Возвращаюсь в автомобиль и еду домой к Красовскому, обдумывая, что ему сказать, чтобы он выслушал меня в том состоянии, каком сейчас находится. Я уверен, что отец Аси так спешно сорвался из офиса именно из-за пропажи дочери. Так стоп. Вряд ли он поехал к себе домой. Меняю маршрут. Когда подъезжаю к дому, вижу автомобиль Красовского у подъезда. Я не ошибся, он действительно здесь.

Стою перед квартирой № 289 и не решаюсь позвонить в дверь. Меня съедает чувство вины. Это я не уберёг девушку. Упираюсь лбом в деревянную поверхность и пытаюсь сглотнуть огромный ком в горле. Все мы когда-нибудь расплачиваемся за свои деяния. Вот она, моя расплата. Если с принцессой что-нибудь случится, я не смогу жить.

Соберись, тряпка! Ты Ярый! Сейчас ты Ярый! Ты всегда Ярый!

Стискиваю зубы и звоню. Дверь распахивается через секунду. На пороге мама Аси, Татьяна Витальевна. Она разочарованно морщится, когда видит меня. Я вижу её серые покрасневшие от слёз глаза, и комок в горле снова не даёт мне нормально дышать.

— Кто это? — За спиной Татьяны Витальевны появляется сам Красовский. Он внимательно разглядывает меня. Я откашливаюсь.

— Здравствуйте. Меня зовут Стас. Я друг вашей дочери, — я волнуюсь, но мне удаётся произнести это без запинки.

— Ты знаешь, где Ася? С ней что-то случилось? — с надеждой и ужасом одновременно шепчет мама и прижимает ладони к груди.

— Можно мне войти? — спрашиваю я, и она впускает меня в квартиру. — Мне нужно поговорить с вами, — обращаюсь к адвокату.

— Сейчас не самый подходящий момент, — отвечает он в тот момент, когда у него звонит телефон.

Красовский тут же отвечает.

— Да. Как не можете отследить?… А где пропал сигнал? Как давно?… Чёрт. Я понял, спасибо. Держите меня в курсе, если снова появится.

— Олег, что? — В ответ на вопрос бывшей жены, он лишь качает головой. И мама Аси безвольно опускается на диван и смотрит в одну точку. — Олег, сделай что-нибудь. Найди её.

Мне кажется, я умираю, глядя на горе этих людей. Их любовь к своему ребёнку безгранична. Мои родители никогда так не переживали за меня. Поэтому я стал тем, кем стал. Чёрствым, жестоким, безразличным, не способным любить. До момента, пока не встретил Асю. Она показала мне, что я могу быть другим. И что сделал я? Я собственными руками разрушил целый мир одной маленькой семьи. И я должен исправить свою оплошность, пока это ещё возможно.

— Я знаю, где она, — произношу я, и оба родителя вскидывают на меня потерянные взгляды. — Я думаю, что знаю.

— Говори, — рявкает отец Аси, и я вздрагиваю, впервые за очень долгое время.

Я вкратце рассказываю им обоим то, что планировал рассказать ему наедине. О том, чем занимался до недавнего времени. О знакомстве с их чудесной дочерью. О том, как встреча с ней перевернула мою жизнь. О том, что я не нарочно впутал её в свои разборки с боссом. При упоминании Тарантино, Красовский хватается за голову. Несомненно, он знает о нём и о его криминальном бизнесе. И я знаю, что он хочет сделать, когда замечаю в его руках телефон. Но я не даю сделать ему звонок. Убеждаю его, что игра Тарантино направлена только на меня и на данном этапе не сто́ит вмешивать полицию. Я даю ему обещание, что как только Ася будет в безопасности, я приду к нему и расскажу всё, что знаю о Тарантино. Дам любые показания, в любом месте, в любое время, будь то отделение полиции, прокуратура или следственный комитет. Пройду все круги ада. Всё, что угодно. Лишь бы он позволил мне самому решить этот вопрос. Лишь бы вернуть принцессу домой.

— Я прошу вас, дайте мне время. Я прошу всего пару дней. Клянусь, я найду её, — говорю твёрдо, уверенно.

— Это всё из-за тебя, — уронив голову на руки, плачет Татьяна Витальевна.

Отец более сдержан, он меряет шагами комнату, в раздумье, ероша ладонью волосы.

— Я знаю, — горько бросаю я. — Но я хочу, чтобы и вы знали. Я люблю вашу дочь. И если её жизнь цена моей, поверьте, я оплачу́ этот счёт, не задумываясь.

Вот я и признался. Я люблю эту белобрысую девчонку больше жизни. Так, как никого не любил. Да, я вообще не любил никогда. Я прятал свои чувства к ней, как только мог, но не от себя. Себя-то я не боюсь, я и пальцем бы её никогда не тронул. Я прятал её от моего долбаного окружения. Ангелам не место в преисподней. Но как я, ни старался, уберечь её не смог и это только моя вина. В этом мама Аси абсолютно права.

— Хорошо, — сдаётся отец Аси, а мама принимается скулить. Она цепляется за лацканы пиджака мужа и утыкается в его грудь. Её плечи сотрясаются от рыданий. Больно! — Но только два дня. По закону заявление о пропаже примут только спустя трое суток. А пока мы можем действовать своими силами.

Олег обнимает супругу, успокаивая её. Гладит по голове, целует в золотистые волосы.

— Я верю тебе, — вдруг произносит Красовский и мой рот открывается от удивления. Верит? — Верни нам нашу девочку.

Как же это важно услышать, что в меня верят. Как же это приятно. Когда-то я мечтал услышать это от своих родителей. Увидеть в их глазах одобрение, уважение, любовь. И вот спустя столько лет, я слышу такие важные слова совсем от постороннего человека. И я не могу его подвести. Я сделаю всё, и даже больше.

Выпрямляюсь. Расправляю плечи. Его вера вселяет в меня уверенность. Я чувствую, как ярость, сила, воля снова просыпаются во мне, а страх и паника отступают. Каждая клеточка звенит от напряжения, которому требуется выход. Я готовлюсь к главному бою в своей жизни. Бою за жизнь любимой. И я его выиграю. Иначе просто быть не может. Или я не Ярый!

Я здесь уже третий день и понимаю, что за мной никто не придёт. Никто не знает где я. Кроме похитителей, конечно, Мухи и Тарантино. Нестерпимо болят запястья и лодыжки, меня до сих пор держат связанной. Иногда меня освобождают, чтобы я смогла сходить в туалет, но потом снова надевают путы. Муха по-прежнему кидает в мою сторону плотоядные взгляды, хотя Тарантино запретил ему прикасаться ко мне.

Дотягиваюсь до бутылки с водой, оставленной для меня, и допиваю остатки. Без еды я сильно ослабла, Муха не слишком заботится обо мне. Пару раз он предлагал мне сосиску с булкой, купленную где-то на заправке, но я демонстративно отказалась. Теперь понимаю, что зря. Разве я могла предположить, что моё заточение затянется так надолго. Мне нужно собраться с силами и сделать хоть что-нибудь, иначе я так и останусь здесь. Я в который раз обшариваю глазами помещение, ищу чем можно перерезать верёвки, но ничего подходящего не вижу.

Вздрагиваю, когда дверь резко распахивается и в пространство вваливается злобный Муха. Он чертыхается и пинает стул, а потом пристально смотрит на меня. Мне совсем не нравится его взгляд. Его всегда холодные голубые глаза сейчас горят огнём ярости, ненависти.

— Ну, и где носит твоего ёбаря? — злобно выплёвывает он. — Мне надоело стеречь его сучку.

Я сглатываю.

— Ты можешь отпустить меня, — робко произношу. — Я никому не скажу.

— Ну, да конечно, — смеётся он в ответ. Потом замолкает и разглядывает меня с головы до ног. — Хотя, знаешь? Ты могла бы отработать своё освобождение, — он подходит ближе, а я наоборот отползаю на матрасе назад и упираюсь спиной в стену.

— Меня уже давно мучает вопрос: что между твоих ног такого особенного, что Ярый слетел с катушек? — его хищная улыбка говорит сама за себя.

Муха подходит ещё ближе, упирается ботинками в матрас и начинает расстёгивать ремень на поясе брюк, не сводя с меня жестокого взгляда. На мгновение меня охватывает паника, мы одни и никто его не остановит. Никто, кроме меня самой. И я готовлюсь дать отпор. Стараюсь дышать ровно, даже, когда он дёргает меня за ноги и подтягивает ближе к себе. Он тянет руку и расстегивает пуговицу на моих джинсах, а потом тянет за молнию. Я, молча, смотрю в его глаза, стараясь не показывать ужаса, сковавшего меня внутри. «Мне бы только ноги освободить», — думаю я.

— Что? Даже не пикнешь? — его рот растягивается в улыбке победителя.