Так, его позиция в области международных отношений предполагала необходимость скорейшей нормализации отношений с Югославией, преодоления идеологического конфликта, унаследованного от Сталина. Берия, по словам Маленкова, «предлагал не поправить курс на форсированное строительство социализма, а отказаться от всякого курса на социализм в ГДР и держать курс на буржуазную Германию»23 В дальнейшем это станет одной из главных статей обвинения бывшего министра МВД. Н. С. Хрущев обвинял Берию в том, что тот недооценивал руководящую роль партии.
«Что ЦК? — цитировал он Берию.— Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой.
— Меня удивило такое заявление,— говорил участникам пленума Хрущев.— Значит, Берия исключает руководящую роль партии, ограничивает ее роль работой с кадрами (и то, видимо, на первых порах) и пропагандой. Разве это марксистско-ленинский взгляд на партию? Разве так учили нас Ленин и Сталин относиться к партии? Взгляды Берии на партию ничем не отличаются от взглядов Гитлера»24.
Хрущеву вторил В. М. Молотов: «С марта месяца у нас создалось ненормальное положение... Почему-то все вопросы международной политики перешли в Президиум Совета Министров и, вопреки неизменной большевистской традиции, перестали обсуждаться на Президиуме ЦК... Все это делалось под давлением Берия»25
Необходимо обратить внимание и на то, что Берия был сторонником проведения более активной национальной политики в СССР26, связанной, в частности, с преимущественным замещением руководящих кадров республик СССР уроженцами этих республик. Эта работа была спешно проведена в его МВД. Очевидно, что в этом случае Берия замахивался на святая святых аппарата — номенклатуру, имевшую свои законы, позволявшие назначать Л. И. Брежнева первым секретарем в Молдавию, а П. К. Пономаренко — в Казахстан.
Однако позиции Берии были вовсе не такими прочными, как это пытались потом доказывать. Прежде всего, у него не было поддержки в партийном аппарате страны. Он не был связан с собственно аппаратной деятельностью ЦК КПСС. В Совете Министров СССР у него был достаточно узкий сектор деятельности. При всей огромной важности создания ядерного оружия это был сравнительно узкий сектор экономики и промышленности. Да и его позиции в новом Министерстве внутренних дел отнюдь не были неколебимыми. Напомним, что он перестал быть наркомом (министром) внутренних дел уже в декабре 1945 г. Вновь министром МВД он стал только в марте 1953 г. Это министерство было образовано из двух враждовавших между собой ведомств — Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел. Поэтому новое министерство не могло быть единым. Более того, массовое возвращение из тюрем арестованных в конце 40-х — начале 50-х гг. сотрудников МГБ, которых Берия назначал на ключевые посты в новом министерстве, рождало противоречия и создавало конфликты в его аппарате.
Ведомство, собранное из двух министерств, унаследовавшее противоречия прошлого, выдрессированное многочисленными репрессиями и, уж конечно, никогда не выходившее из-под политического руководства ЦК, недовольное, как показали последовавшие события, пересмотром «дела врачей», изменениями в карательной политике, отнюдь не было монолитом, на который Берия мог бы опереться.
В условиях борьбы за власть, развернувшейся в кремлевских коридорах, Берии противостояли такие сильные соперники, как Маленков, Председатель Совета Министров, в недавнем прошлом непосредственно связанный с деятельностью карательных ведомств, имевший прочные позиции в партийном аппарате, где хорошо знали его как многолетнего начальника Управления кадров ЦК КПСС; Хрущев, секретарь ЦК КПСС, унаследовавший эту должность в партии у Сталина. Хрущева поддерживал министр Вооруженных Сил Булганин, его сослуживец в 30-х гг. в Москве, когда один был первым секретарем горкома партии, а другой — председателем Московского исполкома.
О том, что столкновение между Берией и его товарищами по партийному руководству назревало, свидетельствовали многие признаки. Пользуясь тем, что архивное ведомство входило в структуру МВД, были даны указания начальнику Центрального архивного управления В. Д. Стырову собрать компрометирующие сведения о Маленкове. Эти материалы выявляли в Центральном госархиве Красной Армии и в Госархиве Чкаловской области27.
Берия становился все более опасной фигурой для разных людей и по разным причинам. Его боялись и ненавидели. Для одних это был опасный ревизионист, пытавшийся подвергнуть переоценке основы сталинской политики, человек, настоявший на принятии 9 мая 1953 г. постановления Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников», отменивший практику использования портретов ныне действующих вождей для украшения этих мероприятий. Эта «десакрализация» партийно-государственной власти в СССР вызвала резкое неприятие в партийном руководстве разных уровней.
Для военной верхушки Берия — опасный противник, ненавидимый генералитетом за репрессии конца 30-х — начала 50-х гг., с его именем связывали (и не без оснований) преследования высшего командного состава послевоенной поры, его «особисты» были постоянной угрозой для любого командира, плохо предсказуемой, а поэтому особенно ненавистной силой.
Позволим себе высказать предположение, что личная причастность Берии к разработкам ракетно-ядерного оружия и неизбежно следовавшие за этим изменения в структуре и роли родов войск Советской Армии также не вызывали энтузиазма у генералитета.
Важно и то, что аппарат МВД на местах являлся «параллельной властью», хорошо оплачиваемой, во все вмешивавшейся и ни за что не отвечавшей. Поэтому он был опасен и для партийных и государственных чиновников, и для хозяйственных руководителей.
И для всех Берия — это символ угрозы, превращения в «лагерную пыль» по его воле.
Крушение JI. П. Берии
Крушение, арест Берии 26 июня 1953 г. на заседании Президиума ЦК КПСС (или Президиума Совета Министров СССР, что в данном случае одно и то же) произошли в результате договоренности между Маленковым и Хрущевым, связанными, кстати, тесными личными и дружескими отношениями28. К ним, главным действующим лицам, присоединились министр Вооруженных Сил Булга- нин, маршал Жуков, ряд членов Президиума ЦК. Заговор многократно описывался, существует большая мемуарная литература, которая живописует подробности ареста Берии29 Партийно-карательные традиции были сохранены и несколько дополнены. Берию арестовывали так же, как раньше секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецова и его будущих «подельников». Кузнецова «взяли» после заседания Секретариата, при выходе из кабинета Маленкова. Берию арестовали на заседании Президиума ЦК, а в роли технических исполнителей выступили представители генералитета, среди которых были командующий войсками Московского военного округа генерал Москаленко и маршал Жуков30
Однако в этом деле остается много недосказанного: соратники, ставшие злейшими врагами, не откровенничали о внутренних побудительных причинах своих действий, предпочитая рассказывать о коварном интригане и негодяе Берии. Собственное коварство и интриганство — не слишком благодарная тема для мемуаров. Сюжет этот будет рождать много домыслов и у историков будущих поколений: такие дела, как произошедшее 26 июня 1953 г., готовятся обычно без лишних бумаг, да и те, что были, только в исключительных случаях попадают в архивы. В ряду этих фактов считаем необходимым обратить внимание наших читателей на то, что «дело врачей», «дело Абакумова» продолжали жить своей изменившейся жизнью. Вчерашние следователи оказались подследственными, и теперь уже у них выбивали показания — кто был их заказчиком?
И показания были. 25 июня, за день до своего ареста, Берия направил Маленкову материалы допроса Рюмина. Они ясно доказывали, что непосредственным руководителем Рюмина был Игнатьев. Показания убедительно свидетельствовали об участии Игнатьева в фальсификации не только «дела врачей», но и «ленинградского дела» и дела о Еврейском антифашистском комитете.
