«Что произошло, то произошло, – тешил он себя мыслью. – Прошло уже полтора года… – вяло констатировал он. – Полтора года… Много… Но тогда… Эти полтора года надо было чем-то заполнить?»

Он собрался спросить Шилему, каким образом они тут выжили, чем занимались всё это время? Но временница неожиданно громко сказала:

– Потом появились скамулы!.. Эти безмозглые твари со своей улыбочкой идиотов!..

– Что? – вздрогнул Иван, за время молчания Шилемы погружающийся в грёзу. – Кто?

– Скамулы… А может быть, кокинеры… Так они себя называют по-разному… Или это название им придумали колонисты.

Иван тряхнул головой.

– Ничего не понимаю!

– Заговаривается, – обронил Джордан, потянулся за хворостиной и подбросил её в костёр, оживляя его.

Глаза Шилемы вспыхнули, неправильный овал её лица передёрнулся от гнева.

– Ты!.. Поживёшь здесь… тоже скоро будешь заговариваться, – процедила она сквозь стиснутые зубы, – когда узнаешь скамулов и королеву мира Ирму с её тремя сыновьями и дочерью.

«Она и в правду заговаривается, – обеспокоился Иван. – Королева мира… с тремя сыновьями… Ирма? Но это имя человека! С таким именем среди них никого не было».

– Вот что, Шилема. Ты рассказывай и… поясняй, о чём говоришь, – попросил он.

– Да уж, – поддакнул Джордан, – и поясняй!

Два странных, гривастых существа внезапно столкнулись с Арно, когда тот, подрагивая от свежего утреннего ветра, отлучился по нужде подальше от импровизированного лагеря.

В лагере они прожили уже почти неделю, построив, не бог весть какие, шалаши вокруг общего кострища. Отхожие места ещё не установились. Хиркус каждый день увещевал ходоков и женщин, но пока что добился лишь разделения сторон от их временных построек. Женщины облюбовали небольшой ложок за привольно разросшимся кустом, похожим на бузину, а мужчинам приходилось углубляться далеко в лес. На их стороне росли редко стоящие деревья, голые от комля.

Первое, о чём подумал Арно, видя перед собой незнакомцев, что перед ним заросшие от безвылазного сидения в лесу разбойники, коих он насмотрелся, погружаясь в прошлое Европы.

Но тут же он понял, что ошибся. Да и откуда здесь им было взяться?

И перед ним были явно не люди. Вместо носов – небольшие вздёрнутые хоботки с дрожащими пятачками. Полуоткрытые рты выгнуты полумесяцем, брюшком вниз, за безгубыми кожистыми образованьями, прикрывающими зев, – редкие острые зубы.

Одно из странных созданий отступило назад, открыло рот и сказало:

– Такие же люди, как…

Последнего слова Арно не понял, но достаточно было первых, чтобы внутренне сжаться от предчувствия чего-то глобального, невероятного и, кто знает… страшного. Страшного не потому, что могло ему чем-то угрожать, а самим фактом: членораздельной человеческой речи и сравнения с людьми.

Именно: с людьми!

– В-вы кто? – проглотил он, наконец, ком, подкативший к горлу, и выдавил из себя хриплый, дрогнувшим от усилий голосом, сакраментальный вопрос.

– Да он и говорит, как…

– Э-э! Ко мне! – закричал Арно и замахал руками, призывая оставшихся в лагере ходоков к себе.

Он так необычно надрывал в крике горло и жестикулировал, что Хиркус и дон Севильяк, подхватив автоматы, побежали к нему.

Женщины, всполошённые шумом и странным, не свойственным Арно поведением, выскочили из шалашей и выстроились в ряд. Они не дерзнули ступить на «мужскую» сторону, но что на ней происходит, их волновало. Они перекликались, гадали и всматривались в редколесье.

Пока ходоки добежали к Арно, говорящие создания исчезли, словно растворились на фоне куста.

Арно долго и сбивчиво объяснял друзьям, что он видел и слышал, а слушатели смотрели на него, как на безумного.

– Да будет тебе! – пророкотал дон Севильяк, сдерживая рвущийся наружу смех. – Мало ли, что может померещиться? Я вот однажды…

– Иди ты! Знаешь куда? – обозлился Арно. – Они не люди, а говорили…

– На каком языке? – поинтересовался Хиркус.

– На… французском… Нет, на английском. А слово «люди» – на французском. Да, точно так.

Хиркус покачал головой, а дон Севильяк пробормотал:

– Французский знаю, а английский… Я Англию не любил. Там как что, так в драку.

Они постояли, потоптались.

– Может быть, поищем их? – предложил дон Севильяк.

– Лучше позвать, – сказал Хиркус. – Если они и вправду понимают нашу речь, то отзовутся. Может быть.

– И позовём. Эй, вы! Кто там?! Мы хотим с вами поговорить! – зычным голосом оповестил округу дон Севильяк.

Ему отозвался переполошённый грай птиц, да возмущённо взревело в отдалении какое-то крупное животное. Однако на сам призыв никто не отозвался.

Возвращались в лагерь молча. Арно куксился. Его не поняли, ему не поверили. И сам он теперь с сомнением относился к своим видениям. К тому же, он не сделал того, ради чего забрёл подальше в лес. Мучился, но не воспользовался возможностью, когда они были вдалеке от глазастых, всё видящих и замечающих женщин.

Они встречали мужчин вопросами, но они остались почти безответными. Арно замкнулся, а дон Севильяк и Хиркус только поводили головой. Зная Арно, как вполне здорового психически, лишённого предрассудков человека, они считали, что тот не был подвержен галлюцинациям и фантазиям, но и поверить в его рассказ никак не могли.

Хиркус лишь Шилеме сказал несколько слов.

– КЕРГИШЕТ? – встрепенулась она.

Актёр нервно пожал плечами.

– Он тебе сниться, что ли?

– А тебе нет? Так здесь и будем сидеть? Вам с ними, – Шилема презрительно кивнула в сторону женщин, обступивших двух других ходоков, – пока хорошо. Но они вам скоро надоедят. Тогда что?

– Ты же сама говорила, надо ждать. Так чего злишься? Жди! И уймись! Живи этим днём! И не скучай!

Хиркус выговаривал Шилеме накипевшее, но многое из того относил и на себя.

Вот осели они тут, даже тропинки вокруг появились, вытоптанные их ногами. Позавчера, даже весело и беззаботно отпраздновали охотничью удачу дона Севильяка. Ели мяса до отвала с какими-то растениями, добытыми в округе Сесикой, знающей в них толк. Принесла целую охапку. Сытые и раскрепощённые женщины удовлетворяли прихоти мужчин до рассвета.

Но что дальше? Ведь всё у них здесь временное, ненадёжное и тревожное. А тут ещё Арно подбросил эту встречу говорящих не людей…

Тот день тянулся, будто попал в вязкую массу. Казалось, каждая минута длиться вечность. Никто не отлучался из лагеря. Настораживались при каждом звуке, доносящимся из зарослей, в светотенях которых ожидающим людям могло померещиться чёрте что.

– Вон, вон!.. Смотрите! – вдруг начинала волноваться кто-нибудь из женщин и со страхом показывала куда-то, где ей привиделось некое человекообразное страшилище.

Ходоки сидели кружком. Обособились. Томились от скуки. Вначале реагировали на вскрики женщин, потом перестали.

– Я с наркуза видел огонь, – поделился своими недавними сомнениями дон Севильяк. – Примерно, – он показал кивком головы, – в той стороне. – Никто из ходоков не проронил и слова, но в указанном направлении посмотрели. Дон Севильяк шумно вздохнул. – Думал, показалось…

Он вспомнил о мелькнувшем вдали огоньке сразу, как только до него дошёл смысл сказанного Арно, но только долго не решался поделиться своей крепнущей уверенностью, что огонь был, и он его видел точно так же, как Арно вдел разговорчивых существ.

– Почему думал? – лениво осведомился Хиркус.

– Потому что теперь думаю, не показалось. Светилось что-то, как горящий костёр…

Хиркус хмыкнул, но обсуждать заявление дона Севильяка не стал.

Опять сидели напротив друг друга и молчали.

Очередной вскрик среди женщин и их бурная реакция заставили ходоков оторвать глаза от земли и посмотреть на предмет, вызвавший такое оживление в лагере.

– Они! – встрепенулся Арно. – Уже трое!

Ходоки вскочили на ноги.

Три стройных тела похожих на людей существ стояли в полусотне шагов от лагеря. Их головы и плечи поросли волнистыми волосами, отчего казалось, что их верхняя часть покрыта пушистым платком. Руки короткие и ровные по всей длине, без бицепсов. Низ, почти от груди до коленей в юбке колокольчиком, но приталенный. Ровные широко расставленные ноги мягко пружинили.