Здесь уже чувствуется то, что Людовик глубоко утвердился в своем решении, — в желании правосудия, в стремлении к очищению королевства (ордонанс 1256 года распространяет предписания 1254 года на всю иерархию королевских агентов вплоть до нижних эшелонов власти: прево, виконты, витье, мэры, лесничие[356], сержанты и «прочие»). — и то, что отчасти ускользает от его компетенции и не входит в сферу его интересов, — юридические методы и адаптация программы к конкретным условиям общественной жизни.

Король и сам становится чуть ли не ревизором. Он демонстрирует своим подданным две стороны королевской функции: феодальный судья, разъезжающий по своим владениям, попутно выслушивающий жалобы и вершащий суд, и король в своем величии, который, наподобие Божественного величия, совмещает в себе все формы права и власти, potestas и auctoritas, и выставляет себя напоказ. Проехав после возвращения из Святой земли по землям Лангедока, он в 1255 году посетил Шартр, Тур, известные места паломничеств (Дева Мария и святой Мартин были покровителями династии), Пикардию, Артуа, Фландрию и Шампань, территории, пограничные с империей, славящиеся процветающими городами и богатыми деревнями, а в 1256 году — Нормандию, это сокровище, отнятое его дедом Филиппом Августом у англичан.

В то время Лангедок был избранной для ревизий землей, где монархия Капетингов могла, в частности, попытаться пресечь и заставить забыть те злоупотребления, которые после 1229 и 1240–1242 годов совершали недобросовестные королевские чиновники, пользуясь тем, что Париж далеко, а борьба с ересью требует репрессивных мер, даже в ущерб населению, с которым поступали как с побежденными на оккупированной территории.

Таким образом, Дж. Стрейер по праву отдает под покровительство «королевской совести» детальные ревизии, проводимые в 1258–1262 годах в сенешальстве Каркассонн-Безье[357] после осуществленных в 1254–1257 годах в Бокере, где проблемы были не столь серьезными и сложными, поскольку там было меньше еретиков и его жители не принимали участия в восстаниях 1240 и 1242 годов[358]. Благодаря этим ревизиям можно получить довольно верное представление о том, как мыслил и действовал король. Интересно остановиться на них более подробно.

Изначально ревизоры сталкивались с проблемами, по поводу которых они советовались с королем. Ответы последнего содержатся в длинном послании от апреля 1259 года[359]. Король рекомендовал своего рода отпущение грехов — не в качестве юридического принципа, с точки зрения морали, напоминая, что строгий суд должен смягчаться милосердием. Он признавал, что в молодости был более суров, но теперь уже не так строг, как прежде. Такое заявление может показаться странным, поскольку после возвращения из крестового похода Людовик, похоже, стал уделять более пристальное внимание вопросам нравственности. Однако одно другому не противоречит. Его программа действительно предусматривала установление мира и справедливости. Поэтому к ним следовало стремиться с еще большим рвением, от этого стало бы только лучше — получило бы признание менее суровое правосудие, и воцарился бы мир, и наказание не было бы отменено. Эсхатологический король хотел, чтобы осознание ошибок в поведении прошло с учетом и того и другого.

Снова утверждается презумпция невиновности обвиняемого, который не скрылся, не был судим и осужден. Особенно тщательной проверки требовало утверждение, что подозреваемые в ереси — действительно еретики. Следовало с особым уважением относиться к правам женщин на их наследство и приданое. Женщина — существо слабое, а королевскому правосудию надлежит особенно защищать слабых: женщин, вдов, бедняков. В частности, отныне женщина уже не должна была отвечать за проступки своего мужа. Не признавалась коллективная ответственность там, где не было соучастия[360]. Что касается духовенства, то тут формулировка Людовика более расплывчата: им следует «воздавать по справедливости», что можно понять как угодно. Известно, что Людовик в отношении людей Церкви имел две точки зрения, и обе они, не противореча друг другу, вели к крайне противоположным позициям. Он с глубоким почтением относился к Святой Церкви и ее представителям и желал, чтобы они пользовались всеобщим уважением, но не терпел (и это мог бы подтвердить Гуго де Динь) материального могущества Церкви. В 1247 году он поддержал светских феодалов Франции в их выступлениях против Церкви. Во всяком случае, он считал, что Церкви не приличествовало богатство.

Приговоры ревизоров выносились в соответствии с этими королевскими наставлениями. Они рассмотрели и удовлетворили довольно много жалоб. Из 145 лично поименованных в 130 решениях жалобщиков 75 получили вполне благоприятное решение, 33 — почти благоприятное решение и только 33 — неблагоприятное решение. Последние по большей части были еретиками и сообщниками явных еретиков. В четырех случаях ревизоры заявили о своей некомпетентности. Из 61 запроса от мужчин положительное решение получили 37, а из 55 запросов от женщин количество таких решений составило 45.

Вынесенные решения были более благоприятными в отношении деревень, нежели городов. Но с последними, поскольку они служили оплотом еретиков, поступали жестко, ведя борьбу с ересью. Многие из этих южных городов ютились на вершинах или склонах холмов, являясь очагами сопротивления еретиков. Они были срыты, а их обитатели переправлены в равнинные местности. Горные города следовало покинуть в обязательном порядке и поселиться в равнинных городах. Если потерпевшие не были еретиками, то нередко получали возмещение за понесенный ущерб. В послании от апреля 1259 года король дал личное указание, чтобы владельцам захваченных земель вменили в обязанность построить новый городок Каркассонн, но большинство городских коммун получили отказ в их исках. Хуже всего обошлись с епископами. Короля волновала и приводила в смущение кажущаяся независимость и могущество епископов Юга. Несмотря на послание Людовика Святого, в котором он поддерживал епископа Безье, ревизоры не вернули последнему собственность, о реституции которой он просил, а король, вероятно, не призвал своих агентов к порядку. Точно так же он поступил с епископом и капитулом Лодева, хотя епископ предъявил четыре грамоты Филиппа Августа, подтверждающие его права на верховный суд. Ревизоры сослались на то, что только генеральное решение (ordinatio generalis) короля может урегулировать столь серьезный вопрос, а королевское решение не пришло, в результате чего епископ лишился своего давнего права.

Дж. Стрейер вынес в целом благоприятное суждение о деятельности и решениях ревизоров: «Они работали вдумчиво и со знанием дела, опрашивая всех свидетелей и вынося решения только после тщательного разбирательства». Впрочем, американский историк добавляет: «Снисхождения не было, разве только к женщинам, и не было допущено ничего такого, что могло бы ослабить королевскую власть». Королевское правосудие в Лангедоке должно было соответствовать общей позиции Людовика Святого: подчиненность нравственности и религии была неразрывно связана с королевскими интересами, то есть с интересами зарождающегося государства.

Правление Людовика IX знаменовало собой важнейший период в истории французских городов, и, очевидно, роль короля в этом была велика. Середина XIII века стала кульминацией важного процесса урбанизации Западной Европы, и, в частности, Франции. Этот процесс шел еще несколько анархично, даже если и способствовал повсюду двум взаимосвязанным линиям развития: экономической (города утверждались как рынки и центры ремесленного производства) и социально-политической — «бюргеры», или «граждане», высшие и средние слои городских жителей, сравнительно легко и основательно отбирали власть в городских делах у сеньоров города, мирских или церковных (епископы), а в королевском домене — у короля[361].