Фелан уже хотел согласиться, но что-то его остановило. Бренна сейчас рядом с Улой, у самого древа. Туда вести охотника никак нельзя.

— Я сам принесу ее тебе.

— А вторую? Вторую не принесешь, не приведешь. Спрячешь в чащобе, чтобы я не нашел.

— Да, — согласился Фелан.

Вильгельм снова вздохнул, потом усмехнулся и снова медленно зашагал вперед, уже не озираясь и не вертя головой.

— Пусть так, еретик, — наконец, согласился он. — Но почему ты сдаешь именно Бренну?

Перед глазами возник образ Бренны с кровью на губах. Следом предстал Тит, добровольно вспарывающий себе горло, с готовностью убивающий сам себя. Под колдовским мороком это казалось правильным и единственно верным исходом. Но теперь эти воспоминания были подобны кошмару. Каким бы поганцем не был избалованный внук старейшины, как бы не изводил Фелана, он не заслужил такой смерти.

Руки сами сжались в кулаки от вспыхнувшей внутри ярости.

— Потому что она лгунья и убивица, — ответил он.

Охотник снова усмехнулся.

— И только лишь поэтому?

— Бренна заслужила наказание, которые ты ей даруешь.

— А вторая ведьма? — спросил Вильгельм. — Она не заслужила?

Теперь вспыхнули воспоминания об Уле. Она им командовала, шутила над ним, издевалась. Но она его защищала. Злость сменилась теплом в груди.

— Нет, не заслужила, — ответил Фелан.

— Думаешь, она никогда не лгала и не убивала? — настаивал на своем Вильгельм. — Не смеши меня. Все ведьмы врут и убивают.

— Ты сам сказал, что она отличается от Бренны. Она лечит, пока Бренна и ей подобные убивают.

И снова Вильгельм вздохнул.

— Я не могу тебе верить, Арлен. Ты ведь и сам понимаешь, что можешь быть околдован.

— Я не околдован, — заверил Фелан.

— Тогда докажи это.

Доказать? Как это доказать? Он точно знал, что Ула его не околдовывала. Незачем ей это делать. Но и охотник прав. Он с ней не знаком, он не знает ее так хорошо, как сам Фелан.

— Я не знаю, как тебе доказать.

— Я знаю. Подойди и позволь заглянуть тебе в глаза. Если они будут мутными, то разум твой затуманен не хуже этого леса. — Он глухо посмеялся своей шутке, а потом продолжил. — Если же твои глаза ясны, то я поверю, что ты в своем уме.

Охотник говорил уверенно, но при этом не давил. Его слова звучали разумно и правдиво, и Фелану нечего было возразить. Но все тело зудело от тревоги.

Шаг за шагом он медленно приближался к Вильгельму. Меж деревьев все еще разносились крики и рык, воздух все больше пропитывался дымом. Если у него получится переубедить Вильгельма, если охотник оставит Улу в покое и заберет только Бренну, то весь этот бардак прекратится. Лес останется на месте, жизнь в деревне вернется в привычное русло, а Фелан будет выхаживать волчонка, исполняя клятву. И будет рядом с Улой. Не из-за клятвы, а по нужде своего сердца.

Ощущение скорого окончания борьбы придавало сил. Ночь кончалась, приближался рассвет, и примирение было так близко. Пройти еще несколько шагов, посмотреть в глаза и сказать пару фраз. И начнется его новая жизнь — жизнь Фелана.

Он шел все быстрее и увереннее. В пелене тумана все отчетливее виднелся силуэт Вильгельма, и вскоре Фелан увидел его лицо. Он шагнул в сторону, чтобы обойти кочку, и что-то нехорошее ему померещилось в глазах охотника. Быстрое движение руки, — арбалет, — и Фелана отбросило назад. Он спиной врезался в дерево, мимо которого только что прошел.

Воздух ударом выбило из легких. В глазах потемнело, все звуки замолкли, оставив его в полной тишине. Не понять, где земля, где небо.

Вспышка боли пронзила правое плечо и мгновенно расползлась по всему телу.

Вдох. И снова боль. Плечо горело пламенем, словно его жгли раскаленной кочергой. Оглушающая тишина сменилась гулом, разрывающим уши, а темнота взорвалась ослепляющими вспышками самых разных цветов. Боль текла по костям, отдаваясь в ребрах, позвоночнике и черепе. Плоть будто разрывали изнутри. И каждая попытка вдохнуть хоть немного воздуха вновь и вновь рождала импульс боли. И никаких больше чувств, только боль, боль, боль.

Мгновения растянулись в вечность.

Яркие пульсирующие круги и вспышки уступали место деревьям в тумане. Почва под ногами понемногу твердела. К гулу в ушах прибавились частые удары сердца. Фелан попытался осмотреться, повернуть голову, но плечо опять кольнуло болью. Уже не такой сильной, но очень даже ощутимой.

Темная фигура нависала справа, рядом с источником агонии. Но внимание привлекла даже не сама фигура, а какое-то мельтешение с той же стороны. Что-то светлое мелькало на темном фоне, и в такт этому мельканию плечо обжигали маленькие вспышки боли. К гулу в ушах прибавился другой гул, почему-то именно слева. Он тянулся тугой резиной, и Фелан не сразу различил в нем слова. Но даже так, понять их было трудно.

Мельтешение продолжалось.

Гудящие звуки сложились в слово.

—… еретик…

Правое плечо продолжало простреливать болью. Вдруг что-то коснулось левого плеча.

— Не падать, — уже четче прозвучал низкий голос.

Фелан узнал Вильгельма. И в голове начало проясняться. Фелан смотрел на черные штаны охотника, а на их фоне белела его собственная рука. Черная перчатка Вильгельма держала локоть и мотала его туда-сюда. С собственных белых пальцев капала кровь.

Но Фелан этого совершенно не чувствовал.

Он попытался пошевелить хотя бы большим пальцем, но плечо снова резануло болью, а палец даже не дернулся. Правой руки словно не было!

Фелан приподнял голову и посмотрел в лицо охотнику. Он был совсем близко, нависал сверху громадиной и довольно улыбался. Он мотал локоть все больше белеющей правой руки и крепко сжимал левую руку, не позволяя дергаться, — Фелан пробовал.

— Как нехорошо выглядит, — с довольством протянул Вильгельм, смотря на безвольно болтающуюся руку. — Очень нехорошо. Такое бывает при попадании стрелы.

Он отпустил локоть, и рука мертвым грузом ухнулась вниз. Опять болью прожгло плечо. Вильгельм медленно провел ладонью вверх. Фелан проследил глазами за этим движением, превозмогая новую вспышку боли. Теперь он увидел оперение стрелы, торчащее из правого плеча.

— Смотри-ка, ты совсем как старик ссутулился. Нельзя так, — растягивал слова Вильгельм. Он сильнее сжал пальцы на левой руке, и ухватился за бесчувственную правую. — Сейчас мы это поправим.

Он надавил, прижимая плечи Фелана к стволу за спиной. Справа, прямо под ухом послышался хруст. Так ломаются кости.

Снова плечо взорвалось болью, в глазах потемнело, а уши заложило. Мгновение спустя зрение и слух вернулись. Кто-то громко надрывно кричал. Горло саднило.

— Будешь так кричать, все зверье распугаешь, — пророкотал Вильгельм и отступил на шаг назад.

Плечо горело, и этот жар опалял и грудь, и шею с головой. Каждый вдох и выдох отдавались болью. Вильгельм прав, крик принадлежал самому Фелану. Да и как тут не кричать? Ведь он за всю жизнь не испытывал большей боли, чем сейчас.

— Слушай меня, еретик, — строго прогудел Вильгельм. — Тебя пригвоздило к этому дереву.

Он рукой ударил ствол за спиной Фелана, и вибрация передалась прямо в раненное плечо, снова вызывая вспышки под веками.

— Либо останешься стоять тут, истекая кровью, пока смерть не заберет тебя. Либо я помогаю остановить кровь, и ты ведешь меня к своей ведьме. К обеим.

Фелан помотал головой, и перед глазами все завертелось, меняя верх и низ, лево и право.

— Упрямец, — без эмоций вымолвил охотник. — В прочем, легкой смерти ты не заслужил.

Фелан хотел гневно выплюнуть ругательства в лицо Вильгельму, но смог лишь прохрипеть.

— Ты… не слуга… Господа… Ты дьявол… во плоти.

— Можешь считать так, — спокойно ответил он и даже не поменялся в лице. — Я следую праведным путем, который уготован мне Богом. И если ты видишь в нем путь Дьявола, значит, ты воистину еретик. Никто не будет жалеть о твоей кончине.

Нет. Фелану нельзя умирать. Он поклялся быть рядом с Улой. Он поклялся выходить волчонка. Он выживет, как бы трудно и больно это ни было.