Всего через секунду этого всего не становится, хоть и холодное.

Я голодно ем, быстро жую, глотаю, запиваю чаем. Но это не то!

Мама удивлённо хлопает глазами, замечаю это совершенно случайно.

— Хочешь, пойдём ко мне и я не буду его пускать, пока ты не захочешь? — она внезапно предлагает самый лучший вариант из возможных.

— Хочу! А ещё очень хочу есть…ты можешь пожарить мне мяса? Прям такие стейки забабахать и чтобы было что-нибудь сладенькое сверху?

От одной мысли о большом куске мяса меня аж плющит и уже практически слюнки текут. Я забываю обо всём.

В голове лишь мясо. Малыш внутри так просит кушать?

Я давно не ела, со вчерашнего утра. Один день же прошёл?

…Ой! Марат же, наверное, вообще забыл о моих словах, чтобы предупредить Ирину, что меня не будет на работе! Чёрт!

Я вскакиваю с кровати, утягивая за собой плед. Где все мои вещи? Там должно быть нижнее бельё, платье и… ничего.

Боже! Я ещё и сумку забыла либо сразу в машине Аринки, либо в ресторане, когда начала скандалить с Артуром. А там ведь мой телефон!

Какая же дура…и что сейчас с Ариной ещё?! Её же схватил чёртов Громов.

Сколько же всего произошло, а я только сейчас это осознала…

— …Сладенькое? — А вот мама только на это и реагирует, наверное думает, что я просто вещи свои ищу. Или так отойти от моей просьбы не может?

Хотя…что такого? Это самое нормальное из того, что мне хочется.

— Не знаю…есть варенье из смородины? — на автомате бормочу, так и не найдя свои вещи.

Вспоминаю, что даже если бы телефон был, номера Ирины то всё равно нет. Разве что Арине бы написать, чтобы узнать, что с ней.

Надеюсь, всё с ней нормально, я ведь не помню её номер наизусть, чтобы с маминого даже написать.

— …Ты будешь есть мясо с вареньем? — мама всё никак угомониться не может.

— Ну делают же сладкие соусы…

— Ну это… наверное… другое?

— Ну мам… — я строю такие глазки, какие только могу. Стоя перед ней просто завернутая в плед и с сеновалом на голове.

— …Ладно. — она сдаётся.

Ура! У меня будут сочные куски мяса и сладкое варенье сверху!

Нам с малышом будет очень вкусно.

— А где мои вещи, кстати?

— В гостиной, на сушилке. Ужасное платье, кстати! Слишком вульгарно. — фыркает она, но не серьёзно, для вида. По глазам вижу.

Поднимается с кровати и топает в гостиную, я за ней, прямо на пледе.

— Ну мам! Один раз же живём. — не объяснять же ей, для чего оно вообще нужно было.

— Чтобы глаза мои его больше не видели! Я принесла тебе твой домашний халат.

Мы оказываемся возле сушилки, я забираю своё нижнее бельё, а затем тот самый халат, который она тоже повесила рядом.

Приятная, хлопковая ткань тёмно-синего цвета, но по ней разбросано множество светлых, маленьких цветочков, что этого даже не заметно. Халатик мне чуть выше колена, на молнии и с карманами, удобный, я в нём и по деревне шастала, до магазина. Хорошенький.

— Не жди меня. Я сейчас хочу помыться, раз вчера не успела нормально… пока волосы приведу в порядок ещё, ты уже и приготовишь всё.

— Ты уверена?

— Да, всё нормально, мне лучше. Голова почти не болит уже.

Мама смотрит на меня с сомнением, но я не подаю вида, что снова немного вру.

Нда, такая я лгунья с ней, но это ведь всё без злого умысла!

Побыть одной не помешает, после такой встряски…

— Ладно. Поешь и я походу к нам Любу, она тебя осмотрит.

— Хорошо…

Мама уходит. А я быстро моюсь, потом одеваюсь и мучаюсь со своими волосами. Они были сырыми, я так уснула и с трудом расчёсываю их, спутанные и непослушные единственной расчёской здесь. Деревянная и какая-то дурацкая. Коротким волосам такой гребень бы пошёл, но с длинными неудобно.

Но я отмучиваюсь, получаю довольно приличный вид и уже хочу надеть резиновые тапки, которые тоже мне мама у порога оставила, как внезапно в дверь стучат.

Я даже представить не могу, кто это может быть. Всё в деревне знают, что тут никто не живёт, маме незачем стучать, она бы просто зашла.

Напрягаюсь. Может Люба если только?

Открываю дверь и вижу перед собой…

— Здравствуйте.

Э?! Елена Ильинична?

Что она тут забыла?…

— Елена Ильинична? Эм… здравствуйте? — с запозданием бормочу я в ответ, таращась во все глаза на женщину передо мной.

Я в полном шоке. Что здесь делает мой врач-репродуктолог?

Я прописана в городе, в нашей с Маратом квартире, адрес которой она вряд-ли даже запомнила, увидев его всего пару раз в бумагах мельком, когда изучала мои анализы и прочие документы, и мы даже не обсуждали, что я когда-то жила в деревне. Тем более, это вообще не мой дом, а дом семьи Беркутовых. Сперва покойного деда Марата, а теперь его самого.

Ничего не понимаю. Как это возможно?

Она стоит прямо тут и лишь мило улыбается, после чего поправляет очки на носу и говорит.

— Извините, напугала? — она неловко смеётся и поправляет светлую прядку за ухо, осматривается по сторонам, — Я еле нашла этот дом. Марат Дмитриевич дозвонился до меня и настойчиво попросил приехать, сказал, что сам уезжает в город, а вам стало плохо, дал адрес этот, я приехала, поспрашивала, где именно это у местных и вот… почему вы не берете трубку?

Я не знаю, что ответить. Это звучит странно. Здесь же есть Люба и на крайний случай, я могла бы сама доехать до ближайшей больницы с ней.

Он так взволнован, что решил её послать? Но она же не какой-то дежурный врач на выезде…

Но всё ещё стоит прямо передо мной, это никакая не галлюцинация. Я даже глаза потираю кулаком.

Она реальная. В строгой, белой блузке, бежевой юбке и чёрных туфлях-лодочках. У неё небольшая сумочка в руке. Волосы собраны в аккуратный пучок, такие же волнистые и светлые, как были. Голубые глаза лишь слегка подкрашены, а вот губы напротив, ярко, таким насыщенным, винным оттенком.

По моему, с нашей последней встречи вот вообще почти ничего не изменилось, разве что сумки не было в руках, а ручка, которую она обожала крутить в своих пальцах, пока мы разговаривали, а на плечах был белоснежный халат, которого сейчас нет.

— Эм… я просто в городе телефон забыла. Вы серьёзно приехали сюда по его просьбе?

— Конечно! Он сказал, что эмбрион прижился, вы забеременели, но даже не посетили меня! Мы же обсуждали, как это важно! Я понимаю, что вы уже отчаялись и всё реже приезжали, со своими этими тестами отрицательными балуясь, но они не дают точного ответа и ещё на третьей недели мы должны были сделать УЗИ, чтобы подтвердить, что перенос удался. А потом на шестой, что он точно прижился!

Елена нервно взмахивает рукой и таращится на меня, так, словно моя мама, которая ругает и хочет, чтобы мне было стыдно.

Между нами первый раз такое происходит. И я действительно чувствую стыд…

Уши и щёки загораются, я поджимаю губы, даже не знаю, что сказать.

Она ведь права, я пропустила нужные визиты, сперва тесты снова были отрицательными, потом я не помню, делала ли их, а затем, совершенно внезапно и уже две полоски.

Я побежала в другую больницу, даже не написала ничего Елене и не записалась. А потом… случилось всё то, что было в квартире.

Не до этого. Хотя ребёнок ведь действительно до сих пор очень важен и его здоровье тоже.

— У вас уже девятая неделя, Валерия, вы должны уже на учёте у акушера-гинеколога быть, вместо меня, но даже у меня ни разу не были. А тут Марат Дмитриевич звонит и говорит, что вам плохо стало! Я так перепугалась! Вы же…

Елена замолкает, тяжело сглатывает и быстро моргает глазами, а затем снимает очки и промакивает чуть подкрашенные глаза уголком платочка, который достала из кармана своей белоснежный блузки, делает несколько движений, так, чтобы тушь не размазалась, а потом сует его обратно. Она действительно заплакала…

Боже, это слишком, у самой внезапно глаза на мокром месте.

— Мы уже столько времени пытаемся вместе добиться результата. Для меня это так же важно, как и для вас, Валерия Олеговна. Поэтому я приехала, отменив все дела. — Елена касается моего плеча, аккуратно так, нежно, по материнскому, хотя и выглядит гораздо моложе своего возраста и больше бы в сёстры старшие пошла из-за этого.