— Он пришёл в себя, — слышу знакомый голос и перевожу взгляд на женщину. Она в медицинской форме, на голове шапочка, а на лице маска, но я узнаю её глаза. Они у неё точно такие же, серые, как у дочери, с родинкой на правом нижнем веке, прямо под линией ресниц.

— Ася, — еле слышно шепчу я, — Ааасссяя. — Мне так трудно говорить, но я должен сказать ей.

— Она была с тобой? Стас? — её голос звучит очень взволнованно, но эта женщина держит себя в руках. — Стас, скажи мне, Ася была с тобой?

Я снова собираю всю силу, что ещё есть во мне. Я должен ей ответить.

— Нет, — такое короткое слово, но оно забирает остатки меня. — Бе…Безо…Безопас… — Чувствую вкус крови во рту, и струйка вытекает из уголка рта и скатывается по подбородку. Язык больше не слушается меня. Шум в голове заполняет сознание, и разум затуманивается. Вглядываюсь в лицо медсестры и стараюсь увидеть поняла ли она меня.

— Безопасность? Ася в безопасности? — спрашивает она, и я быстро моргаю, показывая, что она угадала. — Хорошо. Хорошо. Береги силы, Стас.

Облегчённо выдыхаю и окончательно сдаюсь. Ася в безопасности.

Говорят, перед смертью видишь всю свою жизнь в картинках. И я точно на её пороге, потому что воспоминания так и мельтешат перед глазами.

…«Мне пять лет. Вся моя семья сидит за столом: мама, папа и я. Посередине торт со свечками. У меня день рождения, но мне не весело. Мама и папа разговаривают между собой, не обращая на меня никакого внимания. Я лишний. Даже когда я задуваю свечи, они не смотрят, не радуются, не хлопают мне. И только Анна Ивановна, наша домработница и моя няня, ласково ерошит кудри на моей голове и шепчет на ухо:

— С пятым днём рождения, малыш! Пусть все твои желания исполнятся!

Я хмуро смотрю на родителей. Мои желания никогда не исполняются»…

…«Первое сентября. Яркое солнце, жёлтая листва. Школьная линейка. На моём плече ярко-красная лента с золотыми буквами «Первоклассник». Вокруг радостный детский гомон. Я раздражённо разглядываю толпу таких же первоклашек, как и я. Они все улыбаются. Некоторые даже смеются. Родители суетятся, поправляя девочкам бантики, а мальчикам красивые ленты. Вокруг мелькают руки с телефонами и фотоаппаратами. Моих родителей здесь нет, и я поправляю свою ленту сам. Перекладываю из руки в руку дурацкий букет. Он колется, но я терплю. Нам всем велят строиться в шеренгу, а родителей просят отойти за линию, нарисованную на асфальте. Вздыхаю и поднимаю глаза и вдруг вижу дедушку и Анну Ивановну. Они радостно мне машут, выглядывая из-за спин других родителей. Они опоздали, но я так рад их видеть. Теперь я не один и улыбка расползается на моём лице, когда я слышу сквозь шум дедушкин крик:

— Стасик, я так горжусь тобой!»…

…«Мне пятнадцать. Я стою в кабинете директора школы. Отец со скучающим видом слушает его претензии. Мать сидит рядом, устремив свой взгляд на экран телефона в руке. Никто из них не обращает на меня внимание. Я словно пустое место. Как всегда. Сжимаю кулаки и чувствую, как на костяшках лопаются корки. Ловлю кайф от болезненных ощущений. Разжимаю пальцы и снова их сжимаю, заставляя кожу разойтись сильнее, чтобы ощутить приятную влагу. Я снова подрался. Но мне нисколько не совестно. Меня это даже забавляет. В этом кабинете я бываю чаще, чем на уроках. И каждый раз надеюсь, что выдавлю из родителей хоть одну эмоцию. Любви я уже давно от них не жду. Но может ненависть или стыд за меня удовлетворят мою потребность? Только, кажется и эта попытка провалилась. Им насрать на меня!

— Я больше не собираюсь выслушивать какой мой сын неудачник. Ты отправишься в специнтернат, — даже не взглянув на меня, говорит отец, когда мы садимся в машину.

— С фига ли? — позволяю себе пренебрежительный тон. Я ему настолько безразличен, что даже на это он не реагирует.

— Я надеялся, что у меня будет достойный наследник, которым я буду гордиться. А таких, как ты, лучше вообще не производить на свет.

Стискиваю челюсть. Достойным? Серьёзно? Что он сделал, чтобы я стал достойным? Ненавижу их!»…

…«По деревянной лестнице я поднимаюсь вслед за дедом на второй этаж его скромного деревенского домика. Он распахивает дверь и отходит в сторону, пропуская меня вперёд.

— Это твоя комната.

Я вхожу и оглядываюсь. Моя новая комната не такая большая, как в доме родителей, но я уверен это лучше, чем спальня в интернате. На самом деле я благодарен деду. Он единственный человек, кто понимает меня. Принимает таким, какой я есть. И любит. Я постараюсь не волновать его. Даю сам себе обещание беречь деда. Ведь он всё, что у меня есть. Он моя семья»…

…«Клетка. Секунданты, рефери и много людей вокруг. Тарантино подходит ко мне. Берёт меня за плечи и сжимает их.

— Не смей отступать, Ярый. Принеси мне победу и сделай меня немного богаче.

Отступать?! Да, я предпочту смерть проигрышу!

Муха и Фил скользят по рядам и собирают ставки.

Захожу в клетку и оббегаю её по кругу. Чувствую свою территорию. Это моё! Никто не сможет отобрать это у меня! Я максимально обострён. Собран. Сосредоточен. Я, как машина перед гонками с газом в пол, но без включённой скорости. Ринг-анонсер объявляет меня и моего противника. Мы стоим лицом к лицу. Я его не приветствую, незачем. Он сегодня падёт. Слежу за своим противником, как животное перед атакующим прыжком. Жду команды. Готов? Я готов! Бой!»…

…«Ася. Мой маленький ангел. Такой светлый, такой нежный. Она заполняет всё моё сознание. Вижу её большие серые глаза, ласковую улыбку и непослушно развевающиеся пряди волос. Я чувствую её прикосновения, её дыхание. Тянусь к ней. Не оставляй меня, детка! Забери меня с собой! Она смеётся. Манит меня рукой. Догони меня, Стас! Её смех, как колокольчик, звонкий, громкий. Слишком громкий. Он заглушает все звуки вокруг, даже стук моего сердца. Я не слышу его. Не чувствую, как оно бьётся. Внезапно мне становится страшно, когда я понимаю, что больше не вижу Асю. Где она?»…

Вспышка яркого света режет глаза. Что за чёрт?! Что происходит?

…— Пациент моргает, добавь, — звучит, как приказ. Кто это? — Ещё пакет крови. Шевелись. Спать должен он, а не ты, мать твою!..

Голоса исчезают так же внезапно, как появились, только свет остаётся со мной. Он такой яркий! Он поглощает всё пространство вокруг. Глазам больно. Я зажмуриваюсь, но свет никуда не исчезает. Он поднимает меня, притягивает к себе всё ближе и ближе. Он хочет утопить меня в себе. У него уже почти получилось, я так близко. Но вдруг та нить, что связывает меня с ним, обрывается. Свет гаснет. И я падаю, падаю, падаю в кромешную тьму.

Неужели это конец? Прости меня, детка…

Врываюсь в приёмный покой больницы. Вихревой поток воздуха за моей спиной сметает несколько листков бумаги с информационного стенда. Резким шагом направляюсь прямиком к стойке регистрации, за которой сидит дежурная. Сегодня это молоденькая сестричка Анечка. Я знакома почти со всем персоналом больницы, и они знают меня тоже. Она видит меня и сразу подскакивает со своего места, предупреждая все мои вопросы, машет, зовя меня за собой. Мы идём по коридору, я на ходу натягиваю протянутый мне халат, пытаюсь по виду Ани понять, как обстоят дела.

— Татьяна Витальевна сказала, что ты едешь. Мне так жаль, Ася.

Её слова ударяют по моему слуху так громко, что кажется, я глохну. Все звуки вокруг моментально стихают, и я слышу только своё бешено бьющееся сердце.

— Он жив? — этот вопрос даётся с таким трудом. Я боюсь услышать ответ.

— В реанимации. Состояние стабильно-тяжёлое. Врач расскажет подробнее.

Мы останавливаемся у двери реанимационной палаты, и я никак не могу взять себя в руки и войти. Меня просто трясёт.

— Он в коме, Ася. Ты понимаешь что сейчас увидишь? — Аня опускает руку на моё плечо и сжимает его, поддерживая мои внутренние силы.

Я только киваю в ответ на её добрый жест. Да, я понимаю.

Вхожу. И вздрагиваю. Звериный рёв поднимается откуда-то из живота и рвётся наружу, но я не издаю ни звука. Проглатываю его, закусываю губу так сильно, что чувствую вкус крови на языке. Здесь нельзя кричать, хоть в палате больше никого и нет. Скорее всего, мама позаботилась об этом, потому что обычно в таких палатах по две, или даже три койки, а здесь одна. Та, на которой лежит Стас, весь окутанный проводами и с трубкой, торчащей изо рта.