Отлично.

Просто великолепно.

Я поворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стеклу, размышляя о преимуществах того, чтобы тащиться всю дорогу до папиного дома, а потом объясняться, по сравнению с попытками дождаться восхода солнца. Но мой телефон разрядился, и я понятия не имею, сколько часов мне придётся ждать. Здесь чертовски холодно, и, честно говоря, довольно жутко.

Лес раскачивается и танцует на ветру, который проносится мимо меня, как призрак. Я дрожу и обхватываю себя руками, вглядываясь в темноту в поисках каких-либо признаков движения. Я говорю себе, что у меня паранойя, но потом я вижу дым, поднимающийся над деревьями, и мой интерес разгорается еще больше.

— Какого чёрта…

Какое-то время я просто сижу и наблюдаю за ним, но потом любопытство берёт надо мной верх, и, в конце концов, я отталкиваюсь от стеклянных дверей и направляюсь к деревьям. Я не сыщик, но здесь достаточно легко оставаться незамеченной. Здесь так чертовски темно, совсем не так как дома. Даже ночью там горят уличные фонари и машины, работают рестораны, клубы, бары. Всё освещено и живо. А это место такое… мёртвое.

Пробираясь между деревьями, я начинаю замечать оранжевое мерцание костра, останавливаясь за толстым стволом, чтобы подсмотреть за небольшой группой, окружившей его. Там трое парней пересчитывают наличные на перевернутом деревянном ящике.

— Это чертовски глупо, Спенсер, — говорит один из парней, вставая с колен и отряхивая штанины спереди. Это снова тот парень, Юджин. — Нам не хватает больше сотни баксов. Это не входит в мою долю.

— Господи, Юджин, отвали, — отвечает первый парень — кажется, его зовут Спенсер — обматывая часть денег резинкой и швыряя их своему другу. — Не будь такой жалкой маленькой сучкой. Я смирюсь с потерей. Если мы начнём обвинять наших клиентов в том, что они нас обсчитывают, то у нас ничего не останется.

— Как скажешь, — усмехается Юджин, убирая деньги. Третий чувак вообще ничего не говорит, просто курит сигарету на краю костра. Они все одеты в форму третьекурсников, но я не узнаю никого, кроме Юджина. Не то, чтобы я этого хотела. Я не проводила много времени ни с кем из других студентов. То есть, если не считать придурков сегодняшнего дня.

Я отступаю и поворачиваюсь, чтобы уйти, но из-за того, что моё ночное зрение ухудшается из-за света костра, я успеваю пройти всего несколько футов, прежде чем споткнуться о бревно и застонать.

Болтовня у костра затихает.

— Что, чёрт возьми, это было? — спрашивает один из парней, когда я вскакиваю на ноги с бешено бьющимся сердцем и так быстро, как только могу, несусь через лес. Моё дыхание прерывистое, лицо щиплет от ударов веток. Я как раз собираюсь благополучно выбраться на беговую дорожку, когда чья-то рука хватает меня сзади и разворачивает, впечатывая спиной в ствол дерева.

Я стону, когда боль распространяется по моему позвоночнику, а затем ворчу, когда мой преследователь прижимает предплечье к моему горлу.

— Кто ты, чёрт возьми, такой, и какого хрена ты делаешь, подкрадываясь к нам? — я протягиваю руку и обхватываю пальцами руку парня, но у него твёрдые, как камень, мышцы. Я едва могу разглядеть его в темноте. Он давит так сильно, что я чувствую, как у меня начинает кружиться голова. Я определённо не могу говорить, чтобы спасти свою жизнь.

Как будто почувствовав это, он слегка ослабляет давление, и я ловлю себя на том, что задыхаюсь.

Бирюзовые глаза сверкают на меня из темноты.

— Меня… не пустили в общежитие, — шепчу я хриплым и напряженным голосом. Мой нападавший — я думаю, это парень Спенсер — отпускает меня, и я падаю, кашляя и держась за горло.

— Ух ты, ты, должно быть, новенький, или тупой, или и то, и другое вместе. Сзади есть аварийный пожарный выход, который всегда открыт. — Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него, когда он слегка склоняет голову набок и изучает меня. — Первый, кто выходит, кладет туда кирпич, чтобы он оставался открытым. Это как неписаное правило.

Я встаю, потирая горло и настороженно глядя на этого придурка.

— Если оно неписаное, то откуда, чёрт возьми, я должен был об этом знать? — огрызаюсь я, задаваясь вопросом, храбрая я или глупая, что бросаю вызов какому-то таинственному подонку с крепкими, как скала, мускулами, который нападает на людей в темноте, как чёртов ниндзя.

— Что ты видел здесь сегодня вечером? — спрашивает он меня, и в его голосе звучит такая холодная, тихая угроза, что у меня мурашки бегут по коже. Он явно ищет очень конкретный ответ.

— Если ты оставишь меня в покое и пообещаешь больше не нападать на меня, тогда ничего. — Я прижимаю руку к горлу и отступаю назад, слегка приседая, когда парень снова приближается ко мне. Нож у меня в мини-рюкзачке, перекинутом через плечо. Я не боюсь им воспользоваться.

— Ты новенький, да? Чак Карсон, сын директора. — Парень ухмыляется. Я едва могу разглядеть его лицо, но я могла бы распознать дерзкое выражение лица за много миль отсюда. Его сопровождает такая аура высокомерия, которая выходит за пределы видимости. — У тебя не так уж много друзей в Адамсон, не так ли?

— Спасибо за подсказку насчёт кирпича. И да, я уверен, что на моей шее останутся синяки, но всё в порядке. Спокойной ночи. — Я направляюсь к общежитию, и парень отпускает меня.

— Спасибо, что заглянул, Чак, — говорит он с лёгкой насмешкой.

И я не могу решить, должна ли испытывать облегчение от того, что он так легко отпустил меня… или беспокоиться из-за того, что он считает себя настолько крутой задницей, что я определённо буду держать рот на замке.

Хм-м.

В любом случае, это нехорошо. Совсем не хорошо.

Студенческий совет Академии Адамсона для парней оказался гораздо большей занозой в моей заднице, чем я думала. Во-первых, они перенесли мой шкафчик с первого этажа главного здания в одно из задних зданий, где у четверокурсников проходят все занятия. По сути, это худшее из возможных мест для шкафчика во всём кампусе.

В понедельник я беру этот их указ и врываюсь в комнату Студенческого совета, намереваясь сказать этим кускам дерьма, что они могут засунуть своё распределение шкафчиков себе в задницу.

Я подхожу к огромным двойным дверям и столу секретаря с парнем-четверокурсником за ноутбуком. Мои брови поднимаются вверх.

— Мне нужно поговорить с этими засранцами, — говорю я парню, стараясь, чтобы мой голос звучал хрипло и скрипуче. Он смотрит на меня снизу-вверх, как на сумасшедшую, а потом прищуривается.

— У вас назначена встреча? — он спрашивает меня, как будто мы находимся в каком-то шикарном корпоративном офисе, а не стоим перед долбаным фальшивым студенческим правительством, не имеющим реальной власти. Я поджимаю губы и прищуриваю глаза.

— Нет. Но мне просто нужно заскочить на секунду.

— Ага, этого не случится, — отвечает мне парень, просматривая что-то на своём экране, а затем на мгновение замирает, словно удивлённый тем, что я всё ещё здесь. Он наклоняется и постукивает по айпаду на краю стола. — Заполните это. Здесь календарь, который показывает наличие свободных мест. — Он возвращается к своему компьютеру, а я сжимаю листок бумаги в правой руке до тех пор, пока он весь не сминается.

Как раз перед тем, как я случайно проговорилась какой-то фразой стервозной девчонки из Долины, дверь позади меня открывается, и входит парень в форме третьекурсника, поправляет рукава и проходит мимо с таким видом, будто он здесь хозяин.

Он замолкает, когда я смотрю на него, и эти бирюзовые глаза привлекают моё внимание. У меня отвисает челюсть, когда парень встряхивает своими серебристо-пепельными волосами и ухмыляется мне. Они почти такого же цвета, как у Юджина, но с более тёмными корнями и гораздо более угловатой стрижкой. Да, это не Юджин, это тот придурок Спенсер.

— Привет, Чарли, — говорит он, протягивая руку, чтобы поправить свою блестящую булавку Студенческого совета. Кроме того, у него на левом рукаве синяя повязка, а чуть ниже — красная. О-о-о. Я поднимаю на него взгляд, когда он неторопливо подходит ко мне, дикая ухмылка расплывается по его лицу. — Не будешь сегодня бродить по лесу, а?