Стену резать не сложно. Там не так много места, чтобы развернуться. Но этого достаточно.

Стена сделана не только из дерева. Есть какой-то материал, который скрепляет его. Слишком темно, чтобы видеть. Но материал не такой прочный. Инструмента для резки дерева достаточно, чтобы сломать его. Свет льется сквозь щель. Комната соединена с улицей. Я пока перестану резать, подожду немного, послушаю, не говорит ли что-нибудь добыча.

Голосов нет. Но есть шаги. Очень глухо. Они ходят внутри здания. Затем они оставляют звук по ту сторону двери. Как будто они что-то роняют в комнату. Это должно быть то, что они используют, чтобы забаррикадировать дверь. Это нормально. Продолжаю резать.

Я должен разрезать стену ровно: испортить все стороны так, чтобы им хватило только одного надреза, чтобы сломать каждую. Таким образом, стена рухнет сразу. Так лучше не привлекать внимание жертв. Уже и так громко.

Это заняло некоторое время, достаточно времени, чтобы проголодаться. Но стена достаточно попорчена, чтобы сломаться, достаточно сделать еще несколько взмахов.

Звуки извне доносятся до сих пор. Добыча рубит деревья, используя древесину, чтобы забаррикадировать меня. Очень жаль для них, это была пустая трата времени. Пока они рубят деревья, я срубил стену. Теперь, когда шаги удалятся от здания, я вырвусь наружу. Но мне интересно, заметила ли жертва мои действия.

Что, если они поймали меня там, чтобы заставить меня уйти на открытую местность? Это не имеет значения. Это мой единственный вариант в любом случае. Я могу только подготовиться. Если бы я был добычей, меня ждал бы лук, чтобы выстрелить в меня. Я разрежу стену, сделаю ее достаточно слабой, чтобы ее можно было вытолкнуть одним ударом. Я буду держать одно из тел добычи в качестве щита. Я не такой сильный, как Большой Другой.

Но если это только на мгновение, я могу поднять мертвую добычу, чтобы она прикрыла меня.

Шаги исчезли. Сейчас самое время. Я пнул стену. Один раз. Дважды. Три раза. Четыре раза. Может быть, я должен был резать глубже. Я снова ударил ногой по стене. Она затрещала. Она затрещала сильнее, когда верхняя часть наклонилась. Она треснула, раскололась, часть, которую я разрезал, отделяя от остальных, сверху вниз. С грохотом стена рухнула, в комнату хлынул свет. Я спрятался за тело. Но стрел не было. Я повернулась, выглянув наружу. Это была не засада. Добыча не ждала. Я вытолкнул мертвую добычу. Если бы были какие-то скрытые ловушки, добыча провалилась бы сквозь землю.

Но их не было. Неужели добыча действительно не ожидала, что я уйду? Они должны быть умными.

Я приготовил свой лук, приготовил стрелу, прижав ее к тетиве, готовый подняться и выстрелить в любой момент. Рядом нет никакой добычи, которая могла бы напасть на меня, как только я выйду. Я наступил на тело мертвой жертвы. Я присел, высунул одну ногу, использовал его, чтобы коснуться земли вокруг себя. Там действительно не было никаких скрытых ловушек. Но тел было меньше. Добыча не рубила деревья. Они тащили тела внутрь, чтобы забаррикадировать дверь. Кровавые следы оставляют отвратительные запахи по всей земле.

Но теперь, когда я снаружи, что мне делать? Найти другую комнату, чтобы спрятаться? Я думал только о том, чтобы сделать то, чего жертва не хотела, чтобы я делал. Но я не планировал, что делать после. Я осмотрюсь, оценю обстановку. Жаль, что у меня нет маленьких отражающих поверхностей, которые я мог бы использовать, чтобы заглянуть за углы, не выставляя себя напоказ. Мне просто нужно двигаться медленно, достаточно медленно, чтобы не привлекать внимания. Я проверил угол здания. Там была добыча, волочащая мертвое тело. Он был один. Я атакую? Я должен. Если только я не хочу сбежать из гарнизона незамеченным. Но для этого мне нужно найти мотоцикл. И ключи будут на добыче. Бежать не вариант. Я должен бороться.

Я становлюсь лучше. Стрела попала в ногу жертвы, выше колена, ниже бедра, как раз туда, куда я целился. Убивать добычу не нужно, покалечить гораздо практичнее, меньше шансов промахнуться. Есть только одна шея. Но есть две ноги. Добыча закричала. Добыча выбежала из здания, направляясь к раненой добыче.

Они еще не нашли мое местоположение.

Еще одна добыча внизу. Но остальные заметили меня. Они указали на меня. Но вместо того, чтобы броситься на меня, они приседали, хватали раненых жертв за руки, тащили прочь. Хорошо, что я их только ранил, а не убил. Они медленнее тянут добычу.

Достаточно медленно для еще одной стрелы, прежде чем они исчезнут из виду.

Умный зараженный вылез. Мы слышали, как он что-то делал, но решили, что он ест людей, которые умерли внутри. Кто бы мог подумать, что он снесет стену? Если он собирался уйти, почему он не выбрал комнату с окном? Там, мы могли бы по крайней мере убить его. Может поэтому и не сделал. Это так умно? Как-то я так не думаю. Даже обычные люди не планируют так далеко вперед. Однако недооценка этого является серьезной проблемой, учитывая, сколько проблем это вызвало. Было бы лучше, если бы кто-нибудь выбежал наружу прямо сейчас, свалил его на землю и убил, покончить с нашими проблемами раз и навсегда — пока не появится хотя бы еще один умный зараженный.

Это лучший план, но никто не хочет быть героем. Все герои давно умерли. Дожили до сих пор люди, которые бросали других, убегали, избегали конфликтов.

Единственным исключением являются наркоманы, и это потому, что они долбятся в голову. Вместо того, чтобы принести себя в жертву из героизма, они атакуют камикадзе во имя крови за кровь. На южной дороге мы даже ловушек не ставили; это недоразумение не было устранено и никогда не будет устранено с тех пор, как умерли последние несколько наркоманов.

— Разве это не глупо? — спросила Ира.

Она рассматривала трех стонущих людей на земле. У всех в ногах торчали стрелы.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, это глупо, как нас загоняет в угол этот зараженный. Думаешь, он преследовал нас всю дорогу сюда? Почему, черт возьми, он так одержим нами? Почему кто-то уже не может просто убить его?

Никто не ответил. Они были слишком заняты, пытаясь залечить раны раненых. Стрелковые ранения в конечности не смертельны, по крайней мере, не сразу. Конечно, выстрел в живот обычно гарантирует, что они умрут в течение следующих нескольких дней, но выстрел в конечность почти так же опасен. Тот, кто ранен до такой степени, что не может ходить, просто обуза. Они едят пищу, требуют ухода, но не могут помочь лагерю. Люди были брошены за меньшее.

— Ну, убить его не так-то просто, — сказал один из людей.

Он смотрел в потолок, стиснув зубы, вероятно, разговаривая, чтобы отвлечься от боли. Кто-то разрезал стрелу ножом, и острие, вероятно, уничтожало все, к чему прикасалось внутри его ноги.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Ира, — Вчера мы буквально убили почти тысячу инфицированных. А сегодня мы не можем даже убить одного?

— Ах, черт, как больно.

Дыхание мужчины участилось, и он закрыл глаза. Раздался треск, когда стрела в его ноге сломалась, оставив крошечный кусок дерева, торчащий из кровавой раны.

— Послушайте, если вы думаете, что убить этого умного зараженного легко, почему бы тебе не выйти на улицу и не сделать это самому? Я скажу тебе, почему ты не хочешь: ты боишься умереть так же, как и все мы. Одна травма может привести к смерти. Посмотрите на мою ногу. Я облажался.

— Ты случайно не чувствуешь, как в тебе поднимается героический дух?

Мужчина повернулся и посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Ты сам это сказал, идиот.

Прежде чем мужчина успел ответить, снаружи раздались крики.

Что делал начальник? Я встал и подошел к двери, высунув голову наружу для быстрой проверки. Как только я убедился, что стрела не собирается вонзиться мне в лицо, я вытянул голову дальше, в сторону суматохи, но по-прежнему ничего не видел. Он исходил из-за угла.