Мама качает головой.

— Александр Самуилович одолжил нам столько денег, что мы вовек не рассчитаемся. Правда, он и назад ничего не потребовал.

И я за это ему безумно благодарна.

— Фонды?

— Ребята направили собранную сумму, — мама грустно улыбается, отчего щемит в сердце. — Как ты понимаешь, там жалкие крохи.

— Но они же соберут еще?

— Конечно, — кивает и поправляет волосы, — но время поджимает.

Болезненно жмурюсь. Как так вышло? Несколько недель назад у нас все было под контролем, а сегодня катится к чертям?

Почему жизнь несправедлива именно к нам?

Никто из моих знакомых, кроме Женьки, не в курсе отцовских проблем. А он в курсе, потому что его отец — Александр Самуилович.

С Лазаревым-младшим не горю желанием общаться. Последнее время он ведет себя странно. После того как выплыли наружу его измены Кате, моей лучшей подруге, наши приятельские отношения совсем разладились. Для нее их расставание стало болезненным ударом. И я полностью на ее стороне.

Только поговорить мне не с кем. Всем не до чужих проблем. Остальные же…

Мама не хочет, чтобы люди знали. Ее беспокоит престиж семьи, который пошатнется. Все то, над чем они с отцом долго работали.

Она запрещает мне продавать одежду. Но я нарушила общение и выставила на торги некоторые брендовые вещи, после чего сдала в ломбард украшения. Однако ситуацию оно не исправило. Все копейки ушли на оплату бесчисленных долгов.

— Дорогая, если есть варианты… — смотрит с мольбой.

Дыхание перехватывает. Мама в курсе, о чем или, точнее, о ком я думаю. Потому что знает про Олега.

Оно и понятно. Вчера я видела, как Шершнев отъезжал от нашего дома. Даже не поговорил со мной.

А ведь мог. После того, что было.

Мать молчала, словно воды в рот набрала.

Только по выражению лица ясно, что решение, каким бы оно ни было, дается ей очень сложно.

Как и мне.

Ком душит, горло распирает. От едкой горечи печет глаза.

Она предлагает пойти на сделку? Ее зрачки лихорадочно блестят.

— Послушай, тот мальчик…

— Олег не мальчик, мама! — вскрикиваю и яростно тру глаза, наплевав на макияж. — Совсем не мальчик. Взрослый и опасный мужчина, который считает, что может купить целый мир.

— Думаю, ты слишком строга к нему, — прокашливается, чтобы вернуть себе выражение невозмутимости.