Мы уже знаем, что Людовик IX позволил французским рыцарям сражаться в Ломбардии в войсках императора и что он отказался от германской короны, предложенной Папой его брату Роберту I Артуа. Но 3 мая 1241 года пизанцы, флот которых находился на службе у императора, разгромили генуэзские корабли с большим числом находившихся на них прелатов, направлявшихся на созванный Григорием IX Собор, и высший церковный клир очутился в плену у Фридриха II, а среди них и французы, причем высокого сана: архиепископы Оша, Бордо и Руана, епископы Агда, Каркассонна и Нима, аббаты Сито, Клерво, Клюни, Фекана и Ла-Мерси-Дьё. Узнав об этом, Людовик, который за несколько месяцев до того имел встречу с Фридрихом II в Вокулёре и питал надежду на его благосклонность, отправил аббата Корби и одного из рыцарей своего дома Жерве д’Эскренна ходатайствовать за французов перед императором. Но, как доносит Гийом из Нанжи, Фридрих II, который до этого просил короля Франции запретить прелатам принимать приглашение Папы и покидать пределы королевства, отправил пленников в неаполитанскую тюрьму и с вызовом ответил посланникам французского короля: «Да не удивит ваше королевское величество, что Кесарь доставляет неприятности тем, кто прибыл, чтобы доставить неприятности Кесарю». Ошеломленный Людовик отправил к Фридриху аббата Клюни, освобожденного вскоре после ареста, с таким посланием:
До сих пор наша вера и наша надежда были столь неколебимы, что долгое время между нашим королевством и вашей империей (следует выделить слова, выражающие одновременно их неравенство и фактическое равенство) не было повода для распри, спора или ненависти: ибо наши предшественники, владевшие нашим Французским королевством, всегда любили и почитали величество римского императора; и мы, пришедшие вслед за ними, твердо и неколебимо соблюдаем решения наших предков; но вы, как нам кажется, губите дружеский союз мира и согласия. Вы держите в плену наших прелатов, которые направлялись на (папский) Собор в Рим по зову веры и из послушания, ибо не могли ослушаться повеления Папы, а вы захватили их на море, и это до боли огорчает нас. Будьте уверены, что из их посланий нам известно, что они не замышляли против вас ничего дурного. Посему, раз уж они не причиняют вам никакого вреда, вашему величеству надлежит отпустить их на свободу. Поразмыслите над этим и вынесите верное суждение из того, что мы вам сообщили, и не удерживайте прелатов силой и вашей императорской волей; ибо Французское королевство еще не настолько слабо, чтобы плясать под вашу дудку[235].
Это гордое заявление смутило Фридриха II, ибо хронист говорит: «Вняв словам посланий короля Людовика, император скрепя сердце и против воли отпустил прелатов его королевства, ибо побоялся прогневать его»[236].
Тем временем Людовик продолжал наводить порядок в своем королевстве. Для сохранения мира между христианскими государями он считал необходимым, чтобы ни один сеньор не мог быть одновременно вассалом двух королей, правящих в разных королевствах. В 1244 году он повелел сеньорам (особенно много их было в Нормандии) — своим вассалам и одновременно вассалам английского короля в землях за Ла-Маншем — выбрать одного из них. В ответ на это Генрих III лишил всех французских сеньоров их земель в Англии. Таким образом, Людовик Святой продемонстрировал, какой, по его мнению, должна быть феодальная монархия: государство, в котором вассалитет и принадлежность к королевству тесно взаимосвязаны, где сеньоры — вассалы и в то же время подданные короля.
Затем он приступил к налаживанию тесных связей между французской монархией и цистерцианским орденом, перед которым он так же благоговел, как и перед новыми нищенствующими орденами. Он решил с пышностью отправиться в Сито на генеральный капитул, собиравшийся осенью 1244 года, накануне дня святого Михаила. По своему обыкновению, он воспользовался этой поездкой, чтобы по пути следования посетить места паломничества, мощи и монастыри. Так, он остановился в церкви Марии Магдалины в Везле и монастыре Витто-ан-Оксуа. С ним была его мать, королева Бланка, в сопровождении двенадцати дам, получивших вместе с нею папскую привилегию доступа в цистерцианские монастыри, братья Роберт I Артуа и Альфонс де Пуатье, герцог Бургундский и еще шесть французских графов. Приблизившись к монастырю на расстояние пущенной стрелы, они пошли пешком, выказывая благоговение, и читали на пути в церковь молитвы. Из уважения к королю и его матери и понимая, что они устали с дороги, монахи предложили им откушать мяса, но только в доме герцога Бургундского, стоявшем за пределами монастыря. Было также дано согласие, чтобы женщины, получившие позволение Папы, вошли в монастырь при условии, что не останутся там на ночь. Самое главное, генеральный капитул постановил, чтобы во всех французских монастырях ордена возносились особые молитвы во здравие Людовика и его матери. Такие же молитвенные узы связывали короля с доминиканцами, францисканцами, премонстрантами и гранмонами. Эти узы должны были обеспечить вечное спасение короля и его матери. Но при всей его набожности, когда каждый жест благочестия есть в то же время и жест политический, средневековый король плел сеть, связывающую династии и монашеские ордены, крепя те спиритуальные и светские силы, посредством которых завязывались узы «искусственного» родства, а они в Средневековье почти столь же прочны, сколь и узы родства кровного.
На смену Григорию IX, скончавшемуся в августе 1241 года, и Целестину IV, ушедшему из жизни по прошествии двенадцати дней понтификата, в июне 1243 года явился Иннокентий IV[237]. Конфликт с Фридрихом немедленно обострился.
Во время пребывания на генеральном капитуле цистерцианцев Людовик принял папских легатов, доставивших французскому королю послание с просьбой предоставить Папе убежище во Франции, чтобы оградить его от нападок Фридриха II. Согласившись, Людовик поступил бы как его предок Людовик VII, приютивший папу Александра III и защитивший его от гонений Фридриха I Барбароссы, деда императора. Однако Людовик IX дал весьма учтивый, но твердый ответ: посоветовавшись с баронами, он услышал категорический отказ папе в его намерении укрыться во Франции. Король явно не желал принимать сторону только папы или только императора. Отныне Иннокентий IV больше не рассчитывал на поддержку французского государя. Бежав из небезопасной для него Италии, он обосновался в Лионе, который фактически являлся частью империи, но практически не зависел от нее, находясь под властью архиепископа и соседствуя с оказывающей на него влияние Францией[238].
Иннокентий IV прибыл в Лион 2 декабря и там узнал о тяжелой болезни французского короля, но тревожился недолго. 27 декабря 1244 года он возгласил созыв Вселенского собора в Лионе, приурочив его ко дню святого Иоанна, и повелел императору предстать перед Собором, дабы доказать свою невиновность и выслушать приговор.
По обыкновению, на Собор приглашались и мирские владыки, но Людовик, старавшийся не вмешиваться в разные дела, в Лион не приехал. В июле 1245 года Собор отлучил Фридриха II, объявив о лишении его как империи, так и всех королевств. Людовик, лелеявший идею крестового похода, предложил Иннокентию IV встретиться в Клюни, надеясь поспособствовать примирению Папы и императора и желая заручиться еще большей поддержкой крестового похода, провозглашенного на Соборе. Мэтью Пэрис утверждает, что король Франции якобы запретил Папе продвигаться далее Клюни в глубь королевства, но вряд ли он был способен на такую неучтивость. Людовик IX и Иннокентий IV прибыли в Клюни[239] в сопровождении большого кортежа, состоявшего, с одной стороны, из членов королевской семьи и баронов, а с другой — из кардиналов и прелатов. О чем велись переговоры с участием только папы, короля Франции и его матери Бланки Кастильской, которая, по-видимому, навсегда осталась соправительницей Французского королевства, окутано тайной. По крайней мере, можно утверждать, что, несмотря на порой бурные дебаты[240], Папа и король Франции остались друзьями и что Иннокентий стал еще усерднее ратовать за крестовый поход Людовика, но помириться с Фридрихом II категорически отказался.