— Да и от моей квартиры ты не в восторге, — тянет Шершнев, удерживая меня в руках. — Будем жить в твоем доме.

До меня медленно доходят слова матери. Так вот значит как она собирается следить. И будь все на самом деле так, как они думают — я была бы рада.

Только все иначе.

Вместо того, чтобы помочь, мама, сама того не подозревая, отрезает мне путь к отступлению.

Голова кружится, а перед глазами летят цветные пятна.

— Лен, ты меня пугаешь, — обеспокоенный голос Шершнева достигает сознания. — Давай врача?

— Не нужно, — резво мотаю головой. — Все в порядке.

— Тогда в чем дело?

В голове крутится тысяча и одна мысль. Я мечусь между тем, чтоб сослаться на самочувствие и кинуться бегом звонить Лазареву или просто натянуть лживую улыбку и сказать, что все нормально.

Ни в одну из этих версий Шершнев не поверит. Потому что все они — ложь. Ее он чувствует, как акула каплю крови. За тысячу километров.

Гул в ушах нарастает, а паника накрывает с головой.

Страх быть разоблаченной так быстро обжигает кончик языка.

Решение приходит само.

— Я не хочу, чтобы ты выкупал наш дом, — не придумав ничего лучше, говорю все прямо в глаза Шершневу.

Мама охает, а Шершнев хмурится и трясет головой.

— Лена. Если это не сделаю я — рано или поздно дом выкупит кто-то другой. И твои родители потеряют крышу над головой.

— Я знаю, — выпрямляюсь и зло отталкиваю Шершнева. — Но я уже сказала свое мнение.

— У тебя сегодня со слухом туго? — маска Шершнева не выдерживает и трескается по швам. — Ты хочешь превратить своих родителей в бомжей?

— Будь добр, услышь меня, Олег, — спокойно беру ошеломленную мать за руку. — Я не хочу, чтобы это был именно ты. Мне твоей помощи с отцом достаточно с головой. А как помочь своим родителям с домом — я разберусь сама. В конце концов, у меня тридцать процентов акций вполне успешной фирмы.

Ноздри Шершнева яростно раздуваются, а зеленые изумруды сияют безумным блеском. Но я стою, крепко держа мать за руку.

Она придает мне уверенности и стойкости сейчас.

Что ты думал, Шершнев? Что все будет по-твоему? Как бы не так.

— Сделка отменяется, Ираида Васильевна, — рявкает Шершнев и резким движением поправляет пальто.

Глава 24

До работы мы добираемся в полной тишине.

В воздухе напряжение, что можно резать ножом.

Червячок вины пробирается в мозг, но я решительно трясу головой.

Плевать. Я и не собираюсь облегчать Шершневу жизнь.

Но мой жест Олег воспринимает по своему.

Его ладонь внезапно накрывает мою, как только авто останавливается на парковке.

— Все будет в порядке, Лен. Семен Вениаминович сильный и упертый, а это самое главное. Остальное сделают специалисты, — его пальцы сжимают мои, а я инстинктивно сжимаю их в ответ. — Его вытащат.

Губы поджимаются сами. Словно бессознательно блокирую потенциально возникающие слезы. Жар бросается к щекам.

Отворачиваюсь к окну. Не хочу, чтобы он видел мою слабость.

И тем не менее, ощущаю облегчение.

Наконец-то в целом мире нашелся кто-то способный мне помочь.

— Ты, Шершнев, хоть и скотина порядочная, — выдыхаю, обдавая облачком тонированное стекло. — Но я правда тебе благодарна.

— Подумай насчет дома, — хрипло выдыхает Шершнев, а в отражении видно, как он трет подбородок. — Там привычная для тебя атмосфера. Да и твои родители будут рядом.

— Может, я не хочу с ними жить? — нервно пожимаю плечами.

Опасная тема дома вновь повисает в воздухе.

Да и я не дура. Прекрасно понимаю, что не сегодня — завтра найдется покупатель.

Нужно срочно созвониться с Лазаревым и понять, как действовать.

Кожаная обивка скрипит и отвлекает от мыслей. Шершнев ерзает.

Похоже, что нервничает.

— Слушай, я знаю, что бываю резковат. Ты, знаешь ли, тоже не подарок, — изо рта непроизвольно вырывается смешок. — Но с этим нам придется жить. Не стоит отметать здравые предложения только потому, что тебе кто-то не нравится.

— Мне предложение не нравится, — набрав в грудь побольше воздуха, выпрямляю спину. — Раз уж у нас такой честный разговор. Я не ощущаю себя то в безопасности рядом с тобой. А если в пределах твоей досягаемости всегда будут мои родители, — запинаюсь и трясу головой.

— Да чего ты из меня какого-то монстра лепишь, — тяжело вздыхает Шершнев, а в его голосе проскальзывают уже знакомые рычащие ноты. — Я бизнесмен, а не бандит, Лен. С твоим отцом я работаю уже давно. Он мне доверяет.

— И при этом ты попросил его ни о чем мне не рассказывать, — скептически приподнимаю бровь, хотя тот и не может видеть. — Почему?

— Потому что это наша с ним сделка и тебя она не касается.

Обреченно вздыхаю и закатываю глаза.

— И чего ты ждешь от меня?

— Ладно, ты мне не доверяешь. Я понял. Я сам в этом виноват — хорошо. Но отцу же ты своему веришь?

— Мой отец — больной человек. Но даже это не важно, Олег. Я не думаю, что им будет крайне приятно наблюдать за нашими отношениями. Каждый день смотреть на то, как дочь давит из себя счастливый оскал — это же пытка. Отец просто закопается в чувстве вины, да и мать тоже. Представь себя на их месте. Если бы твоя дочь продала себя ради твоего блага? Ты бы смог смотреть на это каждый день?

— Да почему ты так уверена, что у нас ничего не получится? — внезапно восклицает Шершнев, а я замираю на месте. — Люди годами живут без всяких чувств.

Слова ударяют во что-то незащищенное, глубоко внутри. Выбивают из легких воздух. Хочется сжаться посильнее, чтобы защитить нечто мягкое и нежное.

Мечты. Фантазии. Желания.

Все то, что ляжет на алтарь, название которого прозвучало только что.

«Без всяких чувств».

— Есть же взаимоуважение, общее дело в конце концов. Быт. Интересы. Я же не в пыточной тебя запираю. По мне деловые браки гораздо крепче и честнее, чем все то, что основано на эмоциях, которые со временем проходят.

С трудом сглатываю собравшуюся во рту слюну. Она проваливается в желудок сложно. Камнем бухается вниз, образовывая ощущение пустоты.

Могла я предположить, что так лелею юношеские воспоминания? Конечно, нет.

— Я согласна с тобой, — мой голос какой-то чужой. — Только вот мои родители, всю жизнь прожившие в любви, вряд ли останутся довольны. Да и что будет, если ты вдруг встретишь девушку, которую полюбишь?

— Опять ты в эту сентиментальщину, боже, — пальцы Шершнева исчезают.

Кошусь на него. Растирает лицо до красноты.

А сердце предательски ноет.

В такие моменты он слишком сильно похож на себя прошлого.

— Давай так, — вздыхает и откидывается на спинку кресла, глядя перед собой. — Я ни за что не рискну положением, которое выгрызал зубами, репутацией и семьей с крепкими отношениями ради каких-то мимолетных увлечений. Я готов подписать брачный контракт на выгодных для тебя условиях. Но они будут взаимными. Если вдруг ты встретишь кого-то, — Шершнев резко отворачивается и сжимает рукой коробку передач. — Никаких интрижек. Отношения мы строем в семье, а не за ее пределами.

— Хорошо, — безразлично машу рукой. — Только это все еще не отвечает на вопрос нашей совместной жизни с моими родителями.

— Я могу просто выкупить дом для них, — обреченно вздыхает Шершнев. — А как твой отец встанет на ноги — перепродам по той же цене. Лен, прекращай, правда. Это просто сделка, — вопреки своим словам, Шершнев вновь сжимает мою руку. — Выкуплю дом, а потом уже решим, кто где будет жить.

— Дай мне подумать, хорошо? — стараюсь говорить как можно более примирительно. — Я знаю, что все происходящее между нами — сделка. И я выполню всю свою часть, как по нотам. Можешь не сомневаться, роль я отыграю прекрасно.

— Но? — я поворачиваюсь и приподнимаю брови, а Шершнев вздыхает. — В воздухе повисло какое-то «но».

— Но кое-что я никак не могу понять.

— Ну и? — сквозь твердо сжатые губы пробивается улыбка.