В заявлениях сообщалось: «Нам, членам ЦК КПСС, стало известно, что Президиум ЦК непрерывно заседает. Нам также известно, что вами обсуждается вопрос о руководстве Центральным Комитетом и руководстве Секретариатом. Нельзя скрывать от членов пленума такие важные для всей нашей партии вопросы. В связи с этим мы, члены ЦК КПСС, просим срочно созвать Пленум ЦК и вынести этот вопрос на обсуждение пленума. Мы, члены ЦК, не можем стоять в

_w _ J4S

стороне от вопросов руководства нашей партиен» .

Все индивидуальные обращения к Президиуму ЦК также несут следы знакомства с текстами двух «больших» писем. Обязательной частью этих документов является фраза: «До меня дошли слухи, что у Президиума ЦК КПСС по отдельным принципиальным вопросам нет единодушного мнения...» Благоприятным условием для того, чтобы относительно быстро получить эти подписи и организовать массовое выступление членов ЦК, стало то, что в ЦК КПСС были собраны секретари обкомов — планировалось совещание по сельскому хозяйству. Эту возможность в полной мере использовал Секретариат. Пожалуй, это был единственный удачный случай, когда политика КПСС в вопросах сельского хозяйства пошла на пользу Хрущеву... Министр обороны маршал Жуков, выступив на стороне Хрущева, привлек военную авиацию для того, чтобы срочно привезти в Москву членов ЦК для участия в работе пленума.

Сторонники Хрущева добились уже второй победы. Сначала им удалось затянуть работу Президиума ЦК, затем добиться созыва Пленума ЦК и срочно собрать на него членов ЦК. На этот раз численное преимущество прочно оказалось в руках «команды Хрущева». Она блестяще использовала аппаратные, номенклатурные методы борьбы.

22 июня, на следующий день после демарша членов ЦК и военных, организованного Секретариатом ЦК КПСС, состоялся Пленум ЦК. Первая схватка между Хрущевым и его противниками произошла в первые минуты его работы. Хрущев предложил открыть пленум, а затем сделать перерыв на воскресенье. Это могло показаться абсурдом: с трудом и усилиями собранный пленум останавливают на день, а члены ЦК за это время как бы остаются свободными. Но многоопытный Молотов сразу же понял, что это значит. Это значит, что аппарат ЦК получает полный день для того, чтобы склонить на свою сторону участников пленума, переговорить с каждым из них, тщательно подготовить ход его работы. Такие тихие заготовки, возня за кулисами спектакля, именуемого Пленумом ЦК, оказывались решающими для его итогов. И уже в эти первые минуты Молотов, за которым стояло большинство членов Президиума, проиграл. Предложение Хрущева было принято.

Пленум начался выступлением Суслова, информировавшего его участников о спорах в Президиуме; за ним выступил Хрущев, не без политической ловкости подольстивший членам ЦК КПСС, заявив, что члены Президиума ЦК лишь слуги пленума.

Главным событием первого дня и едва ли не всего пленума стало выступление маршала Жукова. И не только его «военный вес» сыграл исключительную роль. Выступление Жукова было в полном смысле политическим, содержало анализ ситуации, сложившейся в партии и государстве, ее истоков и известный прогноз развития. Начав с рит)4ального в других условиях заявления: «Личный состав Советских Вооруженных Сил заверяет свою родную партию, Центральный Комитет Коммунистической партии в своей безграничной любви и неколебимой преданности своей Родине», Жуков ясно указал, что армия подчиняется ЦК, а не Президиуму.

Изложив свою версию событий на Президиуме, Жуков обратил внимание на то, как готовилось отстранение от власти Хрущева. Если бы удалось отстранить Хрущева от власти, то возникал вопрос: кто и что придет после него? Если побеждал Президиум ЦК, то к власти в стране и в партии приходили давние сторонники Сталина. И тогда маршал Жуков огласил архивные сведения о личной причастности Маленкова, Кагановича, Молотова, Ворошилова к репрессиям 30-х — начала 50-х гг.

Его выступление было великолепно документировано. Ссылаясь на архивы ЦК КПСС и Военной коллегии Верховного Суда СССР, он сообщил шокирующие подробности недавней политической истории: «Из документов, имеющихся в архиве... видно, что с 27 февраля 1937 г. по 12 ноября 1938 г. (до назначения на свою должность Берии.— Авт.) НКВД получил от Сталина, Молотова, Кагановича санкцию на осуждение... к высшей мере наказания — расстрелу 38 679 человек... Сталин и Молотов в один день— 12 ноября 1938 г.— санкционировав к расстрелу 3 167 человек. 21 ноября 1938 г. НКВД был представлен список для санкции на осуждение к расстрелу на 292 человека». Жуков обращал внимание участников пленума на то, что расстреливали «их братию» — членов и кандидатов в члены ЦК, наркомов и их заместителей, высший командный состав.

Отсюда вытекало, что возвращение к власти этой группировки сталинских соратников создает просто физическую опасность для теперешних членов ЦК, восстанавливает атмосферу беззащитности номенклатуры перед произволом и репрессиями.

Жуков процитировал страшный человеческий документ — письмо приговоренного к расстрелу И. Э. Якира, командующего Киевским военным округом, направленное им перед смертью Сталину: «Родной, близкий товарищ Сталин! Я смею так к Вам обратиться, ибо все сказал и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма». I На этом заявлении имеется такая резолюция: «В мой архив. Ст. Подлец и про- [ ститутка. Сталин».

«Совершенно верное определение. Молотов». «Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара — смертная казнь. Каганович».

После этих цитат из документа в зале раздался шум, выкрики: «Палачи! Дайте ответ».

Жуков привел сведения о лично Кагановичем — не Сталиным! —организованных репрессиях железнодорожников, которые имели несчастье подчиняться этому «железному наркому». Специалистов расстреливали на том основании, что по своим техническим знаниям они могли бы организовать акты саботажа.

Однако главным обьектом обвинений в выступлении Жукова стала деятельность Маленкова. «Вина Маленкова больше, чем вина Кагановича и Молотова...— говорил Г М. Жуков участникам пленума,— ему было поручено партией наблюдение за НКВД, с одной стороны, а с другой стороны, он был непосредственным организатором и исполнителем этой черной, нечестной, антинародной работы по истреблению наших людей, наших кадров. Маленков не только не раскаялся перед ЦК в своей преступной деятельности, но до последнего времени хранил в своем сейфе документы оперативного наблюдения НКВД...» Жуков впрямую, документирование, возложил на него ответственность за репрессии конца 40-х — начала 50-х гг.

Слова Жукова подтвердил министр внутренних дел СССР Н. П. Дудоров, сообщивший, что в сейфе Маленкова были обнаружены агентурные наблюдения за руководителями Советской Армии, его рукописи о создании тюрьмы для партийного руководства, «заранее подготовленный конспект протокола допроса с вопросами и ответами на допросе арестованных».

Маленков, получивший возможность выступить, попытался полностью уйти от темы репрессий, огрызнувшись в адрес Хрущева: «Ты у нас чист совершенно, товарищ Хрущев». Он изложил свои обвинения в адрес Хрущева, подчеркнув, что он выражает мнение большинства членов Президиума — Сабурова, Кагановича, Булганина, Ворошилова, Молотова, Первухина. Хрущев, заявил Маленков, стал «в нарушение наших правил, наших обычаев (?!) выступать с важнейшими заявлениями перед партией и страной». Маленков обвинил Хрущева в выдвижении задачи «догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока», в том, что он выносил разногласия в Президиуме за его пределы. И задача Президиума была «не снять Хрущева, а ликвидировать должность Первого секретаря».

Эти стилистические изыски были немедленно и резко оборваны комментариями Брежнева, напомнившего, с каким упорством Маленков боролся против созыва пленума, согласившись на него лишь тогда, когда Президиум уже провел все кадровые перестановки и пленуму отводилась чисто регистраторская роль.