– Симон?.. Какой Симон? – почти благодушно прогудел дон Севильяк, хотя выкрик Ивана уже посеял в нём тревогу; но таков был дон Севильяк – быстро перестраиваться он не умел.

– Наш!.. Наш Симон! На него напали! – выкрикивал Иван, направляя облако со всем содержимым в нём к точке зоха в районе юга полуострова Индостан.

Облако хищной птицей словно падало к этой точке, и, несмотря на то, что она то терялась, то возникала вновь из-за перехода Симона и его преследователей в реальный мир и обратно в поле ходьбы, координаты её Иван знал точно.

Не прошло и минуты независимого времени, как уже все ходоки увидели Симона, окружённого существами, возможно, не из вида хомо сапиенс. Они были облачены в тёмные просторные одежды, ткань которых на изгибах лучилась чистым серебряным светом, оттого трудно становилось уловить истинный вид этих существ: в глаза бросалась рябь тёмного и ослепительно белого.

Симон, и это было заметно, сопротивлялся из последних сил, пытаясь выскочить за пределы круга, образованного вокруг него, частыми переходами из мира в мир. Но все его подвижки были обречены, потому что многочисленность, не менее полутора десятка, нападавших и их не меньшая степень подвижности во времени позволяли стеречь Симона, как в реальном мире, так и на дороге времени. Они постепенно выдавливали Симона за грань его кимера, а там у него – полынья: провалится и захлебнётся, тогда его можно брать без опаски. Ему уже приходилось не отступать, а лавировать.

Можно было бы всем ходокам выскочить и выхватить Симона из круга. Но у каждого из них, кроме Ивана, в этой точке зоха кимер был запредельным. Что здесь их могло ожидать, можно только гадать. Дон Севильяк, наверное, задохнулся бы или с ним случилось нечто более страшное. Поэтому Иван накрыл облаком всех действующих лиц, высунулся и выхватил Симона из круга.

– Вот вам! – радостно крикнул Арно, но возглас его потонул в свистящих звуках, издаваемых существами, непонятным образом ворвавшихся в недра облака.

В нём сразу стало тесно.

В нём стало слишком тесно.

До того Иван вводил в него очередного колониста, оно как бы неспешно вспухало, предоставляя новому пассажиру место. А под натиском этой новой оравы, внезапно вторгшейся в неё ватаги, оно раздалось, но теснота появилась из-за скопления на малом пятачке ходоков и не прошеных гостей.

Стиснутые в плотную толпу люди и существа замерли от неожиданного противостояния.

Но вот взвизгнула одна из женщин, грохнул басовито дон Севильяк, зажатый со всех сторон своими и чужими, и – всё зашевелилось, задвигалось. Но лишь внутри тесного круга, так как ступить или позволить вольное какой-то сдвиг было некуда.

Иван, притиснутый к податливой стенке облака, с трудом склонился к Симону, в изнеможении сидящего в его ногах.

– Кто это?

– «Удильщики»… Тейши… – прохрипел Симон. – Надо уходить… В будущее… Ваня, в будущее…

На стоящего в неудобной позе Ивана навалился Арно, под руку скользнула Шилема.

– Ваня! – ревел дон Севильяк, напирая грудью на пришельцев, так как рукой не мог размахнуться. – Зачем ты их пустил сюда-а?

Колонисты, оказавшиеся по ту сторону неожиданных визитёров, вступили с ними в схватку, пытаясь оттеснить их от себя и потому, что было тесно, и оттого, что от них исходил неприятный специфический запах, вызывающий кашель.

Иван интуитивно дал команду облаку двигаться к своему монолиту будущего, но до всего остального доходил какими-то рывками, так как общего плана или хотя бы представления, что делать, не имел, да и не мог иметь. К тому же, удивляло появление целой гурьбы не прошенных им в облако гостей.

А они, оказавшись в неведомом для себя месте в тесном кругу неизвестных им людей, так же как и те находились в замешательстве, из которого люди вышли быстрее. Их напор уплотнил группу незнакомцев, зато разредил пространство для себя, чтобы двигаться свободнее.

До сих пор не было понятно, кто противостоял им, кроме как реплики Симона, что это «удильщики».

Из-под нахлобученных почти до рта ни то шапок, ни то колпаков топорщились бороды и усы – редкие, стрелками, как у кошек. Да и движения у них – плавные и словно неторопливые – также походили на кошачьи: будто волнообразное переливание мышц, поз и поворотов. Впрочем, всё это могло диктоваться их просторным одеянием, скрадывающим резкие повороты и жесты.

– Ваня! – продолжал взывать дон Севильяк.

Все его усилия куда-нибудь вытеснить пришельцев были подобны давлению в ком ваты: подаётся как будто, а всё – на том же месте и быстро зарастающая вмятина.

Иван же, следуя словам Симона, бессознательно гнал облако к будущему.

Неожиданно сквозь гущу незваных пассажиров облака к Ивану, охранявшего Симона от их посягательства, а они пытались достать его, протолкался невысокий, по сравнению с остальными, незнакомец. Он сдёрнул на затылок завесу с лица и на языке ходоков стал вторить Симону:

– В будущее!.. Быстрее в будущее!

У ходоков, как по Гоголю, немая сцена, а Симон подался вперёд и привстал на колено.

– Уршай!.. Ты?.. С ними?.. А эти?..

Уршай уже открыл рот, чтобы ответить, как на его плечо опустилась, затянутая в широкую рукавицу рука, похожая на лапу, и рванула его опять в общую кучу пришельцев. Дон Севильяк молниеносно отреагировал, опустив, словно кувалду, кулак на длинную конечность существа, и с хрустом переломил её.

Раздался отчаянный… Нет, клёкот, кваканье, щёлканье, но только не вопль, свойственный человеку. Хотя, кто знает, как может закричать от боли и человек? И зубовный скрежет, и сдавленное мычание, и вой, присущий зверю…

– А, Уршай! Вот ты где окопался! – рявкнул, добавляя нарастающему шуму в облаке басовитые ноты, дон Севильяк, и тут же: – Ваня! Убери их!

Раздавшиеся крики послужили сигналом к неуправляемой свалке существ и людей.

Шилема, вынырнув из-под руки Ивана, нанесла ближайшему противнику удар коленом в пах и тут же издала уже настоящий вопль, наткнувшись на металлическую планку, охранявшую уязвимое место. Зато Арно коротким, но сильным тычком в область живота, уложил одного из незнакомцев. Уршай вертелся, отбиваясь от протянутых к нему лап, внося дополнительную сумятицу…

Облако достигло полутора тысячного года до новой эры. Иван нанёс удар ногой в грудь напирающего на него гостя и скомандовал людям и облаку:

– Всем наружу!.. Всем!

Облако подчинилось команде и все его пассажиры – вольные и невольные – оказались под холодным солнцем конца осени в редколесье, выросшему вдоль топких берегов клочка земли – будущего полуострова Зеландия, а сейчас едва выступающего из воды островка.

– Арно, женщины!.. Оружие к бою!

Но оружие, вернее патроны, оказались только у самого Ивана и у Джордана. У остальных – голые руки, впрочем, как и у противников. Новый неожиданный для них переход в новую обстановку замедлил их реакцию – это стоило им дорого. Иван бросил свой автомат Арно, тот ловко подхватил его и стал на защиту оттеснённых им женщин, в том числе Мать с детьми, которые так и не поняли до конца, что же такое творить вокруг них.

А Иван достал бластер и, не мучая себя нравственными нормами, вбитыми в его голову с детства, наспех перечеркнул две фигуры. Они распались на части, а оставшиеся в живых «удильщики», видя гибель своих сотоварищей, наконец, отступили. Люди смогли объединиться и стать сообща против них, похоже, признавших, если не своё поражение, то хотя бы в не безнаказанности своих атак против людей.

Впрочем, кто они, до сих пор оставалось не ясным.

Уршай кричал им короткие фразы на незнакомом языке. Лингвам Ивана выхватывал лишь отдельные слова, не связанные между собой, поэтому не мог понять: предлагал Уршай что-нибудь «удильщикам» или проклинал их. Однако и крики недавнего их сторонника, и надобность, в конце концов, выяснить, кто противостоит ходокам и колонистам, терялось у Ивана на периферии неотложных дел, хотя осознание их походило больше на смутные предположения, чем направленные на конкретные действия.