Наклонив голову вперед, будучи полностью опустошенным, говорю:
— Я люблю её, Хантер.
— Я знаю, и что ты собираешься с этим делать?
Повернувшись к нему, снова перевожу взгляд на свой компьютер, заразительная радость Пейтон напоминает мне, с чего мы начали…
— Думаю, у меня есть идея.
Хантер потирает руки и наклоняется вперед.
— О, мои соски только что стали твердыми. Выкладывай.
Мне действительно нужно завести нового лучшего друга.
Хантер предложил мне привести себя в порядок, прежде чем попытаться вернуть Пейтон, и я думаю, что в кои-то веки он был прав. Я не брился, мне вроде как нравилась щетина, но я подстриг её, чтобы не выглядеть так, словно грузовик только что протащил меня девять миль по ухабистой дороге. Решаю надеть черные джинсы и серый свитер с V-образным вырезом и белую рубашку под низ. Пейтон всегда говорила, что любит, когда я в деловой одежде, но именно моя «уличная» одежда её заводит.
П*здец, я нервничаю.
Мне никогда не приходилось возвращать девушку. Я никогда не был заинтересован настолько, чтобы прилагать усилия, но Пейтон стоит каждой секунды моего времени.
Сидя в ресторане напротив кофейни, я прекрасно вижу её. На ней джинсы и простой синий свитер, коричневые сапоги до колен, она выглядит отлично. В ту минуту, когда я увидел её, зная, что она так близко, я почувствовал, как моё сердце готово выскочить из груди.
Вытащив телефон из кармана, открываю электронное письмо, которое составил, и просматриваю его еще раз, внося поправки, пока результат меня полностью не удовлетворяет.
Снова бросаю взгляд на Пейтон. Она уткнулась носом в свой компьютер, усердно работая, возле неё стоит чашка кофе. Что она купила сегодня? Латте? Она предпочитает его, но когда нуждается в кофеине, то выбирает эспрессо. Нужен ли ей сегодня кофеин, как мне, чтобы побороть бессонные ночи?
Есть только один способ это выяснить.
Сделав глубокий вдох, нажимаю кнопку «Отправить» и жду.
ГЛАВА 28
ПЕЙТОН
Этот латте прямо сейчас делает со мной черт знает что. Мне следовало взять пять порций эспрессо, потому что, боже мой, я едва могу держать глаза открытыми, когда просматриваю эти рекламные тексты. Моё зрение затуманено, и мысли витают где-то далеко — я думаю об одном мудаке, который, к сожалению, пленил моё сердце.
Прижимаю руку ко лбу, пытаясь удержаться на ногах, несмотря на сонливость.
Ладно, может быть, мне хочется, чтобы Рим снова пришел и извинился. Да, я такая девушка. То, что он сделал, было самонадеянно, подло и соответствовало его характеру, но это всё равно причинило мне боль… потому что я думала, что особенная. Мне казалось, что я важна для него, что я была той девушкой, с кем он может поговорить, прежде чем делать поспешные выводы.
Я так зла на Рима, но в то же время хочу быть с ним.
Я люблю его.
Мне все это ненавистно.
Вздохнув, делаю глоток своего чуть теплого латте как раз в тот момент, когда на моём компьютере появляется новое электронное письмо.
Ставлю напиток на стол и открываю его, нажимая мышкой.
Сначала я не узнаю адрес электронной почты, но когда приглядываюсь повнимательнее, мое сердце замирает в груди, а дыхание перехватывает.
HandsRoamingPeytonsBody (прим. пер.: руки скользящие по телу Пейтон).
Тема: Я не хочу кувыркаться с тобой…
Дрожащими руками прокручиваю до начала письма.
Тому, кого это касается (я имею в виду тебя, Пейтон):
Ты не представляешь, насколько я опустошен, когда печатаю это письмо, но я должен признаться.
Потому что я, бл*дь, больше не могу терпеть.
Я не могу дышать, на глаза наворачиваются слезы, из-за чего невозможно видеть экран передо мной. Это почти слово в слово первое письмо, которое я отправила ему как СЛИТ.
Прикрываю рот в благоговении, делая глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.
Но… я полностью откровенен и хочу, чтобы ты знала, что я не употреблял алкоголь перед тем, как написать тебе. Да, возможно, за последние две недели я много пил, пытаясь заполнить пустоту в своём сердце, но клянусь, что сейчас, набирая это письмо, я абсолютно трезв и изливаю тебе свою душу. Хотя, для протокола, сегодня утром я выпил пять чашек кофе, чтобы компенсировать бессонные ночи без тебя.
Думаю, важно быть искренним и честным с тем, кого любишь, не так ли? И полностью откровенным, да, Пейтон?
Я люблю тебя.
И я наконец-то честен.
Ты мне так нравишься, что это затуманивает мой рассудок, и заставляет меня делать то, чего я никогда бы не сделал, например, злиться на тебя и обвинять тебя в том, чего ты никогда бы не совершила. < — Ты прочитала это? Никогда за миллион лет я не думал, что ты ПРЕДАШЬ МЕНЯ. Я гребаный мудак, что даже на секунду допустил мысль об этом, и мне чертовски жаль.
Я безнадежно, глупо, как школьник, втюрился в тебя.
Знаешь ли ты, что люди в офисе называют МЕНЯ садистом? Эгоистом? Бесчувственным, высокомерным ублюдком? Но ты с самого начала знала, что я лаю, но не кусаю. Ты дала мне шанс доказать, что я не просто мужчина за столом, с галстуком, туго затянутым на шее.
Впервые, ты была той, кто вызвал улыбку на моём лице. На кого я хотел произвести впечатление. Кого я хотел больше остальных.
И если уж говорить начистоту, этот синий свитер на тебе?
С достаточно низким вырезом, чтобы я мог видеть твою округлую грудь? Это заставляет меня задать тебе очень важный вопрос…
Я не хочу кувыркаться с тобой… Я хочу любить тебя, если ты позволишь.
С любовью,
Искренне,
ВСЕГДА твой
Постскриптум: Подними голову.
Поднять голову? Что, черт возьми, это значит?
Я вытираю слезы и вижу Рима, стоящего передо мной с белой коробкой в одной руке, а другая — засунута в карман. Он выглядит нервным, но безумно сексуальным в своём свитере и джинсах.
О боже, я и забыла, какой он красивый.
— Привет, детка, — нежно говорит Рим, делая шаг вперед. И вот он, его одеколон, пробуждающий меня впервые за несколько недель. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он опускается передо мной на одно колено и протягивает коробку. — Открой её. — Его пристальный взгляд устремлен на меня, одухотворенный и полный надежды.
Дрожащими руками я поднимаю крышку коробки для выпечки и обнаруживаю, что на дне лежит мой любимый киш, а сверху, под приклеенным скотчем ключом, написано: Я не могу прожить и дня без твоих объятий и «киша». Ты переедешь ко мне?
Как девочка, которой я и являюсь, прикрываю рот рукой, а по щекам катятся слезы. Рим ставит коробку на стол и берет мои руки в свои, не сводя с меня глаз.
— Пейтон, мне п*здец как жаль за то, что я сказал, за то, что не доверял тебе, когда, я знаю, должен был. Ты значишь для меня все, и не из-за всей той невероятной работы, которую ты для меня сделала, а потому что ты потрясающе мудрая и остроумная и делаешь меня охренительно счастливым. Я не могу представить и дня без тебя рядом со мной. — Он целует мою руку и произносит: — Ты простишь меня и, пожалуйста, переедешь ко мне?
Не в силах сдержать своё волнение или заставлять его ждать, я киваю головой и хихикаю, когда он притягивает меня к своей груди и обнимает до тех пор, пока я не чувствую, что вот-вот сломаюсь.
Вздохнув, Рим целует меня в щеку, а затем шепчет:
— Я чертовски сильно люблю тебя, Пейтон. Мне жаль, что я причинил тебе боль.
Обезумев от радости, я обнимаю его ещё крепче, а затем отстраняюсь. Указываю на него пальцем и говорю: