— Туда пойду, на уровень «четыре».

— Ой! А зачем тебе на «четыре»? Там же нет ничего!

— Как нет?

— И на «пять» ничего нет! И на «шесть»! А дальше склады какие-то, я точно не знаю, — огорченно призналась девочка. Она вдруг насупилась: — Мне мамочка ходить одной вообще никуда не разрешает… У-у! Как будто и правда где-то опасно… У-у! А ты опять стал грустный. Почему?

— Да нет, Манечка, все в порядке, — солгал он. — Спасибо тебе, я теперь веселый мудан. А мамочку надо слушаться!

Из ближайшего отсека — последнего в секторе «три-семь» — раздалось:

— Манюня! Ну-ка домой! Не умымшися даже, а уж поскакамши! Сейчас же домой!

— Вот видишь, — сказал Игорь. — Тебе пора.

— Да, — согласилась девочка. — Ты правильно сказал, мамочку надо слушаться и не огорчать. И тебе тоже спасибо, еще какое! За Манечку! Ну, я побегу, а ты потом еще приходи, хорошо? Придешь?

— Приду, — пообещал он. — Вкусных желёзок тебе принесу.

— Ой, что ты! — Манечка-Манюня всплеснула ручками. — Я же еще маленькая! Вот подрасту, тогда можно будет желёзки кушать, а пока нельзя, что ты! Но ты все равно приходи!

Сделала книксен — это было неожиданно — и убежала. Упаковочкой спецпайка угостить, что ли, подумал Игорь. Тоже неясно… вдруг ее пучить будет… Да и пересечемся ли, на самом-то деле?..

Поднялся, ощутил себя опять грустным муданом и пустился в обратный путь — в сектор «раз-раз».

— …И последнее на сегодня. Запомните, девчонки: в этот период неизбежны всяческие побочные явления, те или иные отклонения в вашей физиологии и психике. Сонливость, непереносимость запахов, токсикоз — тошнить вас будет, вероятны рвоты. Грудь набухнет. Станет хотеться солененького, остренького — не поддавайтесь! Беспричинные страхи могут возникать, раздражительность, поубивать бы всех — тоже не поддавайтесь! Напоминайте себе: это все естественное, это гормоны играют, да и не одни вы уже в своем теле, там уже новое существо, а ваше тело учится приходить с ним, с новеньким, к миру и согласию, жить единой жизнью. Все это требует от вас сил. Расход энергии — огромный! Так что утомляемость будет повышенная, хотя, вроде бы, и не напрягаетесь особо. Потом живот начнет расти, тут уж неприятные ощущения сгладятся. А начнет малыш шевелиться — так и вовсе! Главное — старайтесь относиться к себе сознательно и ответственно. О личной гигиене и говорить нечего, о здоровом питании тоже… И в оранжереях бывайте почаще, там у нас воздух самый лучший… Ну, о движении, питании и дыхании — в следующий раз, а на сегодня все. Спасибо, девчонки.

Марина встала из-за стола. Поднялись и слушательницы. Минутка традиционных подтруниваний — хи-хи, девчонками называет, а рассказывает-то, будто сама все это пережила, нет, ну молодчинка ты, Маришка, мы же по-доброму, спасибо тебе, все записали, видишь, запомнили, зарубили на носу, на ус намотали, хи-хи.

Марина кивала, улыбалась. Конечно, по-доброму, понятно же. И нервозность некоторая тоже понятна: у них, у четырех этих сестриц-подружек, близится время зачатия, как тут не нервничать… А ей самой еще нескоро — частые походы на уровень «нуль» притормозили взросление, она по своему счету почти на четыре года моложе сверстниц. Потому что ей мама завещала: ждать.

Она прислушалась к внутренним ощущениям, словами непередаваемым. Почему-то всегда казалось, что появись тот, завещанный, поблизости — почувствует, не может не почувствовать. Вот, вот! Шевельнулось что-то, и сердце перебой дало, словно замерло на один удар!

Но нет, все восстановилось. Должно быть, нервы шалят. У девчонок свои для мандража основания, понятные; у нее свои, труднообъяснимые; а проявления схожи. С нервами побережнее бы… я постараюсь, пообещала себе Марина. И не одной себе пообещала — маме тоже. И тому, кого ждет.

Решила побыть немного в дальней оранжерее. Там, действительно, воздух хорош, сладостью веет, и притом пряным чем-то, и порой легкий ветерок проплывает. И планировка — как нигде больше: стены отделаны чем-то пористым, и плавно изгибаются, что по горизонтали, что по вертикали, и сначала отдаляются друг от друга, потом сближаются, а под конец резко поворачивают, стремясь сомкнуться. Остается до их встречи пара шагов, и тут-то и беда: в этом промежутке ничего, кажется, нет, а на самом деле — тоже стена. Невидимая, даже для Свящённых непреодолимая, а за ней беззвучно манят, дразнятся недоступностью то аллея парка, то лесная опушка, всегда все осеннее, и небо светлое, облачка на нем, а то дождик моросит, и птички порхают и, наверное, щебечут, только не слышно же ничего… Вот отсюда нужно держаться подальше, потому что кого-то эта красота волшебная завораживает и умиротворяет, а ее, Марину, выводит из душевного равновесия, до буйного помешательства: близок локоть, да не укусишь, что ж за издевательство такое!

Правильно: успокоить нервы в оранжерее, только не у той стенки. А потом — наверх, в Бывшую Башню. Тянет туда в последние дни и, особенно, часы почему-то сильнее обычного. И, вроде бы, предчувствий никаких нет, но сама эта тяга и, собственно, сама эта нервозность повышенная, чуть ли не патологическая, — не признаки ли чего-то близящегося?

Марина попыталась профессионально оценить свое состояние — не сумела. И то верно: сказано же — medice, cura te ipsum! — да ведь разве возможно такое, чтобы врачу самому себя исцелить?

***

Подойдя к Бывшей Башне, решила вначале обогнуть ее — вспомнила, что намечала накромсать угощения для Веруни. Не забыть бы попросить дядю Сашу-На-Всё-Про-Всё, чтобы к следующему разу подточил ножницы по металлу, а то трудно стало резать… Приблизилась к стопке листового железа, посмотрела, застыла в изумлении. Верхний лист, который давеча полосовала, небрежно свисал на левую сторону, а из следующего, прежде целехонького, был вырезан немаленький прямоугольник. Да как аккуратно — точно по линеечке!

Кто-то здесь побывал, умелый и старательный. Дядя Саша? Он такой, да. Но на него не похоже, отрезает он всегда половину листа, а тут по-другому сделано. Или… Сердце опять пропустило один удар, затем дало два сокращения ускоренно. И успокоилось.

Возиться с железяками не стала — когда-нибудь потом, сейчас настроение не то. Вернулась ко входу, чуть пригнулась, вошла. Внимательнейшим образом осмотрела все, только что не обнюхала. Ничего нового, ничего подозрительного не обнаружила. Приказала себе не вибрировать, а при случае спросить у дяди Саши. Отметила: самочувствие нормальное. Абсолютно. Даже волнения никакого нет. И прекрасно.

Но вдоволь полюбоваться звездами на этот раз не довелось. Минуточек пять, не больше — и опять вызов, опять сестрица-подружка Ольга-Олюшка:

— Маришка! Да что ж такое, как ты позарез нужна, так тебя нет! Снова на нулевой унесло? Снимайся, дуй в сектор «раз-раз», там Местная в обмороке, если не хуже! Клавуней звать ее. Мальчонка-гонец тебя встретит у входа в сектор, проводит к отсеку. Хотя там, наверняка, уже толпа собралась, глазеют. Но все равно встретит.

— Стоп, Ольчик! — крикнула Марина в связную коробочку. — Мне помощь может понадобиться, так что давай-ка тоже дуй, с мальчонкой вместе. Тебе и полезно, поассистируешь, опыта прибавится. И не у входа встретимся, там любопытных не оберешься, а на площади, на то она и Первых Встреч. Все, отбой.

— Раскомандовалась… — успела проворчать Ольга.

Ничего. Когда такое дело, врачея и командует. А кто ж еще?

До площади Марина добралась первой. Ждала, впрочем, недолго. Вот, прибыли эти двое. Ольга запыхалась, а мальчонка весь в ажиотаже, страха не проявляет, хотя по возрасту уже должен бы побаиваться муданок. «Вперед», — сказала ему Марина. А Ольге махнула — мол, замыкай процессию.

Втроем поспешили по коленчатому коридору-переулку; мальчишка норовил полететь во всю прыть, мельтешил своими кривульками так, что они едва не сливались в кажущуюся сплошную пелену. Приходилось прикрикивать, чтобы притормаживал, — здешние пацанчики в этом возрасте быстроногие, не угонишься.