Попытка Дубчека сообщить, что, насколько ему известно, «за последнее время не было никаких выпадов против КПСС, Советского Союза, против социали-
1
стических стран», вызвала убедительные возражения из Москвы. Там было известно лучше, с указанием статей и печатных изданий. «За последние два-три дня... газеты упорно продолжают заниматься публикацией клеветнических измышлений в адрес Советского Союза и других братских стран. Мои товарищи по Политбюро,— продолжал Брежнев,— настаивают на том, чтобы мы сделали вам срочное представление по этому вопросу, дали соответствующую ноту, и я не могу удержать своих товарищей от этой ноты...» На слова Дубчека: «У нас было совещание работников печати. Оно осудило, как неправильные, действия репортеров этих газет...» — последовало брежневское: «Саша, не в этом дело... Мы договаривались не о совещании... Тут нужны конкретные меры. Ведь мы конкретно договорились в отношении роли Пеликана в этом деле и о том, что Пеликана необходимо убрать. Это — первый шаг для наведения порядка в органах массовой информации».
Две другие темы — обещанные изменения в МВД и в партийном руководстве — снова и снова поднимались Брежневым во время его телефонных переговоров. Ситуация в МВД не могла не настораживать советское руководство. Уже в июне 1968 г. сотрудники Посольства СССР получили данные о начале слежки за собой; были приняты меры, затруднившие контакты между ними и чехословацкими функционерами104. Позже в своей записке, направленной 29 сентября 1970 г. в Президиум ЦК КПЧ, бывший Председатель Правительства Чехословакии О. Черник сообщал о том, что руководству КПЧ было известно о плане чрезвычайных мер, разработанных министром внутренних дел И. Павелом, входившим в «пражский центр». В той же записке указывалось, что А. Дубчек и О. Черник считали необходимым подготовиться к открытому выступлению правых105 Подтверждением возможности подобного обострения событий служат и слова В. Биляка, сказанные в начале июня 1968 г., о возможности использования милиции «в предсъездовский период, во время съезда или после него... в интересах сохранения партии и страны от раскола», как и его заявление, что у «тов. Дубчека в качестве оперативной силы имеется до десяти тысяч наиболее преданных солдат и офицеров, которые "при нажатии кнопки" будут немедленно приведены в готовность»106.
Дубчек сообщил Брежневу, что 13 августа в повестку заседания Президиума КПЧ включен вопрос о разделении МВД «так, как условились в Чиерне-над- Тисой.
Брежнев. А как этот вопрос будет решен? ...Я хочу тебе напомнить; ты помнишь, когда тебе этот вопрос был задан, ты обратился к Чернику. Черник тебе сказал, что уже этот вопрос решен, что уже подготовлена кандидатура на второй пост и что в течение пяти дней они передадут это дело Смрковскому. Тогда ты обратился к Смрковскому, а он сказал: как только пришлет Черник этот документ, наш Совет решит его в течение пяти дней,
Дубчек. Да, тогда в Чиерне так говорили, но сейчас сильно изменилась ситуация. У нас сейчас происходит процесс федерирования. Будет федерация Словакии, федерация Чехии... Поэтому мы сегодня на Президиуме можем решить этот вопрос только как поручение правительству и министру подготовить соответствующие соображения... несколько позже.
Брежнев. Когда?
Дуб чек. В октябре месяце, в конце октября.
Б р е ж н е в. Но что тебе сказать на это, Саша, разве это не проявление нового обмана?..»
Провалились и все обещания кадровых перемен. Брежнев напоминал, что в Чиерне «сложность решения этих вопросов и тогда была ясна и вам, и Чернику, и Смрковскому, и Свободе, когда мы встречались четверками. Но вы тогда очень легко и очень самостоятельно, без нашего принуждения какого-то, сами выдвинули эти вопросы и сами обещали их решить в ближайшее время». Он настаивал на отстранении от руководства Цисаржа, Кригеля и Пеликана. Дубчек же повторял, что все кадровые вопросы можно будет решить только на пленуме, что обстановка изменилась. Брежнев вновь напоминал об обещаниях Дубчека, данных 9 августа, что пленум буд£т собран в ближайшие десять дней. В ответ его чехословацкий собеседник обещал провести пленум в конце августа, а скорее всего — в начале сентября...
В этой вязкой беседе, с частыми повторами, взаимными упреками и обидами, были тем не менее сформулированы позиции сторон. Для Брежнева — это обвинения Дубчека в обмане, в отказе от принятых обязательств. Он постоянно подчеркивал: «Мне Политбюро поручило переговорить...», «Мои товарищи интересуются, и я просил бы тебя сообщить для того, чтобы я передал членам нашего Политбюро». Анализ текста позволяет утверждать, что сам Брежнев пытался несколько дистанцироваться от мнения «коллективного руководства», стремился выступить в роли сторонника компромиссов, «уговаривающего».
Стоит отметить, что не было заседания Политбюро как формальной процедуры, на котором бы Брежневу было поручено провести этот разговор. Суть дела, на наш взгляд, проясняют брежневские слова «мои товарищи интересуются...». В это время вне Москвы, на южных дачах, находились сам Брежнев, Воронов, Косыгин, Пельше, Подгорный, Суслов, Шелепин, Шелест — члены Политбюро, а также кандидаты в члены Политбюро — Гришин, Кунаев, Мазуров, Машеров, Рашидов. Вместе с членами Политбюро отдыхал и венгерский партийный лидер Кадар. Так что было кому интересоваться ходом выполнения недавно подписанных договоренностей.
Дубчек постоянно ссылался на изменившиеся обстоятельства, на невозможность решать поставленные вопросы на Президиуме:
«Мы твердо стоим на том, что это мероприятие (раздел МВД.— Авт.) нужно провести. Изменилась только ситуация. И этот вопрос нужно уже рассматривать по-другому. И это его решение от нас уже не зависит.
Брежнев. Саша, разреши задать тебе вопрос, что же тогда зависит от вашего Президиума?..
Я только констаГирую,— продолжал Брежнев,— что у вас Президиум ЦК ничем не руководит и что нам очень жаль, что мы этого не знали на совещании в Чиерне-над-Тисой...»
Брежнев уговаривал Дубчека принять решения по кадровым вопросам немедленно, на заседании Президиума 13 августа: «Если ты эти вопросы поставишь на Президиуме, возможно, это последний шанс спасти дело без больших издержек, без больших потерь. Хуже будет, когда потери могут быть крупными».
Дубчек снова настаивал на том, что эти вопросы будут решаться пленумом.
«Но ты пойми,— обращался Брежнев к Дубчеку,— что... такое отношение к выполнению обязательств, принятых в Чиерне-над-Тисой, создает совершенно новую ситуацию... очевидно, она вынуждает нас по-новому оценивать обстановку и принимать новые самостоятельные меры.
Дубчек. Тов. Брежнев, принимайте все меры, которые ваше Политбюро ЦК считает правильными.
Брежнев. Но если ты мне так отвечаешь, то я должен тебе сказать, Саша, что это заявление несерьезное...»
Для Брежнева было очевидно, что такими мерами станет вторжение войск Варшавского Договора в Чехословакию. Но ведь это прекрасно знал и Дубчек, по крайней мере обязан был знать и понять это в ходе переговоров в Чиерне-над- Тисой!
Дубчек же, пытаясь доказать, что делается все возможное для выполнения договоренностей и больше сделать за 10 дней попросту невозможно, говорил Брежневу: «Если вы считаете нас обманщиками, то принимайте меры, которые ваше Политбюро считает нужными».
Попытки Дубчека добиться отсрочки выполнения обязательств без каких- либо гарантий с его стороны (а если точнее — при невозможности дать такие гарантии) встретили твердые возражения Брежнева: «Я не могу за спиной членов моего Политбюро решать новые вопросы. Я не могу согласиться ни с какими твоими доводами... Получается, что у тебя появились новые условия, а когда теперь ты выполнишь нашу договоренность о разделе МВД, неясно и непонятно. Ты пойми, что мы договаривались на самом высоком уровне... А теперь оказывается, что эти люди ничего не могут решить. И теперь ты мне говоришь, принимайте такие меры, которые считает нужными Политбюро ЦК КПСС. Конечно, придется, очевидно, с тобой согласиться принимать такие меры, которые мы сочтем необходимыми...
