Этот эпизод, который упрочил репутацию короля как святого, Бонифаций VIII упоминает в своей проповеди 6 августа 1297 года. Людовик Святой направил религиозное рвение «на битву с врагами креста Христова и католической веры, обрекая на плен и оковы себя, жену и братьев». В булле о канонизации Папа напоминает, что Людовик Святой в плену «кротко претерпевал великий позор и множество оскорблений, которыми осыпали его те, кто винил его в их плачевном состоянии, еще более унижая его»[1705].
Страдание из-за слез, в которых было отказано
Среди знамений религии, знамений в этимологическом смысле этого слова, среди выражений того, что грешному человеку ниспослана благодать Божия, есть одно, которое Людовик Святой ценил превыше всего: слезы. На протяжении всей своей жизни он молил Бога «даровать ему источник слез». Слезы означали, что Бог признал искренность покаяния грешника и что он позволил забить в нем очистительному источнику. Во всех его биографиях Людовик Святой плачет.
И все же зачастую ему это не удавалось. Его сердце оставалось «сухим и черствым». В рассказе его исповедника Жоффруа де Болье переданы переживания короля, лишенного слез. Человек, глубоко вжившийся в историю Франции (он тоже читал эти тексты), Мишле, понял драму «слезного дара, в котором было отказано Людовику Святому»[1706].
В то время, когда благородные слезы конца XVIII века иссякли, он, отдав дань романтике, открыл новый тайный источник слез, источавшихся из самых глубин существа, источник создания художественных творений человека, слез страдания и радости. Мишле процитировал слова исповедника на старофранцузском языке (привожу этот текст, относящийся ко времени после канонизации, в переводе на современный язык):
Блаженный король всеми силами желал обрести благодать слез и сетовал своему исповеднику на то, что слезы никак не текут, и исповедник сказал ему, благодушно, смиренно и на ушко, чтобы, когда в литании прозвучат слова: «Благой Господь, молим тебя даровать нам источник слез», святой король сказал: «Господи Боже мой, я не смею просить об источнике слез, нет, мне довольно и малюсеньких слезинок, дабы они оросили засуху моего сердца». И как-то раз он с глазу на глаз признался своему исповеднику, что Господь несколько раз посылал ему слезы во время молитвы: когда он чувствовал сладость того, как они текут по щекам до самого рта, он трепетно глотал их, ощущая их не только сердцем, но и на вкус[1707].
На основании нескольких цитат из Жуанвиля Мишле полагал, что Людовика Святого могли даже одолевать сомнения в вере[1708]. Но думается, что эти признаки, которые, впрочем, Мишле считал «легковесными», выдают сомнения Людовика в своем спасении, а не в вере.
Страдание во имя ближнего: дела милосердия
Ощущение страдания породило в Людовике Святом благоговение перед страданием. Это благоговение было свыше него — благоговение перед ближним. Отсюда его служение больным, бедным, прокаженным, строительство больниц. Страдания тела неотделимы от страданий сердца и души.
Гийом де Сен-Патю показывает, как усердно король практиковал кодекс любви к ближнему, в новой для XIII века систематической форме, в форме «дел милосердия».
Он проявлял любовь и неизменное и добродетельное сострадание к ближнему, и он творил дела милосердия, давая пристанище, еду (en paissant), питье (en abreuvant) и одежду, посещая, утешая, собственноручно оказывая помощь и поддерживая бедных и больных, выкупая пленных, погребая мертвых и помогая всем добродетельно и щедро (plantureusement)[1709].
Такая благотворительная практика, которую невозможно было утаить, производила огромное впечатление на современников. Тому свидетельством множество документов. Гийом де Сен-Папо сообщает, что всякий раз, когда король приезжал в Ройомон, он велел раздавать, в зависимости от дня недели, мясо или рыбу всем больным упомянутого аббатства, которые были монахами или конверсами, а особенно всем больным из числа посетителей аббатства, находившимся в то время в его госпитале[1710], — дела милосердия распространялись и на тех, кого недолюбливали, на пришлых.
Богадельне Вернона, построенной на королевские деньги, он пожаловал также «кровати и прочее необходимое для бедных и больных». При открытии этого госпиталя сам король и его зять Тибо Наваррский, с которым они были очень близки, совершили своего рода интронизацию, «миропомазание» первого больного:
И когда богадельня в Компьене была готова, святой король и монсеньер Тибо, король Наваррский, его зять, помогавший ему, принесли и поставили (вместе с кроватью) первого бедного больного, помещенного в только что построенную богадельню[1711].
Об основании Дома Трехсот в Париже «для бедных слепцов» повествуется и у Гийома де Сен-Патю[1712], и у Жоффруа де Болье[1713].
Гийом Шартрский тоже не раз говорит о помощи, оказываемой королем умирающим и, возможно, заразным больным.
Король был так исполнен духа милосердия (pietatis), что с радостью наносил визиты милосердия (causa charitative visitationes) больным, уже испускавшим дух (in extremis etiam laborantes), хотя многие пытались отговорить его, ибо это было опасно, и он обращал к ним слова благочестивого утешения и спасения и весьма насущных советов[1714].
В конце жизни он заповедал в «Поучениях» своим детям сочувствовать всем страждущим от недугов душевных или телесных. Сыну: «Любезный сын, заповедую тебе сочувствовать всем сердцем бедным и всем, кто мнится тебе страждущим душой или телом»[1715]. Дочери: «Имейте жалость в сердце ко всем людям, о которых вы узнаете, что они страждут душой или телом»[1716].
Самый объемный материал собран Гийомом де Сен-Патю в его «Житии Людовика Святого»[1717]. Остановлюсь лишь на некоторых. Как правило, «блаженный король Людовик Святой с умилением сострадал тем, кто был в беде». В частности, Гийом демонстрирует это во время первого крестового похода, когда «в его войске» оказалось «множество бедных и больных разными болезнями — у кого поясница, у кого зубы и прочее». Чтобы уберечь их от сарацин, король велел освободить ненужные суда с продовольствием и заполнил их «бедными и больными, которых было около тысячи». Подверженный в свою очередь многим болезням, «он желал разделить страдания (meschief) и невзгоды своего народа», «он желал из любви к ближнему подставить свое тело всем бедам (meschief), дабы защитить бывших с ним людей», и «он испытывал столь великое сострадание, что всегда поднимался на корабль вместе с другими»[1718].
Наиболее известный из этих фрагментов Гийома де Сен-Патю касается посещения больных в аббатстве Ройомон. Агиограф то и дело говорит о том, что король ищет физического контакта с больными, что он относится к ним как врач, о том, что он кормит самых безобразных больных, в частности, о его уходе за одним прокаженным монахом.
Он сам входил в больницу аббатства и посещал больных братьев, подбадривал их, спрашивал у каждого, чем он болен, щупал пульс и прикасался к вискам некоторых из них, даже когда они потели, и звал лекарей (physiciens), бывших при нем, и просил их исследовать при нем мочу больных…. Он просил принести с кухни подходящую для них еду.
Он особенно ревностно (avec plus de hâte) посещал и был особенно заботлив по отношению к самым тяжело больным и прикасался к их рукам и к больным местам. И чем тяжелее была болезнь, будь то абсцесс или иное что, тем охотнее король возлагал руки на больного.
