— Понял-понял. Но что с того?

— У вашего имени практически нет иноязычных аналогов! Скандинавское Ингвар отметаем! Далее. У вашего имени нет огрубленной формы! Я вот — Ванька, Ванятка, Ванюшка. Павел — Павлик, Павлуша, Пашка.

— Павка, — дополнил Елохов.

— Не мешай! Матвей — Мотька…

— Да понял я! — Игорь чуть повысил голос. — Что с того-то?!

— С того то, что не только вы не такой, как мы, но и само ваше имя не такое, как наши!

— Тьфу, — отчетливо выговорил Елохов. — Уши вянут.

— А ты, Паоло, их водичкой поливай, чтоб не вяли, — парировал Анциферов.

— Ага. Святой водичкой, — с невинным видом вставил На-Всё-Про-Всё.

— Еще один скептик… Говорю же: никому не навязываю! А свое понимание — его выразил! Да, чуть не забыл: имя ваше, Игорь, не случайно на букву «И» начинается! А наши имена, обратите внимание, апостольские! Александра не считаем, его те, мутировавшие, только за мудана и держат, а к Свящённым не причисляют! Все не случайно, все одно к одному! Паззл складывается! Не думаю, что вы вот прямо-таки тот, но что вы предтеча — почти уверен. Необходимо, разумеется, еще вас лично послушать, но тем не менее…

— Вы даете… — пробормотал Игорь. — А чего я предтеча?

— Не чего, а кого! Предтеча того, который.

— Который что?

— Который то! Не ясно разве?

Идиотство какое, подумал Игорь. Время теряем…

Елохов сформулировал кратко и четко:

— Игорь. Наш умник Иван намекает: вы — предтеча спасения. И, соответственно, спасителя. Умнику видение было. Или много видений.

— Хотя бы не с большой буквы? — осведомился Игорь.

— Полагаю, с большой, — сообщил Анциферов. И уточнил: — Это вопрос веры.

Игорь оглядел присутствующих. Елохов откинулся на стуле, уставился в потолок; На-Всё-Про-Всё ухмылялся, откровенно веселясь; Смолёв курил с отсутствующим видом. Нужно было как-то сменить тему. Сказал первое, что пришло в голову:

— А кстати, Иван, объясните еще, почему вы все время имена вот так переиначиваете, на зарубежные лады?

Анциферов промолчал, вместо него ответил Саша:

— Развлекается.

А Елохов, не меняя позы, добавил:

— Он у нас гуманитарий.

— Тогда, — попросил Игорь, — рассказали бы, кто вы по специальностям. — Он принужденно улыбнулся: — Если не секрет. Обо мне вы знаете. Я знаю про Александра и Петра. И про Марину, конечно. А вы, Павел, Матвей, Иван, кем были?

— Были… — повторил Анциферов. — В жизни. А теперь сплыли. В загробное царство…

— Опять мистика, — констатировал Елохов. — Игорь, я заведовал теплоэлектроцентралью. Заканчивал политех в Харькове. Матвей — программист, айтишник, в вычислительном центре трудился, а сам из Новосиба. Технари, да. А Ваня у нас по духовной части. Редактором он был нашей многотиражки. И образование соответствующее — журналистика, в тутошнем универе.

— Спасибо, — сказал Игорь. — Теперь, можно сказать, почти полностью познакомились. А дальше я предлагаю вот что. Давайте, Иван, чуть поменяем очередность наших… э-э… откровений. Давайте сейчас я… э-э… возьму слово. — Он понадеялся, что доля иронии поможет снизить пафос, так некстати созданный Анциферовым, а заодно и разрядит нервозность. — Расскажу… нет, поведаю… поведаю вкратце историю моих… э-э… похождений? свершений? ну, вы поняли… историю за последний месяц.

Расценил молчание как знак согласия. Предупредил:

— Только, очень прошу и даже настаиваю: вторую часть рассуждений Ивана о моей особости оставим в стороне. Особость есть, не отрицаю, но более чем достаточно первой части: почему-то, не знаю почему, мне доступно то, что недоступно вам. Это просто факт. Вот и ограничимся фактами. Во всяком случае, до времени. Согласны? Спасибо. Поехали.

Рассказывать он постарался максимально сухо. Совершенно не так, как ораторствовал накануне, заклиная: «отпустите меня». Нет, теперь — без эмоций, без всяких «я страдал», «я был потрясен» и тому подобного. Даже без оценочных суждений типа «мне показалось, что такой-то удивился». Только факты. И только существенные.

Приехал с Мариной сюда. Утром второго июля двадцать девятого года проводил до проходной. Вернулся в Москву. Перезванивались, переписывались ежедневно. Собирался приехать за ней тридцать первого августа. Двадцать восьмого июля произошло то, что произошло. Сначала было неясно, большинство сочло за фейк. Но Марина перестала отвечать. Метнулся сюда. Что было здесь, помнит плохо. Уже работала тяжелая техника, полиция тоже присутствовала, или это была тергвардия. Не имеет значения. Уехал.

Следующие двадцать лет тоже не имеют значения. Так Игорь объявил, а на самом деле вряд ли смог бы сказать что-то о том двадцатилетии. Туман. Но и правда: уже не важно.

Перешел к событиям последних полутора месяцев. Подсчитал, уточнил — сорока дней. Анциферов среагировал: «О-о, сорок дней… Сакральный срок!». Никто не обратил внимания.

Ежедневные обходы периметра, разговоры с дроном, выявление слабого места в оболочке, сердцебиение близ него, попытки контакта со спецслужбами, контакт, отдел 31/3 (без подробностей), финальная подготовка, прорыв. Секторы, Местные, Федюня, Слободка, Маринина башня, опять секторы, встреча с Александром.

— Остальное вы знаете, — заключил он. — Есть, правда, еще кое-что, оно важное, но это лучше пусть Марина расскажет. Ты как, Марин?

Девушка словно ждала этого предложения — заговорила сразу. Старалась выдерживать ту же манеру — эмоции в сторону. Начала с трех выходов Игоря Юрьевича из дальней галереи. Отметила, что с его появлением картинка изменилась: всегда там была осень, стала же весна, а потом зима. Реальные — Игорь Юрьевич принес оттуда ландыши, это в первый выход, и снег, это во второй и в третий.

Затем перешла к главному. Сообщила, что сразу увидела: Игорь Юрьевич — не тот, кого ждали Марина-мама и Марина-дочь. Все не то, начиная с имени. Призналась в своем полном неприятии и в том, что потом поняла: он ни в чем не виноват. Выдумать такие детали отношений с любимым, о которых знала только мама (и о которых поведала дочери), он не мог. Выходит, тоже знал. Ну не выпытал же их у настоящего маминого любимого! Да и смысл какой? Он же надеялся застать маму живую. Получается, Игорь Юрьевич и есть настоящий, кого Марина-мама ждала?

Она, Марина-дочь, разобраться в этом не может. Но к Игорю Юрьевичу относится теперь без неприятия. Наоборот. Спасибо за внимание.

— Ох-хо-хонюшки… — прокряхтел Анциферов. — А вы, Игорь, пояснить можете? Нет? Так и полагал… Однако разобраться желательно. Более того — необходимо. Потребно тщательное обдумывание. В тишине. Далее — обсуждение. Предлагаю вот как поступить: план наш все же выполнить — сейчас я о Марине Станиславовне поведаю, а после того сделаем перерыв. Паша, ты со своих позиций обдумывай, я — со своих. Матюша, а ты…

Смолёв вдруг расхохотался. Оборвав смех, проскрипел:

— Обдумыватели хреновы… Так, Иван, ты, значит, о Марине свет Станиславовне… это… как ты сформулировал?.. поведать изволишь? Уволь, я внимать не хочу. Хватит с меня. В лаборатории буду. Понадоблюсь — позовете. В случае реальной надобности, ясно вам?

Он встал, направился в холл, ни на кого не глядя. Послышался глухой стук.

— По двери ногой засадил, — сказал На-Всё-Про-Всё. И заявил: — Я тоже пойду. Не потому, что слушать не хочу — просто знаю же это все. Ты, Максимыч, про планы обмолвился, а у меня-то планы как раз и горят. Наверстывать надо. По секторам пройтись, все ли ладно… И сервис сделать второму генератору. Давно пора, почихивает он. Если что, переговорник при мне.

— Саша, погоди! — крикнул Игорь вслед. — Один момент!

Выскочил в холл, вытолкнул Сашу наружу, быстро и тихо пересказал Петин отчет о ночных событиях. На-Всё-Про-Всё мрачно кивнул, повторил: «Если что, переговорник при мне», натянул кепку, завел роллер, рванул вверх.