- Если бы, - я выразительно вздохнула и придвинула к себе записи травницы. – Мне надо вот эти записки расшифровать. Поможешь?

Эрика заметно перекосило, он тут же вспомнил о важных и неотложных поручениях и испарился из камеры быстрее, чем капля росы под жаркими лучами солнца. Хе-хе, а ещё говорят, что от любопытства молодых драконов никакого спасения нет. Фантазию надо проявлять, только и всего!

С удовольствием подкрепившись и утолив жажду нежно любимым вишнёвым компотом, я торжественно водрузила на лавку бумагу и чернила, забралась с ногами на ложе и уютно примостила у себя на коленях записи травницы. Вот век бы не подумала, что так вообще возможно, но даже в тюрьме можно устроиться с комфортом! На сытый желудок и работа пошла веселее, через час каракули и беспорядочные точки-чёрточки я уже классифицировала в самый настоящий алфавит, а ещё через два разжилась простым и эффективным (если верить заметке на полях) рецептом от подростковых угрей. Тобиасу, конечно, сей рецепт без надобности, ему другое интересно, но ведь надо же с чего-то начинать, верно?! Воодушевившись успехами, я с головой зарылась в бумаги, точно изголодавшаяся моль в шерстяные вещи, даже не заметила, как сумерки наступили. Эх, какая досада, что у меня сейчас магия заблокирована, а подсвечивать глазами, как оборотни или драконы, я не умею! Может, попросить стражника принести мне лампу или огарок свечи на худой конец? Надеюсь, моя просьба не напугает мальчугана ещё больше, мне бы всё-таки не хотелось настраивать стражника против себя. Я подошла к двери, прислушалась, надеясь, что бдительный страж мужественно бдит прямо за порогом и мне не придётся надрывать горло, зовя его из какого-нибудь отдалённого закутка. Увы, за дверью царила полная неподкупная тишина. И-их, какая жалость, что сама я не могу наколдовать даже крошечного огонька! Конечно, можно отложить чтение до утра и лечь спать, но, во-первых, я очень хотела помочь Тобиасу, да и себе тоже, во-вторых, читать записи травницы было весьма увлекательно, а в-третьих, впервые за долгое время я не просто жила, а искренне наслаждалась мельчайшими нюансами своего бытия. О, как завернула, даже самой понравилось!

Я постучала в дверь, сначала деликатно, а потом всё громче и громче. Никто не отзывался. Вот тебе и бдительная стража, глаз с ведьмы не спускающая! Я изо всех сил забарабанила в дверь, пока не услышала лёгкое дребезжание оружия и писклявый от страха и тщетной попытки звучать громче и увереннее голос:

- Кто там?!

Хм, как говорила погибшая во время чёрного мора трактирщица, а что, вы-таки видите тут большие варианты? Неужели юный страж не видел, как Эрик ушёл? Или мальчуган искренне верит, что гости могут попадать ко мне не только через дверь, но и окном? Ох уж эти сборники страшных историй про ведьм, я, помню, один такой прочитала, потом три дня спать без света не ложилась, боязно было! Проглотив вертящийся на кончике языка остроумный ответ (не с Тобиасом разговариваю, этот юный страж юмора может и не понять), я тоном благовоспитанной особы пролепетала:

- Будьте так любезны, не могли бы вы дать мне крошечный светильник или огарочек свечи? Я была бы вам чрезвычайно признательна.

В коридоре что-то грохнуло, бухнуло (очень надеюсь, что это был не сражённый наповал моей вежливостью мальчуган), на какой-то миг воцарилась гнетущая тишина, а затем ещё более писклявый и дрожащий голос вопросил:

- А вам зачем?

Зачем, зачем… Младенчиков не рождённых жарить собираюсь, в потёмках петрушку с перцем найти не могу! Поскольку ответить честно я не могла, арестованной превращать камеру в избу-читальню не разрешалось, шутить я по-прежнему не рисковала, то ляпнула первое, что пришло в голову:

- Я темноты боюсь.

Опять воцарилась тишина, надменная и равнодушная. Я досадливо вздохнула и вернулась к своему ложу, бережно убрала под него все бумаги и чернила. Что ж, значит, продолжу утром, прямо на рассвете, так больше будет времени на работу. Дверь отчаянно заскрипела (я даже подпрыгнула от неожиданности), явив стражника с небольшой лампой, крепко зажатой в левой руке.

- Держите, - мальчуган протянул мне светильник и, смущённо порозовев, прошептал, - я тоже с ночником всегда сплю.

От всего сердца поблагодарив раскрасневшегося от моих похвал стражника и вручив ему яблоко, я опять приступила к чтению. Когда за решёткой моего окошечка облака окрасились нежным предрассветным перламутром, я устало закрыла записи и упала на ложе, моментально погрузившись в крепкий беспробудный сон. Я смогла, прочитала записи травницы, но, увы, в них не было ничего, что могло бы навести на след неведомой злодейки. Рецепты, списки трав, заметки, кто приходил и о чём спрашивал и более ничего. Но, может быть, Тобиас сумеет в расшифрованных записях найти что-то, ускользнувшее от моего внимания?

Городской архив в Лихозвонье был построен по приказу градоправителя, дабы «список жителей иметь, а также вести учёт прибывающим и отъезжающим, не во имя тирании свирепой, а токмо для безопасности и комфорта». Хранитель архива, получивший сей высокий статус после службы писцом у господина градоправителя, к новым обязанностям отнёсся весьма ответственно и принялся дотошно переписывать жителей Лихозвонья, указывая не только имена, но и возраст, адрес, род занятий и даже основные приметы. С утра до позднего вечера хранитель шагал по улицам родного города с кипой листов, остро отточенными перьями в специальном футляре и небольшой, но вместительной, тщательно завинченной чернильницей. Жители Лихозвонья, встречаясь с неутомимым тружеником, одаривали его приветливыми улыбками, но долгими разговорами не отвлекали, понимали, что человек на службе, а значит, у него каждая минуточка на вес золота. Да и о чём с ним, если уж совсем-то откровенно, говорить? Сплетен он гнушается, скандалов избегает, новостями, те же сплетни, но с претензией на подлинность, поскольку звучали они из уст самых уважаемых жителей города, не интересуется.

Когда начался чёрный мор, хранитель городского архива так же педантично и скурпулёзно, как и прежде, принялся составлять списки умерших, не просто вычёркивая погибших из ранее составленных документов, но записывая, как и когда почивший отправился на встречу с предками. Любящая супруга, которая отчаянно боялась за жизнь своего мужа, со слезами на глазах умоляла его не рисковать собой, даже на колени становилась и в дверях замирала, за косяки хватаясь. Их сын, с нескрываемым восхищением взиравший на неподкупного и неустрашимого отца, который в эту пору суровых испытаний явил себя настоящим героем, поклялся, когда придёт его время, быть таким же отважным и ответственным. Мальчик не знал, что ему придётся исполнять данную клятву уже через неделю, когда отец, почуяв недомогание, верный признак смертельного недуга, ушёл из дома, оставив жене и сыну короткое послание и мешочек с монетами, своё последнее жалованье. Злые языки, которые не может сдержать никакое, даже самое страшное, бедствие, пытались было шептать, что верный-де муж на самом деле был не таким уж и праведным, под видом болезни сбежал к своей полюбовнице (в качестве разлучницы чаще всего называли именно Веронику), но все слухи разом пресекла целительница, сообщившая семье о смерти их отца и мужа. Городской архив опустел, любовно составляемые списки оказались никому не нужны, да и до бумаг ли, когда не знаешь, ложась в постель, сможешь ли проснуться, а утром нет никакой уверенности, что доживёшь до сумерек!

После того, как чёрный мор, собравший свою страшную жатву, всё-таки покинул притихшее, изрядно опустевшее Лихозвонье, новый градоправитель посетил городской архив лишь однажды, дабы убедиться, что здание сохранно, и никакого урону ему не причинили. После этого ключ от архива был повешен на большую связку, на которой обитали ключи от всех опустевших за время страшного бедствия зданий, а таковых, как вы сами понимаете, в городе стало немало. Элеас надеялся, что позже, когда будет снят защитный купол, наладится торговля и в город снова начнут приезжать гости, не боясь подцепить смертельный недуг, откроются тщательно запертые по причине гибели владельцев и аптекарская лавка, и гончарная мастерская, и храмовый дом, и библиотека, и, само собой, городской архив. Да-да, именно в такой последовательности, градоправитель, откровенно-то говоря, архив не жаловал, заботился о нём лишь в память о самоотверженном хранителе, в прямом смысле слова отдавшем жизнь любимому делу. Представьте же себе удивление Элеаса, когда на шестой день проведения дознания Тобиас пришёл к нему и попросил ключ от городского архива! Сами понимаете, инквизитор – не тот человек, чьи даже самые незначительные просьбы можно игнорировать, а потому ключ был выдан незамедлительно. Градоправитель даже предложил свою помощь в изучении документов, и Тобиас, после довольно серьёзных колебаний, предложение принял. Всё-таки травница утверждала, что виновница эпидемии – женщина, Элеас после мора остался одинок, любовницей не обзавёлся, никаких, даже самых незначительных, поводов для недоверия не давал, так что ему стоит довериться. Конечно, не так, как Эрику (или Веронике), но всё же вполне можно принять его помощь, ведь одному перелопачивать груду бумаг придётся долго. Пожалуй, даже слишком долго.