На уроке английского у мистера Мерфи я пытаюсь отвлечься, разглядывая его, но каждый раз, когда думаю о чём-то приятном в нём — например, о его подтянутой заднице или полных губах — это кажется гораздо менее заманчивым по сравнению со Спенсером. Или близнецами.

Кажется, я никак не могу выкинуть из головы этих задиристых придурков из Студенческого совета.

После окончания занятий близнецы удивляют меня, устраивая пикник, а затем провожают в общежитие для девочек. Я скучала по этому месту, но только идиотка стала бы бродить по лесу одна в темноте, чтобы тусоваться в заброшенном здании с разгуливающим на свободе маньяком.

— Как вы думаете, я должна рассказать отцу о записках? — спрашиваю я, когда они отпирают дверь и впускают нас внутрь. Мне кажется почти неправильным не идти своим обычным путём. — И вообще, где вы взяли эти ключи?

— На какой вопрос ты бы хотела, чтобы мы ответили в первую очередь? — говорят они, отступая назад и протягивая руки, приглашая меня войти.

Я проскальзываю мимо них и устраиваюсь на диване, замечая, что классная фотография Дженики, которую я оставила на столе в прошлый раз, когда была здесь, исчезла.

— Какого чёрта…? — бормочу я, осматривая пол и даже под диваном. Она не вернулась на гвоздь. Она просто… исчезла. — Фотография Дженики пропала.

Близнецы обмениваются взглядами, а затем снова переводят взгляд на меня.

— Ты не брала её? — спрашивают они, и я качаю головой. Казалось неправильным убирать её из этого места, как будто это общежитие для девочек явно было построено для неё, первой студентки Адамсона. Этой фотографии самое место здесь.

— Нет. По крайней мере, у меня всё ещё есть фотография в моём телефоне, хотя… — Я смотрю на них прищуренными глазами. — На Самсунге. К счастью, у меня всё настроено на автоматическую выгрузку в облако. Вы могли стоить мне нескольких невосполнимых воспоминаний, вы это знаете?

— Мы должны сохранять лицо, — отвечают парни, пожимая плечами, прежде чем занять по одному из больших, удобных (но довольно пыльных) кресел, которые стоят друг напротив друга.

— Ты никому в академии не нравишься, Чак, — говорит Мика, ухмыляясь мне и скрещивая ноги в коленях. Я замечаю, что когда они не пытаются одурачить всех, заставив думать, что они просто две половинки одного целого, он сидит, скрестив ноги, в то время как его брат ставит обе ступни ровно на пол. — Ты была странным, замкнутым придурком, который избегал любых предложений дружбы или доброй воли. Ты отказалась помочь Черчу исправить допущенную тобой ошибку, и теперь твоя судьба решена. Ты — постоянный изгой. Просто радуйся, что мы, как сострадательный, добросердечный Студенческий совет, решили взять твоё наказание на себя.

— То есть вы хотите сказать, что если бы вы, ребята, не приставали ко мне, это сделал бы кто-нибудь другой? Довольно дешёвое оправдание, скажу я вам. — Я плюхаюсь обратно на диван и провожу руками по лицу. Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать меня. Откровенно говоря, это последнее, что я хотела бы обсуждать в этом мире. На самом деле я бы предпочла обсудить записку с угрозами, парня с ножом или пропавшую фотографию. Насколько всё это запутанно? — Так кто же забрал этот снимок?

— Это мог бы сделать Рейнджер, — размышляет Тобиас, разглядывая красивые детали на потолочных плитках. Я думаю, они оловянные. — С другой стороны, он знал, что фотография была здесь в течение многих лет, и не прикасался к ней.

— Тогда, может быть, тот подонок, который оставлял мне эти записки? — я наблюдаю, как Тобиас наклоняется и расстёгивает блейзер медленным движением пальцев, его зелёные глаза сосредоточены на мне, когда он снимает его с мучительной точностью, призванной вывести из себя все мои девчачьи прелести.

«Мудак», — думаю я, с трудом сглатывая и пытаясь сосредоточиться на том, что он сейчас достаёт из корзины для пикника. Он протягивает мне пиво, и я беру его.

— Здесь больше не работают камеры. — Мика указывает на угол, где на нас смотрит тихий чёрный глаз камеры слежения. — Раньше работала, но сейчас в этом здании нет электричества.

— Итак… все знают, что это должно было быть общежитие для девочек? — спрашиваю я, и Мика поднимает брови. — Я так понимаю, это значит «нет»?

— Нам сказали, что они хотят расширить школу. Никто никогда ничего не говорил о женском общежитии. — Мика хмурится и наклоняется вперёд, чтобы принять пиво от брата. — Кто тебе это сказал?

— Папа, — отвечаю я, пожимая плечами. — А что?

— Большинство людей ничего не знают о Дженике. Даже мы не знали, что это должно было быть общежитие для девочек. — Мика откидывается на спинку стула и откручивает крышку со своего пива, отхлёбывая изрядную порцию, прежде чем поставить его на бедро и медленно начать вращать по кругу.

— Ребята, может вы перестанете говорить загадками и расскажете о Дженике? Почему Рейнджер думает, что она была убита, когда все остальные верят, что она совершила самоубийство? — я снимаю куртку и делаю глоток пива. У него почти… послевкусие корицы. На самом деле, лучше, чем большинство сортов пива. Я приятно удивлена.

Близнецы обмениваются взглядами, и Тобиас вздыхает, протягивая руку, чтобы провести пальцами по своим песочно-оранжевым волосам. Он поджимает губы и бросает на меня долгий, томительный взгляд.

— Как только я понял это, я начал беспокоиться о тебе. — Тобиас встаёт и пересаживается на противоположный от меня конец дивана, делая глоток своего пива. — Единственная девушка, которая когда-либо посещала Адамсон, и она была убита.

— Но почему все думают, что это было самоубийство? — повторяю я, начиная расстраиваться. Близнецы обмениваются ещё одним взглядом, а затем Мика усмехается, как будто он раздражён на своего брата.

— Она была найдена повешенной в петле в лесу за пределами школы, босиком и в ночной рубашке. — Мика вытягивает руку, указывая на заднюю часть общежития. — Это здание как раз готовилось к официальному открытию, когда она умерла. Они отвели ей первую комнату, ту, что на верхнем этаже, чтобы у неё было немного уединения. Дженика перевезла вещи в ночь перед смертью, вроде?

— Двумя днями ранее, — поправляет Тобиас, допивая пиво и доставая ещё одно. — Конечно, это всё слухи. Рейнджеру тогда было восемь лет. Никто из нас ни хрена не знает о том, что здесь на самом деле произошло. — Он снова вздыхает, и Мика закатывает глаза.

— Но мы точно знаем, что перед смертью она была замешана в куче дел. Там был дневник… ну, в нём не хватает страниц, но, судя по тому, что мы видели, Дженика писала о каком-то довольно хреновом дерьме.

— Дневник у Рейнджера?

— Ага. Почти уверен, что он прочитал его уже сотню раз. Он позволил нам просмотреть несколько страниц тут и там, но я думаю, он хочет защитить то, что осталось от памяти о его сестре. — Тобиас смотрит прямо перед собой, на маленькие капельки красного воска на кофейном столике. — Не могу его винить, я бы сделал то же самое. — Его голос странно срывается, и, клянусь, напряжение в Мике возрастает во сто крат. И снова между ними происходит что-то, чего я не понимаю. Я решаю оставить всё как есть. Близнецы — болтуны: если бы они хотели мне сказать, они бы это сделали.

— Она наткнулась на брата Спенсера, продававшего наркотики в лесу, — добавляет Мика. — Мы это знаем. Какое-то время Рейнджер размышлял, не мог ли он или кто-то из его дружков убить её.

— Наркотики? — спрашиваю я, скептически приподнимая бровь. — Вроде травки, которую продаёт Спенсер?

Тобиас поднимает голову, чтобы взглянуть на меня.

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду жесткое дерьмо. Хардкор. Спенсер отличный парень, но его брат — придурок. Он бы уже сидел в тюрьме, если бы их семья не продолжала платить полиции. — Он пожимает плечами, делает ещё глоток пива, а затем отводит взгляд в сторону, к стене с заколоченными окнами. — Хотя нет смысла говорить ему об этом. Он слишком сильно любит этого парня, чтобы видеть его истинные недостатки.