Не то, чтобы это имело значение.

Его одобрение сейчас для меня ни хрена не значит, особенно после того, как он недавно сдал полупустой отчет о проделанной работе. У него может быть своё мнение, когда он выполнит свою работу должным образом.

Он смотрит на свои часы — марки «Roam, Inc» с толстым водонепроницаемым кожаным браслетом, который можно погружать на глубину до ста футов, — и заявляет:

— Ну что, дети, время игр для дяди Хантера закончилось. Мне пора идти. У меня назначен ужин, который я не хочу пропустить, но сначала я должен вздремнуть. — Друг шевелит бровями и постукивает по столешнице. — Отличная работа, Пейтон. Надо было нанять тебя для маркетинга, а не для всей этой ерунды в социальных сетях. Теперь нам придется взять тебя как внештатного сотрудника и платить тебе действительно большие деньги.

Он салютует нам двумя пальцами, щелкает каблуками и уходит.

Самодовольный ублюдок.

Из-за того, что Хантер ушёл рано, мы с Пейтон застряли, неловко сидя рядом друг с другом, на одной стороне стола. Мы похожи на пару — если бы мы были парой.

Избегая моего взгляда, Пейтон изящно делает глоток воды. Закрывает бутылку.

Ставит её на стол.

Прочищает горло.

Перебирает пальцами несколько фотографий, разложенных на столе аккуратными рядами, и, наконец, говорит:

— Можешь сказать что-нибудь, пожалуйста? Я тут вроде как умираю.

Я почесываю подбородок, щетина грубо царапает подушечки пальцев.

— Хочешь еще комплиментов?

Пейтон поворачивается ко мне, в глазах уязвимость, моё одобрение важно для неё. Она красивая, чрезвычайно талантливая, остроумная и дерзкая, но моё одобрение важно для нее.

— Я хочу узнать, хорошо ли я выполнила свою работу. Представила ли я вам что-то, что ты мог бы уверенно использовать? Дала ли я вам какую-нибудь идею, которая могла бы тебя заинтересовать?

Заинтересовать. Просто то, как она это говорит…

Бл*дь, меня возбуждает блузка, которая на ней, и то, что я видел её кружевной лифчик пять раз за полчаса. Ага, я считал. И да, я заинтересован.

Она здесь и она предоставила варианты, с которыми мы точно сможем работать.

Кампания будет потрясающей.

Тем не менее, я не могу удержаться от того, чтобы не преподнести ей урок

— Мне нужно подумать об этом.

Пейтон моргает несколько раз, на её лице отражается шок.

— О. — Снова моргает. — Да, конечно.

Она медленно и методично начинает собирать разложенные на столе материалы, аккуратно складывая каждую фотографию в папку с надписью «Иллюстративные материалы».

Берет несколько нарисованных от руки рекламных эскизов и засовывает их в кожаный портфель. Документы отправляются в другую папку, вместе с несколькими статьями о наших конкурентах и их рекламных кампаниях, ориентированных на женщин.

Закончив собирать свои вещи, Пейтон тоже встает из-за стола, перекидывает сумку через плечо и протягивает мне синюю папку.

Я беру её, не отрывая взгляда от её опущенной головы, вся уверенность исчезает в считанные секунды.

Мне отчаянно хочется приподнять её подбородок, заставить посмотреть на меня, чтобы Пейтон увидела, что я просто играю в крутого парня, но я этого не делаю. Это бизнес, и даже несмотря на то, что я собираюсь нанять её, она должна понять, что не всё дается так легко. Если Пейон хочет добиться успеха, ей нужно увидеть эту сторону бизнеса — отчаяние.

Мы выходим из кофейни и останавливаемся, чтобы попрощаться.

Она протягивает мне руку как профессионал, которым она и является.

— Спасибо, что позволили мне выступить перед вами сегодня, мистер Блэкберн.

Её формальность вызывает у меня улыбку. По крайней мере, сегодня вечером она не называла меня «сэр».

Я беру её руку в свою, чувствуя мягкую и изящную ладонь, идеально подходящую к моей большой.

— Спасибо, что нашли время, чтобы предложить эти идеи. Я позвоню.

Пейтон кивает и тяжело сглатывает. Я вижу, она хочет сказать что-то ещё, но замолкает, сдерживая свой острый язычок. Это моя девочка. Проклятье.

Нет. Не моя девочка. Она профессионал.

В ответ Пейтон увеличивает расстояние между нами на несколько футов.

— Я с нетерпением буду ждать вашего звонка, мистер Блэкберн.

Делая шаг вперед, сокращаю дистанцию и сжимаю пальцами её подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Называй меня Рим. Мне нравится, как моё имя звучит из твоих уст. — Я сделал больше, чем следовало.

Посмотрев на неё в последний раз, я разворачиваюсь на пятках и направляюсь к своему дому. Я заведен и адски возбужден. У меня есть кое-какие дела, о которых нужно позаботиться, и они никак не связаны с «Roam, Inc».

ПЕЙТОН

Я не могу дышать.

Даже спустя три часа, спрятавшись под простынями, когда встреча давно закончилась, я всё ещё не могу дышать.

Почему они не сидели рядом? Почему я должна была сидеть рядом с Римом?

Когда я вошла в кофейню и увидела свободный стул рядом с Римом, я поняла, что мне будет чертовски трудно показывать свою презентацию, находясь так близко к нему.

И я была права.

Я чувствовала, как он скользил взглядом по моему телу, его спокойные, уверенные глаза следили за тем, как поднималась и опускалась моя грудь с каждым сдавленным вздохом. Я чувствовала, что язык его тела направлен в мою сторону, и когда Рим взял у меня фотографии — лёгкое прикосновение его пальцев к моим, невинное и в то же время такое греховное, я почувствовала его до мозга костей.

Профессионализм? Что это такое? Я едва помню, хорошо ли я провела презентацию, потому что я была так взвинчена тем, что сидела так чертовски близко к Риму, что не могла сосредоточиться. Я путалась в словах, роняла документы на пол, и каждый раз, когда Хантер хихикал, я становилась всё более и более отчаянной.

Наверное, поэтому Рим не откликнулся на мои идеи. Я была в ужасном состоянии. Такой.

Непрофессиональной.

Вздохнув, откидываю голову на подушку. Боже, я не спала допоздна каждую ночь в течение последних трёх дней, репетируя, убеждаясь, что всё идеально, а потом я пошла и всё испортила, потому что одеколон Рима взбудоражил мой разум.

Он должен подумать.

Я не виню его. Если бы я сидела в качестве слушателя на своей презентации, я уверена, что была бы такой же созерцательной, как и он.

А я-то думала, что работа уже в кармане.

Прикусываю нижнюю губу, когда слёзы начинают покалывать в уголках глаз.

Это глупо. Я не должна плакать. Я показала Риму потрясающую презентацию, да, возможно, я нервничала, но мои идеи были хорошими, а это всё, что должно иметь значение.

Почувствовав себя немного увереннее, я беру телефон с тумбочки и открываю электронную почту, надеясь увидеть письмо от Рима, в котором говорится, какая я замечательная.

Но когда я обнаруживаю, что в моем почтовом ящике НОЛЬ новых сообщений, я снова становлюсь неуверенной.

Хорошо, что эта уверенность была недолгой.

Если бы у меня не было твёрдого намерения остаться в своей кровати и никогда больше не вылезать из неё из-за огромного количества унижений, которые мне пришлось пережить сегодня, я бы подошла к холодильнику и достала пинту мороженого.

Может быть, по телевизору показывают что-нибудь хорошее, что поможет отвлечься. Но пульт… он так далеко, на другой стороне моей кровати.

Поддавшись лени, я снова беру мобильный в руки как раз в тот момент, когда приходит сообщение.

От Рима.

В моем животе порхают бабочки, доводя меня до нервного срыва. Сев и прислонившись к изголовью кровати, я читаю его сообщение.

Рим: Вопрос о твоей сегодняшней презентации

О, боже, ладно, соберись. Отвечай быстро, но умно.