– О! – обрадовано воскликнул Уршай и тут же оказался вне облака.
Оно растаяло на его глаза. Он долго с прищуром напрягал их, чтобы ещё что-нибудь рассмотреть, но вокруг простиралась увалистая будущая Среднерусская равнина, с побуревшими травами конца лета.
Симон так же недолго находился с ходоками. Договорившись встретиться у Ивана в квартире, он покинул облако за две тысячи лет до того.
Головная боль расселения
Дымки угасающих костров подсказали Ивану, где он в спешке оставил колонистов во главе с Джорданом.
Памятуя о прошлой промашке, он тщательно подводил облако ко времени высадки. Но после того как встретился с Джорданом, он узнал, что колонисты здесь уже находятся почти три дня.
– Мог бы и раньше вернуться, – недовольно высказался Джордан, задирая голову, чтобы видеть лицо Ивана.
– Уж как смог. Мы с тобой первый раз опоздали без малого на полтора года, а сегодня всего на три дня. Прогресс налицо! Как видишь, учусь! Приноравливаюсь!
– А что… – застыл в позе удивлённого человека, что-то рассматривающего в небесах. – Мог бы и… на годы?
– Тебе повезло! – захохотал дон Севильяк, находя в подобных ситуациях смешное. – А то бы посидел здесь, как мы. Да не полтора, а лет десять, а?
– Говорю, учусь. Собирай своих подопечных, и в вушбус их всех. Вон Шилема уже ведёт всю семью.
Похоже, за эти три дня Джордан «своих подопечных» достал сполна. Его суетливые движения и призывные возгласы остались безответными. Люди не обращали на него внимания и старались обойти его стороной, направляясь к ходокам – Арно и дону Севильяку, чтобы примкнуть к ним: они их знали и доверяли. А Храза, вообще, прошла напрямую и преднамеренно зацепила фиманца крутым бедром, едва не повергнув его наземь.
Размещение колонистов во времени и пространстве снова начали с облюбованного Шилемой посёлка. Здесь высадилась большая их часть.
Проблема, как и ожидал Иван, возникла с делением семейства Матери. Шилеме нужен был только Аттила, но не его братья, тем более, его матушка с замашками властного ефрейтора. Тем более что по нраву Шилема мало чем отличалась от неё. Временница чувствовала это женским чутьём, оттого её действия напоминали движение на пролом.
Сам Аттила робко посматривал на Шилему и растерянно улыбался. Ему, наверное, так же как и ходокам, непонятен был её выбор. Аттила раз в сто по возрасту уступал ей, обличием ничем не выделялся, да и как мужчина представлял собой робкое создание. Может быть, лишь атлетический вид его прельстил временницу, хотя похожих на него во всех временах проживало не мало.
Что бы там не происходило в привязанности или выборе ходоков, а решение приходилось принимать Ивану. Они ему – не помощники, а, напротив, обуза.
И у Арно и у дона Севильяка назрела необходимость окончательно разобраться со своими женщинами, особенно с теми, у кого от них, а то, кто знает, и от кого-то из колонистов, появились дети. Арно, как оказалось, давно уже подумал, где и как их разместить, а под напускной беспечностью дона Севильяка таилась тревога: так как каждая из трёх его подруг считала себя самой первой, и даже не мыслила оставаться второй, а тем более, на третьей роли в жизни дона Севильяка.
Оставались ещё Хелена и Рада.
Как бы они не относились к Ивану, хотя бы внешне, а он к ним, но кроме него не оказалось никого, кто мог бы о них побеспокоиться. И Иван это понимал, а они робко поглядывали на него. И если семью Матери, за исключением Аттилы, он твёрдо решил отдать на поруки Дигону, то Хелена с Радой, вкусившие плоды цивилизации, навряд ли могли легко прижиться среди шатров его становища. Намёки Ивана, правда, не настойчивые, пристроить их с женщинами Арно, у того не находили ответа, поскольку бывшие сёстры по секте за годы, проведённые в колонии, разошлись не только духовно, но теперь они друг другу не прощали ничего: ни внешнего вида, ни высказываний, ни наличия или отсутствия детей.
Появилась, было, мысль переправить их к Уленойку, но жизнь там мало чем отличалась от нравов и быта у Дигона, хотя они там, вяло думал Иван, будут в общем таборе.
Остаться же в посёлке Шилемы, зная её характер, они наотрез отказались.
Было о чём думать, но думать о том совершенно не хотелось.
Марту с детьми удалось просто отсечь, их якобы не выпустило облако. Мать что-то пыталась кричать вслед Аттиле, но временной кокон глушил издаваемые ею не то наставления, не то сетования.
Арно уверенно указал координаты точки зоха, и Иван, наконец, увидел место обитания Сареля, до того тщательно скрываемого ото всех. Сейчас Арно было не до тайн, да и в КЕРГИШЕА он уверовал беспредельно.
– Здесь ты меня, Ваня, можешь найти. Если надо будет… Да я и сам приду к тебе. Займёмся «удильщиками». Так?
– Займёмся, – не слишком охотно отозвался Иван, старающийся хотя бы на период расселения колонистов забыть о неприятностях, ожидающих его в будущем.
А занятие с «удильщиками» восторга не вызывало.
– Дай, Ваня, ещё года на два… вперёд, – попросил Арно, хищно осматривая тяжёлое приземистое строение на берегу Индийского океана; здесь когда-нибудь построят отели для приёма отдыхающих со всех концов Земли. – Стоп! Выпускай нас, Ваня. А вы, – оглянулся он на Илону и Хразу, – за мной!
Дитё на руках Илоны всхлипнуло и испустило крик, как только оказалось вне облака.
Рядом тяжело дышал дон Севильяк, но никаких просьб от него не поступало, и Иван направился к Дигону.
Время в стане бывшего кушера словно остановилось. Те же замызганные шатры; те же бесчисленные дети, ищущие забавы: кидались друг в друга песком, носились верхом на прутиках, дрались палками и заливисто смеялись; то же равнодушие обитателей становища к вывалившимся, казалось бы, из небытия людям; те же солнце, пыль и застоявшийся запах нечистот.
Встречал вновь прибывших людей заспанный Дигон, разбуженный сингой в момент полуденного сна. Борода его растрепалась, он болезненно щурился при солнечном свете после полутьмы шатра.
– КЕРГИШЕТ!.. О!.. Ваня!.. Кмеш, встречай!.. Где эти лежебоки?.. Бог Богов Времени у нас, а они… Входи, КЕРГИШЕТ! А это? Дон Севильяк?.. О!.. А это ваши люди?
Громогласные выкрики Дигона, более сдержанные команды Кмеша, суматоха, поднятая в шатре и вокруг него, оживили и без того оживлённую картину, царящую в поселении Посланца Богов, то бишь, Дигона. Ко всему подключился жизнерадостный смех дона Севильяка, наконец-то обративший внимание местного населения к незнакомцам, и к шатру главы рода потянулись взрослые и дети. Прибежали жрецы Богов Времени, явно не те, что встречали Ивана в прошлое посещение. Дигон выполнил, по всему, свою угрозу заметить «бездельников». Жрецы пали ниц перед Иваном и забормотали не то придуманные к случаю его появления молитвы, не то приветствия, поднимая своим дыханием облачка пыли.
Томно ступая, прямо к Ивану направилась Зинза – стройная, прекрасная, грациозная, и замерла в полупоклоне перед ним.
Разыгранная сцена встречи ошеломила колонистов. Их вольница в колонии никак не вязалась с увиденной картиной преклонения перед Иваном. Даже дон Севильяк поперхнулся и уставился рачьими глазами на ухмыляющегося Дигона, искренне довольного развернувшейся вокруг суете. Чего нельзя было сказать об Иване. Он краснел и бледнел, наливался злостью на Дигона, жрецов, на весь этот антураж встречи.
– Дигон! Я к тебе… и они со мной…пришёл по делу. А у тебя одно на уме! Мы можем поговорить в другой обстановке?
Слова срывались губ отрывисто, хрипло.
– Ты Бог Богов…– торжественно начал Дигон.
– Прекрати! Не до того. Убери этих! Зинза, вернись к себе!..
Она вскинула на него глаза, обожгла взглядом.
– Так надо, – смягчил он голос.
– Да, мой Бог.
Она повернулась и направилась в свой шатёр – знойная, изящная, словно сотканная из солнечных лучей…
Жрецы по гневной команде Дигона поднялись и попятились в разные стороны, очищая, наконец, подступы к самому Дигону и к входу в его шатёр.