«Будешь халтурить — отрежу твоё ухо себе на закуску», — сказал, широко открывая рот, Лю Тайян.

Хэйхай вздрогнул. Он пролез через ограждение, двумя руками ухватился за нижнюю перекладину и повис за ограждением.

«Тебе жить надоело?» — каменщик, вскрикнув от ужаса, нагнулся, чтобы схватить Хэйхая за руку. Хэйхай сгруппировался, прижался к выступу мостовой опоры, по форме напоминающему водяной орех, и ловко соскользнул вниз. На фоне белой мостовой опоры он выглядел как геккон на побелённой стене. Он прошмыгнул в водяной жёлоб, нащупал молоток и, выбравшись из желоба, исчез в пролёте моста.

«Вот заморыш! — сказал Лю Тайян, поглаживая подбородок. — Ну, заморыш, мать его!»

Хэйхай высунулся из пролёта и робко направился к группе женщин. Женщины как раз кого-то распекали. Их речь была пересыпана бранью, и несколько молодых девушек, затесавшихся среди них, хотели подслушать разговор, но боялись, и их лица покраснели, как петушиные гребешки. Когда перед ними появился совсем чёрный мальчишка, их болтовня разом утихла. Все на мгновение замерли, кое-где зашептались и, видя, что Хэйхай не реагирует, стали говорить всё громче и громче.

«Ой, бедненький! Уже осень на дворе, а ребёнок совсем раздетый!»

«Ну так не своё ж дитя-то, вот и нет до него дела».

«Говорят, что его мачеха дома занимается другим делом…»

Хэйхай повернулся к ним спиной и уставился на воду в реке, больше не обращая внимания на женщин. Вода переливалась то красным, то зелёным, листья ивы на южном берегу реки парили, словно стрекозы.

К Хэйхаю подошла девушка в платке красного цвета и тихонько спросила: «Эй, малыш, ты из какой деревни?»

Хэйхай наклонил голову набок и краем глаза разглядывал девушку. Над верхней губой он увидел едва заметный золотистый пушок, её большие глаза из-за густых и пышных ресниц казались полусонными.

«Мальчик, как тебя зовут?»

Хэйхай в это время сражался с якорцами на песке, пальцами ног он один за другим отрывал веточки то с шестью, то с восемью листиками и растаптывал их ногами. Его ступни отрывали и топтали якорцы, словно твёрдые копыта мула.

Девушка весело засмеялась: «Как ловко ты управляешься, малыш, как будто у тебя на ногах подковы! Эй, почему ты не разговариваешь? — Девушка ткнула двумя пальцами Хэйхаю в плечо. — Слышишь, я тебя спрашиваю!»

Хэйхай почувствовал, как эти два тёплых пальца соскользнули с плеча и коснулись рубцов на спине.

«Ой, а это у тебя откуда?»

Уши мальчика шевельнулись. Только сейчас девушка заметила, какие у него большие уши.

«О, да ты ещё и ушами можешь шевелить, как зайчонок».

Хэйхай почувствовал, как её рука переместилась к его ушам, и два пальца пощупали его аккуратную мочку уха.

«Скажи мне, Хэйхай, эти рубцы… — девушка слегка потянула его за ухо, разворачивая его к себе лицом. Хэйхай поравнялся с её грудью. Не поднимая головы, он уставился прямо перед собой и увидел клеточки, сплетённые из красных нитей, на которых лежала коса с золотистым кончиком. — Собака укусила? Вскочил чирей? Поранился, лазая по деревьям? Бедненький…»

Хэйхай, тронутый вниманием, поднял глаза и посмотрел на круглый подбородок девушки. Он втянул носом воздух.

«Цзюйцзы, хочешь взять приёмного сына?» — крикнула девушке широколицая женщина.

Глаза Хэйхая, вращаясь, напоминали трепетанье крыльев серого мотылька.

«Да, меня зовут Цзюйцзы, я из деревни Цянтунь, что в десяти ли отсюда. Если ты заговоришь, то можешь называть меня сестрёнка Цзюйцзы», — сказала девушка Хэйхаю.

«Цзюйцзы, он что, тебе приглянулся? Нашла себе муженька? Тогда тебе придётся подождать, этому утёнку нужна пара-тройка лет, чтобы запрыгнуть на насест».

«Старая ведьма, лишь бы грязью поливать, — обругала девушка толстуху. Она подвела Хэйхая к насыпи из камней, похожей на гору, нашла гладкий камень и, положив его, сказала: — Вот здесь и садись, рядом со мной, потихоньку дроби себе камни». Затем она себе тоже нашла плоский камень и, сделав из него сиденье, села рядом с мальчиком. И вскоре вся песчаная отмель перед шлюзом наполнилась стуком молотков по камням. Женщины принялись на примере Хэйхая обсуждать трудности человеческой жизни и всевозможные причины, которые приводят к этим самым трудностям. Во всей этой «бабской философии» вечные истины смешивались с пустой болтовнёй, но Цзюйцзы их не слушала, а внимательно наблюдала за мальчиком. Хэйхай поначалу отвечал на внимание девушки, поглядывая на неё своими большими глазами, но вскоре ушёл в себя и, широко раскрыв глаза, смотрел неизвестно куда. Девушка напряжённо смотрела на него. Левой рукой он нащупывал камень, правой заносил молоток, и каждый раз казалось, что он делает это из последних сил. Когда молоток опускался, он, словно с силой брошенный груз, летел абсолютно неуправляемый. Девушка несколько раз чуть было не закричала от ужаса, но ничего страшного не случалось, молоток, описывая в воздухе причудливой формы дугу, каждый раз попадал прямо в камень.

Поначалу взгляд Хэйхая был сосредоточен на камнях, но вдруг он услышал необычные звуки, доносящиеся с реки. Казалось, что рыбы шлёпают своими ртами, глотая пищу. Звук этот был едва слышен, он то удалялся, то приближался, и он изо всех сил напрягал зрение и слух, чтобы уловить его. Хэйхай увидел, как над рекой волнами поднимался воздух, и звук как будто исходил от него. Ему казалось, что если он будет смотреть на этот завораживающий воздух, то этот прекрасный звук не исчезнет. Его лицо разрумянилось, на губах показалась трогательная улыбка. Он уже забыл, где находится и что делает, будто рука, которая поднимает и опускает молоток, принадлежала кому-то другому. Вдруг он почувствовал, как онемел указательный палец правой руки, рука непроизвольно дёрнулась. Из его рта раздался не то крик, не то вздох. Он опустил голову и увидел, как ноготь разломился на несколько кусочков и из-под обломков ногтя сочится кровь.

«Хэйхай, ты что, по руке ударил?» — девушка подскочила с места и в два прыжка оказалась рядом с Хэйхаем. Сев на корточки, она сказала: «Ой, мамочки, как разбил! Кто ж так работает! Сам здесь, а мысли где-то далеко».

Хэйхай правой рукой взял горсть земли и наложил на разбитый палец.

«Хэйхай, ты в своём уме? В земле столько всякой заразы!» — девушка потащила Хэйхая к берегу, его ступни звонко шлёпали по сверкающему песку. На берегу она присела на корточки и, взяв руку ребёнка, опустила её в воду. От пальца мальчика в стороны побежали жёлтые струйки. Когда земля смылась, по воде потянулись красные ниточки крови, ноготь ребёнка был похож на расколотый нефрит.

«Больно?»

Он не отвечал. Его взгляд остановился на рачках, которые ползали по дну реки. Их тельца были совсем прозрачными, длинные усы чуть заметно колыхались, они завораживали своей красотой.

Девушка достала платок, на котором были вышиты китайские розы, и замотала им палец. Отведя его обратно к груде камней, она сказала: «Вот так. Сиди и играй, никто тебе ничего не сделает, дурачок».

Женщины, перестав стучать молотками, подняли на него влажные от слёз глаза, на площадке на мгновение наступила тишина. По синему небу, словно стадо овец, неслись белые облака, они отбрасывали пятнистые тени, то и дело накрывая бледную песчаную отмель и неподвижную реку. На лицах женщин читалась полная отрешённость — отрешённость бесплодной пустыни. Прошло какое-то время, прежде чем они очнулись и снова принялись дробить камни. Вновь раздался монотонный стук молотков, как бы выражая полную покорность судьбе.

Хэйхай тихонько сидел и разглядывал красные цветы на платке. Рядом с вышитыми цветами распустился ещё один — из ногтя сочилась кровь. Вскоре женщины, позабыв о нём, начали хихикать о своём. Хэйхай поднёс ко рту пораненный палец, зубами развязал платок, правой рукой загрёб горсть земли и положил на ноготь. Девушка хотела было что-то сказать, но он уже завязал платок обратно, ловко управляясь зубами и правой рукой. Она тяжело вздохнула и, подняв молоток, с силой ударила по камню красно-коричневого цвета. Камень оказался очень твёрдым, с острыми краями, поэтому, когда молоток коснулся края камня, даже при дневном свете можно было увидеть, как отлетело несколько искр.