Я вздыхаю, уткнувшись в матрас, мое сердце бьется со скоростью мили в минуту. Я не собираюсь этого говорить, но…
Мне кажется, я влюбляюсь в него.
ГЛАВА 24
РИМ
Мне в лицо ярко светит солнце, а на плече чувствую легкое постукивание. Я крепко сжимаю подушку, ощущая под собой шелковые простыни, которые задевают мой утренний стояк.
— Привет. Есть тут кто-нибудь?
Пейтон.
Черт возьми, Пейтон.
Мои мысли возвращаются ко вчерашнему вечеру.
Пейтон в моей постели, Пейтон в душе, Пейтон на кухонном столе.
Её запах.
Вкус.
То, как она обволакивает меня, словно перчатка.
Я могу сказать только одно. Она потрясла мой гребаный мир прошлой ночью, и я имею в виду не только секс, но и то, как я ей открылся.
Рядом с ней я становлюсь другим, более уязвимым, лучше понимаю свои чувства.
Не такой мудак.
И хотя мне неприятно это признавать, учитывая то, с чего мы начали, Пейтон делает меня счастливым.
Застонав, перекатываюсь на бок и заключаю её в объятия, каштановые волосы резко контрастируют с моим ярко-белым постельным бельем. Она смеется, когда я сплетаю наши конечности и прижимаю к матрасу.
— Это неподходящий способ разбудить мужчину, который подарил тебе лучшую ночь в жизни.
Пейтон приподнимает бровь.
— Лучшую ночь в моей жизни? Откуда ты знаешь, что она была лучшей?
Я прижимаюсь своим пахом к её, моя эрекция касается живота, в то время как я шевелю бровями.
— Когда ты кончала на мой язык в третий раз, ты сказала, цитирую: «Это лучшая ночь в моей жизни». — Я немного имитирую выражение её лица, закатывая глаза к затылку.
Она бьет меня по груди, смеясь.
— Я не так выгляжу, когда кончаю.
— Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь смотрела в этот момент в зеркало?
Пейтон прищуривается, скривив губы в сторону.
— Ладно, если я выгляжу так, то ты выглядишь таким образом. — Она высовывает язык изо рта, тяжело дышит и двигает ногой вверх-вниз, как гребаная собака.
Я не могу сдержать свою улыбку или смех, который вырывается из меня.
— То есть, по сути, ты сравниваешь меня с собакой.
— В основном.
Киваю.
— Справедливо. — Схватив её за руки, я сжимаю их и опускаю голову к шее, слегка облизывая место чуть ниже уха, а затем двигаюсь к ключице, где останавливаюсь и улыбаюсь про себя. Внезапно втягиваю кожу в рот и покусываю.
— Рим! — кричит Пейтон, извиваясь подо мной. — Не смей, мать твою.
Я усердно сосу и покусываю.
— Рим, я не шучу.
Я не сдаюсь, оставляю свой след и наслаждаюсь каждой секундой этого.
— Клянусь богом, если ты сделаешь мне… — Голос обрывается на полуслове, когда мой член скользит между её бедрами. — Ооо, — стонет она, раздвигая ноги для меня.
Прошлой ночью у нас был неловкий разговор о противозачаточных средствах и о том, как она их принимает, что означало лишь…
Я провожу членом по её щели, гладкой и уже влажной.
— Проклятье, Пейтон, ты такая сексуальная.
Она ничего не говорит, вместо этого покачивает бедрами и переплетает наши пальцы, крепко прижимаясь ко мне.
Я опускаю голову, наши лбы соприкасаются, глаза прикованы друг к другу. На время я отпускаю её руку и сжимаю свой толстый член, направляя его в нее. Возвращаюсь к её руке, я удерживаю Пейтон в неподвижном состоянии, пока полностью вхожу в киску. Лицо Пейтон искажается, прежде чем она делает глубокий вдох, и всё тело расслабляется.
Когда её глаза снова открываются, остекленевшие и жаждущие, я безумно целую её. Наши рты сливаются, языки соприкасаются, когда я начинаю быстро входить и выходить из нее.
В этом нет ничего медленного. Несмотря на проведенную ночь, мы отчаянно нуждаемся в разрядке.
Я не снижаю темп, и когда Пейтон обхватывает меня ногами за талию, я погружаюсь еще глубже, ударяя в нужное место.
— О, боже, да. Прямо здесь, Рим.
Мне нравится, как она разговаривает со мной, как она не стесняется быть громкой в постели. Это чертовски привлекательно и заводит меня еще больше. Секс с этой женщиной просто невероятен.
— Ты близко? — хриплю я, моя кульминация ощущается у основания позвоночника, готовая прорваться сквозь меня.
Есть что-то особенное в утреннем сексе, от чего я возбуждаюсь намного быстрее, и данный момент не исключение.
— Я… — Её язык скользит по моему, губы атакуют мои, прежде чем она отстраняется и прикусывает нижнюю губу. Из неё вырывается долгий стон, когда киска сжимается вокруг моего ствола. — О. Боже, — практически кричит она, выгибая спину. — Да, Рим.
Кряхтя, я врываюсь в нее еще несколько раз.
Раз.
Два…
Бл*дь.
Три.
Мой оргазм накрывает меня, яйца напрягаются, и я изливаюсь в неё, лихорадочно двигаясь, пока из меня не вытекает все до последней капли.
Господи.
Я всё ещё прижимаюсь лбом к её лбу, наши носы соприкасаются, дыхание неровное, как будто мы только что пробежали марафон.
Когда наше сердцебиение начинает замедляться, Пейтон, наконец, говорит:
— Если ты поставишь мне засос, этот маленький роман закончится.
— Если я поставлю тебе засос, это значит, ты, бл*дь, моя.
— Это жульничество.
***
Пейтон сидит на моем кухонном столе, в одной из моих рубашек на пуговицах, скрестив ноги, выглядя охренительно прекрасно.
Я захлопываю дверь ногой и направляюсь в сторону кухни, держа в руке пакет с дымящейся едой
— Ты не просила, чтобы я готовил блины. — Я подмигиваю и ставлю пакет рядом с Пейтон только для того, чтобы раздвинуть её ноги и скользнуть между ними, положив руки ей на бедра.
Она опускает свои на мои плечи.
— Я не думала, что мне нужно уточнять.
— Всё дело в деталях, малышка. — Я быстро целую её в нос, прежде чем отойти в сторону и начать распаковывать еду.
Пейтон не двигается, поэтому я поворачиваю голову и спрашиваю:
— Ты собираешься есть? Почему ты просто сидишь и так смотришь на меня?
Её улыбка настолько ошеломляющая, что у меня перехватывает дыхание, когда она, наконец, говорит:
— Ты назвал меня «малышкой».
Я облизываю губы, глядя на неё сверху вниз. Она — крошка. Этого нельзя отрицать.
— И?
— Иииии, — произносит она, притягивая меня обратно к себе между ног, а затем проводит пальцами по моим волосам. — Это очень мило.
— Я не милый.
— Ты действительно такой, особенно когда у тебя появляется эта маленькая морщинка между глаз. — Пейтон прижимает указательный палец к моему лбу.
Скользя руками вверх по бедрам к попке, я крепко сжимаю её и касаюсь ртом подбородка, осыпая её поцелуями.
— Ты пытаешься отвлечь меня от моих блинчиков? — спрашивает Пейтон, наклоняя голову набок, чтобы дать мне больший доступ к шее.
— Это работает?
— Сначала ты называл меня «малышкой», теперь это, я бы сказала, что, возможно, так и есть.
— Возможно? Или определенно?
— Ммм… — стонет она, когда я просовываю руки под рубашку и поднимаю их к её грудной клетке, прямо под идеальными грудями.
Черт, я не могу насытиться ею. Каждый раз, когда мы находимся в одной комнате, я чувствую, что моя потребность в ней возрастает до некомфортного уровня, что, если я не возьму её прямо в тот момент, я могу взорваться.
— У тебя такая нежная кожа, — бормочу я, поднося руки к груди и пощипывая соски.
Её голова откидывается назад, волосы развеваются, а ноги обвиваются вокруг моей спины.
Я кручу и поворачиваю маленькие бугорки между пальцами, проводя губами по коже, отчаянно желая заставить её кончить просто от игры с сосками. Пейтон сделала это прошлой ночью, и это была самая сексуальная гребаная вещь, которую я когда-либо видел: мои пальцы теребили чувствительные груди, а её голова моталась из стороны в сторону, таз упирался в мой, ища облегчения от нарастающего давления, пока она не кончила сама.