Старшая сестра овдовела (ходили упорные слухи, что в безвременной кончине супруга повинен его не в меру алчный братец) и приехала к своей сестрице и названному братцу, дабы залечить сердечные раны и вернуть пошатнувшуюся веру в благородство и справедливость. Не сразу, но добрые люди и безудержное кипение молодого, стремительно растущего города растопили лёд вдовьего сердца, Элеас даже начал подготовку к свадьбе своей сестрицы с плотником Веймиром, но тут грянул страшный чёрный мор, и счастливая жизнь канула в небытие. Элеас опять, в который уже раз, остался совсем один, но в этот раз у него не было ни сил, ни желания начинать всё сначала. Зачем карабкаться, сдирая руки в кровь, если вершина, которую ты достигнешь, однажды рухнет вниз, оставив тебя, искалеченного и ободранного, на руинах, с одними лишь воспоминаниями, раздирающими душу на кровавые лоскуты? Первым порывом Элеаса было последовать за семьёй, но приснившаяся в миг забвения жена со слезами на глазах умоляла его не поддаваться отчаянию, не губить свою душу чёрными делами, ведь иначе желанный миг встречи не наступит никогда.

Элеас никогда не спорил с любимой супругой, не стал перечить ей и в этот раз, с головой уйдя в многочисленные заботы и хлопоты только-только начавшего оправляться после страшной беды города. А какая первостепенная задача встала перед градоправителем? Правильно, найти и должным образом покарать виновника свершившегося бедствия. Конечно, можно было свалить всю вину на чародейку Веронику, тем более, что в Лихозвонье вряд ли нашлась хотя бы пять человек, уверенных в её невиновности, но Элеас терпеть не мог рубить с плеча, предпочитал во всём и всегда разбираться досконально. Потому-то градоправитель и настоял на том, что необходимо пригласить в город инквизитора, пусть он сначала истину установит, а запалить костёр на городской площади дело нехитрое.

Молодой инквизитор Элеасу понравился. Умён и при этом благороден, путей лёгких проторенных не ищет, наветам не верит, что особенно радует, да и за популярностью не гонится. Градоправитель за честь почитал оказать молодому инквизитору любую помощь, а потому, когда на пятый день расследования Тобиас пришёл к нему, встретил его с отеческой улыбкой и приглашением отведать с дороги горячего чаю. От чая Тобиас не отказался, но пить его не стал, помолчал немного, чашку в руках покачивая, а потом выпалил сбивчиво:

- Хочу поблагодарить вас за гуманность в отношении арестованной.

Элеас озадаченно нахмурился. Особенной гуманности к Веронике он, совершенно точно, не проявлял, чародейку держали в специальной камере и кормили её так, чтобы она раньше назначенного дня казни не померла.

- Не понимаю… - медленно ответил градоправитель.

Инквизитор искренне удивился:

- Ну, как же, это ведь по вашему приказу её перевели в другую камеру?

Элеас удивлённо приподнял брови, с досадой сообразив, что отчёта от тюремного стража всё ещё не получал. Хм, странно, Ангус никогда прежде не пренебрегал своими обязанностями, даже если сам не мог прийти, мальчонку с сообщением присылал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я никакого приказа не отдавал, - градоправитель неожиданно даже для самого себя улыбнулся, пристально взглянул на инквизитора, - возможно, сей великодушный жест совершил кто-то иной?

Когда я вчера поздно вечером спасал Веронику от действия забудь-травы, я был уверен, что это градоправитель проявил великодушие и перевёл девушку в другую, более комфортную камеру. Сам я подобного приказа отдать не мог при всём желании, ибо инквизитор, даже уверенный в невиновности ведьмы и не скрывающий этого, не имеет права вмешиваться в условия её содержания. Иначе его могут обвинить в предвзятости и недобросовестности, а то и вовсе отстранить от расследования. Да, вот такая вот глупость, можно на всех углах кричать о том, что чародейка невиновна, но при этом нельзя и пальцем пошевелить для облегчения её пребывания под стражей. Градоправитель Элеас мне всегда казался человеком рассудительным и благородным, он вполне мог, всё тщательно обдумав, решить, что Вероника невиновна и постараться максимально облегчить ей жизнь. Вот потому-то, а ещё для того, чтобы обсудить с ним полученные от травницы сведения, свой пятый день расследования я и начал с визита к Элеасу. К моему искреннему удивлению, градоправитель об улучшении жизни Вероники ничего не слышал и никаких приказов по этому поводу не отдавал. Впрочем, не может не радовать то, что к полученному известию Элеас отнёсся вполне благодушно, решив, что это моих рук дело. Хм, неужели и, правда, Эрик от моего имени такой приказ отдал? С него, конечно, станется, но зачем тогда было травить Веронику забудь-травой? Я сделал небольшой глоток уже начавшего остывать чаю и покачал головой:

- Инквизитор не имеет права вмешиваться в подобные дела.

Элеас снова улыбнулся, в глубине его тёмных от навеки поселившейся печали глазах сверкнули озорные искорки:

- Правила существуют для того, чтобы их нарушать. Однако, мне бы всё-таки хотелось, чтобы стражники своевременно извещали меня обо всех событиях в жизни нашего города.

Оп-па, а вот это уже становится интересным.

- Хотите сказать, что стражник из тюрьмы ничего вам не сообщил?

- Более того, я его вообще ещё не видел.

Элеас резко помрачнел, решительно отодвинул в сторону чашку с чаем и поднялся из глубокого кресла:

- И это мне, смею заметить, очень не нравится.

Мне подобный поворот дела нравился и того меньше, поскольку по опыту службы могу с уверенностью утверждать, что, если кто-то должен был утром явиться на доклад, но не явился, значит, с вероятностью восемьдесят процентов из ста, искать его нужно уже в загробном мире. Вот ведь, хвост драконий!

Я резко вскочил, даже кресло зло чиркнуло ножками по полу, машинально поправил висящий на поясе меч:

- Я пойду с вами!

Элеас спорить не стал, впрочем, даже если бы он и рискнул возражать, я бы всё равно настоял на своём. Мне было жизненно необходимо найти стражника и узнать, кто именно отдал ему приказ о переводе Вероники в другую камеру. Ведь теперь я начинал подозревать, что этим загадочным некто двигали отнюдь не гуманистические соображения (кто ему не давал раньше гуманизм проявить?), безжалостный расчёт. Вероника – чародейка опытная, в травах виртуозно разбирается, вот её, перед тем как отравить, и ошарашили, ослабили бдительность как снег на голову свалившимися вдруг поблажками. И если моё предположение верно, стражник уже мёртв, ставшие ненужными пособники долго не живут. Только зачем нужно было травить Веронику, что ей следовало забыть? Или это попытка прекратить расследование, ведь со смертью главной подозреваемой инквизитор должен прекратить дознание и покинуть город?

- Кто-нибудь возражал против призыва инквизитора?

Элеас на миг замедлил шаг, подумал, напряжённо хмуря брови и кусая губы, а потом резко мотнул головой:

- Нет, никто. Наоборот, все искренне обрадовались, когда я сказал, что инквизитор скоро приедет и дознание по всей форме проведёт.

Хм, изобразить радость от полученной новости дело, конечно, нехитрое, тем более что ничего другого всё равно не остаётся, город-то пока незамеченным да без оформления множества разрешающих бумаг всё равно не покинуть. Но почему на Веронику покусились только сейчас? Убрать её раньше было гораздо проще, вряд ли в городе кто-то стал бы оплакивать ту, кого искренне считают ведьмой-душегубицей. Веронику попытались устранить после того, как она рассказала мне о своём проклятии, уж не в этом ли всё дело? Надо во что бы то ни стало узнать у Вероники всё, что связано с этим проклятием. А ещё проверить травницу, в идеале, вообще перевезти её к себе домой. От этой женщины тоже могут попытаться избавиться, ведь она не только уверена в невиновности Вероники, но ещё и смогла в общих чертах описать ту, что наслала на город чёрный мор. И стражника надо обязательно найти, вдруг, он ещё жив, просто отсыпается после тюремного бдения? Мрак беспросветный, ну, почему я не могу быть в трёх местах сразу?! Придётся активировать срочный призыв дракона. Эрик, конечно, не обрадуется, но другого выхода у меня нет, один я везде точно не поспею, а я прямо физически ощущаю, как утекает сквозь пальцы время.