Я пользуюсь любимым шампунем, сиренево-розмариновым, который мне так нравится, и который, как я также обнаружила, является любимым ароматом Черча. Что касается ароматов, то на полках не так уж много вариантов, но интересно, что мы оба остановились на одном и том же.
Когда выключаю душ, я слышу дребезжащий звук, как будто кто-то пытается проникнуть в мою кабинку. Какого чёрта?
— Эта кабинка занята! — кричу я, оборачивая вокруг себя полотенце и направляясь к телефону. Если я прямо сейчас напишу отцу и скажу, что нервничаю, он прикуёт меня цепью к кровати в комнате для гостей. Так что, хотя я и не собираюсь слишком остро реагировать, я готова.
Кто бы ни был по ту сторону двери, он останавливается, и я вздыхаю с облегчением.
Но мгновение спустя дверь распахивается, когда Черч пинает её ногой, его фальшивая улыбка исчезает, его жестокое, холодное лицо приковано к моему, когда он поднимает ко мне свой телефон.
— Я же сказал тебе оставить эту историю с Дженикой в покое, — говорит он, направляясь ко мне, когда я возвращаюсь в душевую, прижимаясь спиной к белой плитке, всё ещё тёплой от воды. — Ты пожалеешь, что не послушал меня, когда у каждого парня в школе будет фотография твоего микропениса.
— Пожалуйста, не надо, — шепчу я, плотнее закутываясь в полотенце. Мне сейчас так страшно, что я, чёрт возьми, дрожу. — Ты не понимаешь, что делаешь.
— Мои угрозы — это обещания, ублюдок. — Черч протягивает руку и хватает полотенце, отдергивая его с такой силой, что, хотя я пытаюсь удержать его, оно отлетает, проносясь между нами и создавая временный щит.
Когда полотенце падает на пол рядом со мной, а вспышка телефона Черча гаснет, я вижу, как его янтарные глаза расширяются от шока.
Между нами воцаряется тишина, единственный звук — кап-кап-кап из насадки для душа.
— Что за… что…? — Черч отступает так резко и быстро, что, в конце концов, спотыкается о душевую кабинку, приземляясь задницей на мраморный пол, с такими широко раскрытыми глазами, что, кажется, они вот-вот вылезут у него из орбит. — Ты… ты… ты… — сейчас он не похож на психопата, скорее на растерянного подростка.
Медленно я наклоняюсь и беру полотенце, плотно поджимая губы, и осторожно оборачиваю его вокруг тела, пока парень сидит на полу и таращится на меня.
— Пожалуйста, удали это фото, — шепчу я, но мой голос твёрд и свиреп.
Однако он не двигается, просто сидит и таращится на меня, пока я наклоняюсь, беру у него из рук телефон и удаляю фотографию, прежде чем вернуть его.
— А теперь убирайся.
— Ты… ты…
Дверь открывается, и близнецы врываются внутрь, тяжело дыша, когда протискиваются в маленькую комнату, переводя взгляд с меня на Черча.
— Чёрт возьми, Черч, — говорят они в унисон, когда Тобиас подходит, чтобы снять с крючка мой халат.
— Ты такой идиот, — говорит ему Мика, когда Тобиас предлагает халат, и я надеваю его, завязывая пояс на талии. — Я же сказал тебе: Шарлотта ни в чём не виновата. Мы рассказали ей о Дженике.
— Шарлотта… — шепчет Черч, протягивая руку, чтобы убрать прядь своих светлых волос с лица. — Шарлотта.
— Да, Шарлотта, — говорю я, вызывающе вздёргивая подбородок. — Теперь ты счастлив? Ты был прав: у меня действительно микропенис. Это называется клитор, и в нём в десять раз больше нервных окончаний, чем в твоём крошечном члене. А теперь убирайся.
Близнецы хватают своего президента под мышки и выволакивают из кабинки, пинком закрывая за собой дверь, чтобы я могла одеться. Ситуация и так достаточно неловкая, поэтому я надеваю униформу вместо пижамы, прежде чем выйти и встретиться лицом к лицу с белокурым придурком перед рядом пустых раковин на пьедесталах.
— Ты девушка, — снова произносит Черч, скрестив руки на груди. Он прищуривается на меня. — Как? Почему? Что ты вообще здесь делаешь?
— Если ты не заметил, тупица, мой папа — директор школы, — плюю я ему в ответ. — И школьный совет теперь хочет, чтобы в школе был смешанный коллектив. Они хотели использовать меня в качестве экспериментальной ученицы, и я сказала «нет». Тебе достаточно объяснения? Попробуй быть девчонкой-подростком в школе, полной супербогатых придурков. Как ты думаешь, насколько хорошо это пройдёт? — я перевожу взгляд с близнецов на их сверкающие зелёные глаза, прежде чем снова посмотреть на Черча. — Особенно после того, что случилось с Дженикой.
Черч хмурится и стонет, подпирая голову рукой, локоть одной руки покоится на ладони другой.
— Господи Иисусе. Кто ещё знает?
— Только мы, — хором отвечает близнецы, засовывая противоположные руки в карманы, так что они становятся зеркальным отражением друг друга. — Ну, и кто бы это ни был, тот кто оставлял ей записки.
— Записки? — спрашивает Черч, поднимая лицо, чтобы посмотреть на меня. Он выглядит… встревоженным. — Какого рода записки?
— Шарлотта, — растягивая слова, произносят близнецы, протягивая ко мне руки, и я вздыхаю.
— Я отдала их отцу. Они были оставлены на пробковой доске, адресованные Еве от Адама. Кто-то ещё знает. — Черч просто смотрит на меня, а потом ругается себе под нос.
— Что ещё там было сказано? — спрашивает он, и я думаю, мы не собираемся говорить о том факте, что он видел меня голой. Хорошо. Потому что я не хочу говорить об этом. Никогда.
— Эм, убирайся? Мы не хотим, чтобы ты была здесь? В основном… — я замолкаю и скрещиваю руки на груди. Глаза Черча следят за моим движением, и, клянусь, мне кажется, что он смотрит на изгиб моей груди. Я вдруг очень сильно скучаю по своим повязкам. — Вероятно, это тот же самый парень, который гнался за мной с ножом.
Черч бросает взгляд на Мику, а затем на Тобиаса. Совершенно очевидно, что здесь они делятся какими-то молчаливыми секретами.
— Нам следует прислать сюда какую-нибудь частную охрану, — говорит он, и мои брови поднимаются вверх. Эм, что? Он хочет нанять частную охрану… для меня?
— Уже пробовали, — хором говорят близнецы, и Тобиас вздыхает.
— Мы попросили нашего папу прислать нескольких, но школьный совет отклонил нашу просьбу. Они думают, что всё это было розыгрышем, и что старый толстый Натан достаточно хороший охранник. Кроме того, никто, кроме нас, не верит, что Дженику убили.
Черч издаёт насмешливый звук и оглядывается на меня.
— Я тоже поговорю со своими родителями, — произносит он, внимательно наблюдая за мной. — Но Рейнджер ничего не узнает об этом. Это понятно?
— Да, да, господин президент, — хором говорят близнецы, а затем все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня.
— Что? Я не подчиняюсь твоим приказам, — бормочу я, и Черч усмехается.
— Ради всего святого, Карсон. Ты такая же глупая девочка, как и мальчик. Поверь мне, когда я говорю, что ты не хочешь, чтобы твой секрет стал достоянием общественности. Здесь есть «старые деньги», и им не понравится идея о женщине в их мужском клубе.
— Ни хрена себе, — бормочу я, напрягаясь, когда он подходит и встаёт рядом со мной, глядя вниз; его лицо словно холодная и безразличная маска. — Ты же не думаешь, что я настолько глупа, чтобы выдать свой собственный секрет? Мне не нужно, чтобы ты приказывал мне оберегать себя.
Черч протягивает руку и пытается дотронуться до моей щеки, но я отталкиваю его руку.
— Такая же дерзкая, как всегда, — бормочет он, качая головой и оглядываясь на близнецов. — Один из нас должен всё время оставаться с ней.
— Мне не нужно, чтобы вы, ребята, ходили за мной повсюду, — стону я, но опять же, я едва убежала от сумасшедшего с ножом. — Ты итак держал меня на достаточно коротком поводке, со всеми твоими задержаниями и дерьмом из Кулинарного клуба. Почему бы тебе просто не вывалить на меня ещё одну банку с пауками?
Черч просто смотрит на меня своим невероятно красивым лицом, а затем качает головой, прикладывая два пальца к виску.
— У меня болит голова. Мне нужна чашка кофе.
— Ты зависим от кофеина, — бормочу я, но он просто отмахивается от меня, загибая один из двух своих пальцев. — Где ты собрался выпить кофе в двенадцать тридцать ночи?
