В письме содержалось прямое указание коммунистам, работающим в органах государственной безопасности, «зорко стоять на страже интересов нашего социалистического государства, быть бдительными к проискам враждебных элементов и, в соответствии с законами Советской власти, своевременно пресекать преступные действия».
Письмо было разослано по стране и обсуждено в партийных организациях. Это было третье закрытое письмо ЦК за один год.
И результаты не замедлили сказаться. Отчеты с мест об итогах обсуждения этого письма полны примеров открытого проявления недовольства, в том числе и среди коммунистов. Не будем обольщаться: проявлять недовольство было делом далеко не безопасным. Примерами как таких выступлений, так и карательных акций полон отчет секретаря Ленинградского горкома Ф. Р. Козлова137 Был исключен из комсомола и из Нефтяного института студент 4-го курса Бро, «клеветавший на советский строй». Исключены из институтов студенты: Военно- механического — Карелин, иностранных языков — Нестеров (как пояснялось в письме, «он направлен на одну из крупных строек страны»), аспирант Стильве; за распространение антисоветских высказываний (от простого выступления на собрании до рассылки писем) были арестованы доцент Технологического института Голованов, сотрудник одного из институтов АН СССР Рудаков, студент Ленинградского университета Красильников.
Немало проблем для партийного руководства Ленинграда создавали старые большевики, вернувшиеся из лагерей после реабилитации, «так как,— следуя тексту документа,— со стороны некоторых из них имеют место... антисоветские высказывания, тлетворно влияющие на поведение некоторой части молодежи». Ф. Р. Козлов упоминал здесь члена КПСС с 1915 г. М. И. Черняк, Степанова, члена партии с 1920 г., О. Я. Брейтштрауса, члена партии с 1932 г., систематически критиковавших политику партии и правительства. Позиция партийного руководства «колыбели Октября» проста и традиционна — исключить из партии и выселить из Ленинграда.
Однако неправильно было бы считать, что среди критиков политики партии и Советского правительства были в основном представители интеллигенции. В том же Ленинграде было отмечено недовольство рабочих заводов «Ленводпуть», «Металлист», им. Калинина.
В дискуссию о Сталине, культе личности должен был вмешаться и сам Хрущев. Для того чтобы объявить свой откорректированный курс по отношению к Сталину, он выбрал подходящую для этого случая трибуну: ею стал прием в посольстве Китайской Народной Республики 17 января 1957 г. Через день — 19 января — подробное изложение речи Хрущева появилось на страницах «Правды». Было известно, что руководство КПК настороженно относилось к критике «великого вождя», не разделяло резкой критики в адрес Сталина. Тем важнее, что Хрущев объявил там, что Сталин может быть примером для коммунистов, что «дай бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин». Признавая «ошибки и недостатки» Сталина, Хрущев объяснял их особенностями его характера, остротой и непримиримостью классовой борьбы в стране, объявлял все это «личной трагедией Сталина».
Выступление Первого секретаря ЦК КПСС разительно отличалось от его «секретного доклада», прочитанного менее года назад. И вот одно из следствий этого доклада — выступление Хрущева не было воспринято именно той частью общества, которая пошла за ним и поверила ему после XX съезда.
В ЦК полетели письма, протестующие против такого поворота курса. «Еще свежо в памяти выступление Н. С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС и последующие письма ЦК КПСС по этому вопросу,— писал в своем «открытом письме» в Президиум ЦК КПСС инженер М. Петрыгин из Туапсе.— И если сопоставить прошлые выступления Н. С. Хрущева и сравнить выступление Н. С. Хрущева 17 января 1957 г., то получится, что в ЦК КПСС имеется два Н. С. Хрущева: первый Н. С. Хрущев со своей ленинской принципиальностью и прямотой вскрывает и борется с культом личности Сталина; и второй Н. С. Хрущев, [который] защищает преступные действия Сталина, сделанные им лично против народа и партии в течение 20-летней единоличной диктатуры... Но кто может поверить в нашем народе, в партии такому наивному объяснению преступных действий Сталина? ...Выступление Н. С. Хрущева внесло сейчас разброд в наши умы. Выросли неуверенность и сомнение в том, что культ личности Сталина и его последствия будут ликвидированы в нашей стране...»
Однако в почте ЦК было не меньше писем противоположного содержания. В январе 1957 г. группа старых большевиков прислала резкое письмо после того, как у них выступил Г. И. Петровский. Бывшему председателю Всеукраинского ЦИК припомнили, что он сам спешил угождать Сталину, подбрасывал ему реплики. «Мы считаем, что всякое шельмование Сталина, особенно из уст такого человека, как Вы, Григорий Иванович, является большой находкой и добычей Даллесов, Аденауэров, а также титовцев и им подобных, (Текст выделен в письме)». Старые большевики возмущались тем, что Петровский игнорировал то, что сказано было о Сталине после XX съезда138
Старая большевичка из Риги писала в апреле 1957 г., что она возмущена тем, что имя Сталина предано забвению накануне 40-летия Октября. «Что нам говорят китайские коммунисты после XX съезда? Они писали: "Нельзя предавать заслуги Сталина"»139
Замечу, что каждое из этих писем было размечено, для того чтобы с ним были ознакомлены все секретари ЦК и члены Президиума.
Известно, что в аппарате ЦК всегда умели «выловить» из потока писем те, которые «отвечали текущему моменту», и использовать их для формирования «позиции».
В феврале 1957 г. Отдел партийных органов ЦК КПСС по РСФСР подводил итоги обсуждения в парторганизациях Российской Федерации письма ЦК. Так появились документ под названием «Об антипартийных выступлениях отдельных коммунистов на собраниях некоторых партийных организаций при обсуждении письма ЦК КПСС "Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов"», датированный 12 февраля 1957 г., и дополнение к нему от 21 февраля того же
] 40
года
Этот документ любопытен тем, что содержит сведения о реакции на письмо ЦК КПСС прежде всего в производственных коллективах, в среде рабочих, служащих, инженеров, в провинциальных городах России.
При обсуждении письма на собрании в парторганизации одной из «строек коммунизма» — Куйбышевской ГЭС — инженеры, прорабы, рабочие критиковали ЦК КПСС за то, что происходит что-то неладное с вопросом о культе личности Сталина — сначала его осудили, а сейчас снова начали восхвалять; говорилось также, что не нужно партийное руководство литературой и искусством, что оно тормозит их развитие, «смотреть и читать противно... слишком все перенасыщено идеями и идейками». Рабочие были недовольны уровнем жизни. «В конце собрания выступил электрик т. Денякин, задавший провокационный вопрос: какой прожиточный минимум советского человека?»
В Красноярском крае, на партсобрании Канского литейно-механического завода, старый коммунист Андреев критиковал курс партии на преимущественное развитие тяжелой промышленности, «возводил клевету на отдельных членов Политбюро» (напомним, что сторонником сокращения инвестиций в тяжелую промышленность и развития легкой промышленности был Маленков, а противником — Хрущев), «восхвалял врагов партии и народа Бухарина, Рыкова и Зиновьева», за что и был исключен из партии.
Конструктор Киселев на собрании Ярославского автозавода критиковал письмо ЦК за'то, что оно заполнено угрозами и намеками — «или замолчите, или будем сажать». Большое место в его выступлении на собрании заняло осуждение внешней политики КПСС за венгерские события, за то, что наша печать оказалась трусливее китайской, не решившись опубликовать выступление югославского лидера Тито, что в Польше Гомулка, пришедший к власти на волне народных волнений, установил «действительные выборы, а у нас механическое голосование». Все тот же конструктор со ссылками на Ленина (!) попытался доказать, что положение рабочих в СССР хуже, чем до революции.
