— Ты думаешь, она умерла, потому что была девочкой? — спрашиваю я, и парни снова обмениваются взглядами.

— Может быть. — Ещё пара слов, произнесённых идеально синхронно. Они смотрят на меня сверху-вниз, их длинные, худощавые тела прижимаются к моему, до меня доносится легчайший аромат их общего одеколона. Они пахнут вишней, эти душистые волны сладкого и терпкого, смешанные с неожиданным оттенком кедра и ветивера. Боже. Близнецы МакКарти пахнут точно так же, как и выглядят: весело, игриво, немного озорно. Недостижимо. Да, я, чёрт возьми, чувствую этот запах.

Не то чтобы это имело значение, поскольку у меня есть парень.

— Почему? — спрашиваю я, и Мика закатывает глаза, отталкиваясь от двери и отодвигаясь от меня. Он без колебаний открывает заднюю стенку стеклянной витрины со всеми пирогами, выбирает красивый фруктовый пирог с плетёной корочкой и выкладывает его на прилавок. — Тебе точно стоит это трогать? Кстати, где мы находимся?

— «Щелкунчик», — отвечает Тобиас, медленно опуская руку. Он проводит пальцами по всей длине моих, и я снова вздрагиваю. Лёгкая улыбка появляется на его губах, и он снимает свою куртку, набрасывая её мне на плечи вместе со своим терпким вишнёвым запахом. Мои щёки вспыхивают неоновым румянцем, и я обнаруживаю, что у меня широко раскрыты глаза и заплетается язык. — Женщина, которая им управляет, родом с Глубокого Юга. Какой-то город под названием Плутон, расположенный в самом низу дельты Миссисипи. Она управляет им для семьи Черча, и им так нравится еда, что они позволяют ей оставлять себе всю прибыль, при условии, что им разрешат есть бесплатно, когда они захотят.

— Это… интересная договорённость, — уклоняюсь я, плотнее закутываясь в куртку. Я всё ещё не уверена на сто процентов, что близнецы сохранят мой секрет, но какой у меня выбор? Они уже знают, и, если я не захочу ударить их обоих электрошокером и связать где-нибудь в заброшенном подвале, мне просто придётся смириться с этим. — Значит, вы участвуете в этой маленькой сделке? Вы, должно быть, близки с Монтегю.

— Не, мы украли ключи, — отвечают они хором, а затем поднимают свои мизинцы, соединённые серебряным кольцом с нанизанными на него ключами. Как им удалось совершить этот скоординированный подвиг, выше моего понимания. Может быть, у них общий мозг?

— Ты любишь вишнёвый пирог? — спрашивает Тобиас, когда я устраиваюсь на одном из табуретов. Моё сердце всё ещё бешено колотится, и я чувствую, что мне нужно время, чтобы всё обдумать.

«Мой секрет раскрыт. Близнецами-засранцами, не меньше. Ничего хорошего из этого не выйдет, не так ли?»

Мне удавалось скрывать это около двух месяцев. Из девяти в этом учебном году. Это… не очень хорошее соотношение.

— Эм, конечно, — говорю я, приподнимая бровь, когда Мика разрезает пирог на три части и выкладывает каждый кусочек на коричневую тарелку в крапинку, пододвигает её ко мне, а затем ловко облизывает каждый из своих пальцев дочиста. — Но владельцу будет возмещено за это, верно?

— Лучше бы так и было, — раздаётся весёлый голос как раз перед тем, как входная дверь распахивается и комната наполняется светом. Обернувшись, я вижу Черча, залитого ярким солнечным светом, и мои глаза расширяются. Я не думаю, что он может разглядеть меня в полумраке закусочной, но это всего лишь вопрос секунд…

Тобиас перемахивает через стойку и отпихивает Черча назад, рывком закрывая дверь так, что с одной стороны остаётся лишь тонкая полоска света.

— Мы здесь с девушкой, — рычит он, мышцы на его плечах и спине напрягаются. С тех пор как он отдал мне свою куртку, я точно вижу, какое у него худощавое и подтянутое тело. Моё пересохшее горло внезапно перестаёт быть таким сухим, и, в конце концов, я проглатываю комок. Ну, он привлекательный, и что с того?! — Так что отвали и оставь нас в покое. Ты же знаешь, мы не любим делиться ни с кем, кроме друг друга. — Тобиас захлопывает дверь и запирает её на ключ.

— Тебе лучше оставить Меринде деньги за этот пирог. И приберитесь там, ладно? Если вы этого не сделаете, я буду вынужден надрать вам обоим задницы. — Черч звучит так жизнерадостно, что это практически настораживает.

— Он мог бы попытаться, — растягивают слова близнецы, одновременно закатывая глаза. Тобиас неторопливо возвращается и садится на табурет рядом со мной, готовясь наброситься на своё угощение. Поразительно, но Мика, похоже, уже доел своё, оставив на тарелке лишь колечко корочки. Пока я наблюдаю, он поднимает его и кладёт целиком в рот, всё это время ухмыляясь мне.

— Ты думаешь, Черч сейчас просто уйдёт? — спрашиваю я, и Тобиас пожимает плечами, отрезая добрую треть своего пирога и отправляя его в свой большой, глупый рот.

«Его большой, глупый рот с полными, сочными губами и блестящим кусочком вишнёвой начинки, которую он только что слизнул с нижней губы…»

Тьфу. Нет. Отвратительно. Я не влюблюсь в парня, который месяцами обращался со мной как с полным дерьмом. Ни за что.

— Не думаю, я знаю, — говорит Тобиас, пока Мика достаёт из-под прилавка три стакана и наполняет их колой, капает гренадиновый сироп и кладёт гроздь вишни мараскино. Он втыкает металлическую соломинку в напиток и передаёт его мне. — Я не лгал: мы делимся только друг с другом.

— Фу, — выпаливаю я, сама того не желая. Близнецы оба поворачиваются и смотрят на меня. — Что? Я просто… вам не следует так говорить о девушках. — Я делаю глоток своего напитка, и мои щёки вспыхивают. Ням.

— Что ж, это правда, — говорит Мика, засовывая металлическую соломинку в рот способом, который можно охарактеризовать только как соблазнительный. Он встречается со мной взглядом в упор, обводя языком его кончик. — Тебя это беспокоит?

— Вы двое можете делать всё, что захотите, — бормочу я, сосредоточившись на огромном куске пирога, на то, чтобы его съесть, у меня ушла бы неделя. — Но не говорите о женщинах так, словно они — предметы, находясь прямо перед ними. Это отталкивает.

— О, но ты не женщина, — говорит Тобиас, сверкая острой усмешкой. Он бросает взгляд на своего брата, и у Мики такое же выражение лица. Они оба поворачиваются ко мне, и у меня по спине пробегает лёгкий холодок, как будто вот-вот произойдёт что-то плохое.

— Нет, не смейте! — выпаливаю я, вскакивая со стула, хотя понятия не имею, что они планируют.

— Чак просто ещё один парень, верно, Мика?

— О, определённо, Тобиас. Мы бы не хотели относиться к нему по-другому только из-за того, что у него есть вагина. — Мои щёки вспыхивают от смущения, когда я слышу, как это слово слетает с его губ. — Для нас ты всё тот же старый засранец Чак.

Мика перепрыгивает через стойку, и они вдвоём хватают меня сзади за куртку, когда я бросаюсь бежать, притягивая меня в свои объятия, пока я сопротивляюсь и брыкаюсь на них. Каким-то образом чёрный маркер попадает в руку Тобиаса, и к тому времени, когда они меня отпускают, сбоку на моём лице нарисован гигантский пенис.

— Эй, что, чёрт возьми, с вами не так?! — я со стоном вваливаюсь в уборную, стены которой обклеены старыми постерами из далёких мест. Намочив немного бумажного полотенца, я тру лицо изо всех сил, но моя кожа становится ярко-розовой ещё до того, как я добиваюсь заметного прогресса.

— Маркер для раскрашивания тела, — замечает Тобиас, придерживая дверь спиной, в то время как Мика просовывает голову внутрь и ухмыляется. — Чтобы смыть его, требуется спирт и усилия. Развлекайся.

— Вы оба можете просто пойти отсосать друг у друга! — кричу я, и близнецы смеются, когда я протискиваюсь мимо них обратно в закусочную.

— Мы просто хотели, чтобы ты знала, что мы не собираемся пренебрегать тобой, вот и всё, — кричит Мика, когда я хватаю свою сумочку и бросаюсь к боковой двери, через которую мы вошли, выглядываю, чтобы убедиться, что на горизонте никого нет, прежде чем уйти и захлопнуть её за собой.

Их смех преследует меня всю обратную дорогу до машины.

В понедельник, после того как мы возвращаемся с каникул, я опускаю голову и занимаюсь своим обычным делом, изо всех сил стараясь слиться с тенью. Близнецы не обращают на меня никакого особого внимания, кроме как спрашивают, что случилось с членом у меня на лице.