Сарый издал звук закипающего чайника, а Симон замер китайским болванчиком. Зато Джордан почувствовал себя свободным.

– Я с тобой, КЕРГИШЕТ!

Иван на него не взглянул. Встал, переставил табуретку, вернул всех на кухню своей квартиры и ушёл в комнату. Джордан, хитровато оглядываясь на Учителей КЕРГИШЕТА, последовал за ним.

Широко расставив ноги, Иван сидел на диван-кровати и терзался, то самоедством, то злился неизвестно на кого. Нагрубил Учителям. Зачем? Они же в чём-то правы. Но и он – тоже прав! Все правы!.. А когда все правы, то надо либо разбегаться и прикрывать общее дело, либо… Но в их ситуации не разбежишься, не укроешься.

Тупик…

Но «удильщики», чёрт их возьми! Никуда не денутся со своими непонятными замашками – поймать его…

«Пусть надеются, – мстительно подумал Иван, – пусть ловят! Он теперь им не по зубам…»

Но надо же, в конце концов, разобраться с их притязаниями на него… А надо ли? Ну, побегают, побегают за ним, и – выдохнуться. Хотя они другим жизни не дают. Ведь Симон, ещё при первом знакомстве с ним, говорил об охоте на него неких перлей или, может быть, «удильщиков». Неспроста же у ходоков существует их нарицательное название – тейши. Значит, многих достают.

Перли, тейши, тарзи… Охо-хо!..

Думать обо всех не хотелось, двигаться – тоже. Да вот рядом сидит как бельмо в глазу Джордан, напоминает: о чём надо думать и куда двигаться.

В комнату заглянул Сарый. Настроен он был явно миролюбиво, но ученику решил выдать несколько нелицеприятных сентенций, начав издалека.

– У каждого, Ваня, свои заморочки и бзик. Людей, тем более ходоков, не переделаешь, не перевоспитаешь.

Иван не дал ему растечься по древу нравоучения.

– Не надо, Учитель! Никого не собираюсь ни воспитывать, ни переделывать. От этих заморочек и бзика… Откуда вы только таких слов нахватались? Заморочки… Фу, Учитель!.. Схожу-ка я сейчас и вправду к в"ыгам, а потом… Потом заживу как все. Найду тихое местечко, обживусь… – Иван делано зевнул, подобрался, встал, потянулся. – Я вот спорт совсем забросил. Даже физзарядку не делаю. Скоро в квашню превращусь. А там, где поселюсь…

– Правильно, Ваня! – в тон ему выпалил Сарый, однако сузил глаза и сказал: – Но, сдаётся мне, дня два там, быть может, и точно посидишь. Даже, возможно, физзарядку поделаешь. А потом что?

Сарый ждал ответа. Ответил Джордан.

– У него там будут для развлечений музыканты какие-нибудь или другие. А надоест, влезем мы с КЕРГИШЕТОМ в колымагу и подадимся…

– Ты-то подашься в свой Фиман, – буркнул Иван. – Что у меня других, как ты сам говоришь, недостаточно будет. И музыкантов, и певцов… – Иван помолчал. – Ты, Джордан, петь умеешь?

– Конечно! А что? Пою, когда никто меня не слышит.

– Меня тоже, когда никто не слышит, – охотно поделился Иван.

Он вдруг почувствовал, как к нему возвращается хорошее настроение, все мрачное отходит и теряется где-то в том небытии, к чему возврата нет даже ходокам во времени.

– Ладно, Учитель. Я так-таки схожу к в"ыгам, а потом постараюсь… э-э… поделикатнее собрать всех. Нужных. Но Сулейка и Уршая, нравиться вам или нет, я вызову… Именно вызову! Как на ковёр к начальству!.. Симон?

– Он ушёл.

– Обиделся?

– Э, Ваня! На тебя обижаться – себе дороже.

– Угу! Тогда… – Иван помешкал. – Джордан, ты готов?

– А что мне готовить? Это ты собираешься часами. А я что? Ты позвал, а я уже давно готов!

– Забирай, Ваня, этого говоруна. И лучше к нам его опять сюда не приводи, – наставил Ивана в дорогу Сарый.

– А ты не распоряжайся! – успел выкрикнуть Джордан, но Сарый его уже не слышал; фиманца Иван увёл в поле ходьбы.

Отсутствие Ивана для в"ыгов, наверное, длилось не долго. Во всяком случае, он их застал в том же положении, в каком они находились после его предупреждения: ждать.

Однако Ивана неожиданно озаботило иное.

Думая всё время о в"ыгах, он почему-то упускал из вида, что здесь остановился накруз с семьёй Жулдаса. Остров всё так же возвышался в сотне метров от лежбища или поселения в"ыгов. Последних переместить для Ивана теперь не составляло труда, но что делать с накрузом? Конечно, Жулдаса, обременённого Икатой и детьми, надо возвращать в его настоящее время. Да и Мау-ма, вероятно, один тоже не захочет оставаться.

Тогда бросить здесь остров мивакуков навсегда, и забыть о нём?

– Разлеглись! – неодобрительно заметил Джордан. – Греются на солнышке. А что им? Еда под боком, одежды им не нужно. Лежи и лежи себе. Во, жизнь!

– А у тебя жизнь, чем плоше?

– Ты, КЕРГИШЕТ, меня не тронь! Я говорю вообще.

– То-то прав был Учитель. Говорун ты… Всё! Помолчи! Пусть они ещё полежат, а мы сходим к Жулдасу. Вон, видишь, он нас зовёт.

Жулдас усиленно махал руками, приглашая Ивана на остров.

– Вот, КЕРГИШЕТ, смотри! – повёл он рукой, когда Иван взошёл к верхней площадке, и они поздоровались.

В одном из загонов, окружённым каменной кладкой, где мивакуки когда-то держали животных, от которых получали энергию, копошились странные существа. Желеобразные, без определённых очертаний, они наползали друг на друга, проваливались и пульсировали, то, удлиняясь и утончаясь, то, собираясь в округлый комок. Картинка – не для брезгливых.

Иван этим пороком не страдал, но и видеть её – приятного мало.

– Что это? Откуда?

– Мау-ма говорит: мивакуки.

– Это?! Ничего себе… – Иван пытался рассмотреть в полупрозрачных созданиях хоть что-то, похожее на мивакуков. И не находил. – А где Мау-ма?

– С ними.

– Как… с ними? Там?

– Он такой же? – с испугом спросил и Джордан.

– Нет, нет, КЕРГИШЕТ! – поднял перед собой руки Жулдас. – Мау-ма там лежит. Он с ними говорит мыслями. Говорит: оттого голова болит. Но мивакукам надо помогать. Кормить…

– Когда они появились?

– Три дня назад, – сказала, подошедшая с сыновьями, Иката.

Выглядела она усталой; под глазами синева. Сыновья тесно прижались к ней: появление людей вне их семьи удивляло и настораживало их.

– Три дня? Но тогда… Что-то не стыкуется. – Иван, выйдя к в"ыгам и застав их в том же положении при его уходе от них, думал, что его отсутствие определялось лишь его деватом – от силы час-два. – Когда я от вас ушёл?

– Дней… – Жулдас посмотрел на жену. – Дней пять.

– А эти разлеглись, так и лежать все эти пять дней, – вставил своё мнение о в"ыгах Джордан.

– Подожди! Как вы можете помочь мивакукам? И кормить?

– А, – Жулдас вздохнул, словно о безнадёжном деле. – Мау-ма говорит, когда надо сюда бросать муков. Потом говорит, когда их надо вытаскивать… Муки?.. Так говорит Мау-ма. Ты их видел. Они тоже появились…

Иван когда-то читал: люди, изолированные от общества, предельно упрощают свою речь, у них сужается используемый словарный запас. В семье Жулдаса так оно и случилось. К тому же носительницей языка, на котором они общались, была Иката, а для Жулдаса он неродной. Поэтому некоторые слова ему приходилось произносить на языке ходоков, а он его за временем стал забывать. Что же тогда знали его сыновья?

Мимолётная мысль об оторванности обитателей накруза заставила Ивана озаботиться другой темой.

– Но, Жулдас, мивакуки мивакуками. Ты… вы, что решили делать дальше? Не сидеть же здесь на острове до конца жизни. Вон твои сыновья людей дичатся. Им надо к людям как можно быстрее.

Жулдас с беспокойством переглянулся с Икатой: она подалась к ним ближе, отодвинув за спину детей.

– Да, КЕРГИШЕТ. Мы думали. Надо к людям… Ждали тебя. Но тут мивакуки… – Жулдас вяло повёл рукой в сторону тварей, в которых от мивакуков не было ничего. – Кормить надо.

– И долго?… Если да, то, может быть, мне вначале пробить Икату с сыновьями? Потом тебя с Мау-ма? Только куда?

– Не знаю, КЕРГИШЕТ.

– Но ты же где-то обитал до того. У всех ходоков, как они уверяют, есть, где пожить в своё удовольствие. Где-нибудь в прошлом. Даже там, куда меня приводил к тебе Арно. Помнишь?