Я на самом деле удивлена, что Черч вообще ходит в эту школу. При таком богатстве, как у него, он легко мог бы позволить себе что-нибудь вроде Подготовительной Академии Бёрберри в Калифорнии, куда ходят все супербогатые придурки.

— Выглядит аппетитно, Арчибальд, — говорит Черч, всё ещё улыбаясь, и я хмурюсь. Арчибальд? С каких это пор президент Студенческого совета обращается к директору по имени? Разве это не нарушение этикета?

— Спасибо, мистер Монтегю, — спокойно отвечает папа, либо игнорируя, либо не заботясь о том, что один из его учеников называет его по имени. Они улыбаются друг другу через стол, и я хмурюсь.

«Это самый неловкий ужин, на котором я когда-либо была в своей жизни», — думаю я, накалывая кусочек цуккини и откусывая его.

— Итак, как прошла учёба?

— Базовый уровень понимания Чаком того, что касается математики, вызывает сожаление. Очевидно, что здесь есть проблемы, он не понимает, проблемы, которые, вероятно, начались много лет назад. Какое-то время он едва поспевал.

Я хмурюсь и бросаю на него взгляд.

— Итак, ты хочешь сказать, что низкие оценки Чака на самом деле просто симптом того, насколько сильно… он бездельничал с начальной школы? — добавляет папа, мрачно глядя на меня. Он явно разочарован во мне, но мне всё равно. Черч провёл со мной один день, занимаясь; он ни хрена не знает.

— Математика — это всё, что связано с основами. У Чака их нет. Нам придётся вернуться к основам, иначе мы ничего не добьёмся. — Черч бросает на меня взгляд и улыбается. Но как только у папы звонит телефон, и он на мгновение отводит взгляд, этот придурок ухмыляется мне.

Я показываю ему средний палец, и папа оглядывается как раз в нужный момент, так что это всё, что он видит.

— Чак Карсон! — рявкает он, и я опускаю руку на колени, поджимая губы. — Ты и так доставил достаточно проблем Студенческому совету, а теперь Черч пытается тебе помочь, а у тебя такое отношение?

Я бормочу извинения, когда Черч снова ухмыляется мне.

И снова папа полностью пропускает этот момент.

— Я должен сказать, что во время встреч нашего Кулинарного клуба мы очень привязались к вашему сыну. Если бы только он приложил усилия… — Черч дарит мне улыбку, в которой две части сахара и одна часть сладости. Это значит, что всё это — куча приторного дерьма. Желание швырнуть картофельное пюре ему в лицо просто астрономическое. — Дружба ждёт тебя, если только ты бы принял. — Он прикладывает руку к груди и смотрит на меня с таким обожанием, что я бы почти поверила в это… если бы какое-то из этих выражений действительно выходило за рамки физической формы его лица и отражалось в его глазах.

«Не-а, всё ещё холодный, жестокий. Почему я никогда не могу вспомнить разницу между психопатом и социопатом?! Это вообще правильные термины? И почему я считаю себя каким-то психологом-любителем?!»

— Чак непреклонен в своём намерении вернуться в общежитие, — начинает папа, вздыхая и откладывая вилку. Он промокает уголки рта, бросая на меня очень критический взгляд. — И, если быть совершенно откровенным с вами, мистер Монтегю, я думаю, что мы почти не понимаем друг друга. — Он переключает своё внимание на президента Студенческого совета. — Если… если я позволю Чаку вернуться в общежитие, вы и другие парни смогли бы неофициально присматривать за ним? Я бы никогда не попросил студента брать на себя ответственность за другого, но…

— Мистер Карсон, — начинает Черч, приятно улыбаясь и склоняя голову набок так, что его волосы медового цвета соблазнительно спадают на лоб, как всегда, изображая красивого подростка-американца. Когда он встаёт и прикладывает руку к сердцу, как будто собирается произнести клятву верности или что-то в этом роде, я не могу сдержать закатывания глаз. Папа одаривает меня одним из своих фирменных «директорских взглядов», который он совершенствовал десятилетиями, работая в различных университетах, подготовительных школах и академиях. — Как президент Академии Адамсона для парней, я только хотел бы сказать, что для меня было бы честью присматривать за вашим сыном. Я считаю своим гражданским долгом помогать тем, кому повезло меньше.

— Вы идеальный ученик Адамсона, мистер Монтегю, — молвит папа, и у меня отвисает челюсть. Серьёзно? Он купился на это дерьмо?!

— Папа, — начинаю я, и оба мужчины поворачиваются, чтобы посмотреть в мою сторону. Черч всё ещё прижимает руку к сердцу, его глаза широко раскрыты и полны абсолютного недоумения. Этот невинный поступок, чёрт возьми, на меня точно не подействует, особенно после того, как этот придурок запер меня в багажнике, и какой-то маньяк чуть не зарезал меня.

— Если ты хочешь вернуться в общежитие, ты будешь подчиняться моим прямым приказам. И если у президента вашего Студенческого совета возникнут какие-либо опасения или возражения против твоего присутствия, я уверен, он даст мне знать об этом? — папа оглядывается на Черча, который кивает, и я начинаю злиться. Серьёзно, у меня, должно быть, сейчас пар из головы идёт. — Если вы меня извините, мне нужно в туалет.

Арчи встаёт и выходит из комнаты, оставляя меня наедине с Черчем.

Этот тупой придурок подходит и встаёт рядом со мной, принося с собой тот особенный аромат сирени и розмарина. Я ненавижу, что мы пользуемся одним и тем же шампунем. Его запах действует на меня почти успокаивающе. Гадость. Он наклоняется и прижимается губами прямо к моему уху.

— Ты слышал, что сказал твой отец, Чак Карсон? — он облизывает моё ухо, и я протягиваю руку, чтобы отвесить ему пощёчину, мои челюсти сжимаются от гнева. Он даже не знает моего секрета, а мне кажется, что он заигрывает со мной. Почти уверена, что всё это просто часть его испорченной личности, построенной на запугивании и издевательствах. — Ты будешь повиноваться. — Черч откидывает мои волосы назад, и я отдёргиваю от него голову. Он смеётся мне в ухо, этот холодный, ужасный звук, от которого у меня мурашки по коже. — Просто помни об этом, Чак. Это моя школа, и, если ты хочешь выжить здесь, ты будешь подчиняться. — Он встаёт и возвращается на своё место, нацепив на лицо одну из своих глупых счастливых улыбок. К тому времени, когда папа возвращается, он являет собой само воплощение подросткового совершенства.

Я вонзаю вилку в тушёное мясо и пытаюсь считать, что мне повезло, что папа вообще думает о том, чтобы позволить мне вернуться в общежитие. Если мне придётся провести ещё одну ночь без Wi-Fi, я могу просто умереть. Всё, чего я хочу — это поговорить с Коди и Моникой, вот и всё. Просто немного почувствовать себя как дома.

Черч серьёзно злоупотребляет гостеприимством, отказываясь уходить, пока не испортит мне вечер кино с папой. Клянусь, весь фильм он пристально смотрит на меня.

Я имею в виду, серьёзно, в чём проблема этого парня?

Если бы я действительно осталась в этой школе, может быть, у меня было бы время это выяснить? А так, мне просто безразлично. Всё, что мне нужно сделать, это пережить ещё несколько недель, всего несколько коротких недель, и я буду дома.

Навсегда.

В воскресенье папа наконец разрешает мне вернуться в общежитие для парней, и близнецы предлагают помочь донести мои вещи. К счастью, они уже знают мой секрет, так что им нечего искать. К сожалению, они… ну, уже знают мой секрет, поэтому, когда я выхожу из ванной у папы и направляюсь по коридору, чтобы забрать последние несколько коробок, я обнаруживаю, что они перебирают мои платья в шкафу.

Что ж, Тобиас просматривает мои платья. Мика держит в руках пару кружевных трусиков с дыркой в промежности. Как, эм, специальную дырку. Моника купила мне трусы в качестве своего рода шутки, но также и в качестве напоминания о том, что давай избавим тебя от этой твоей карточки целомудренности. Получилось не совсем так, но нижнее бельё у меня всё ещё есть.

— Трусики с вырезом, очень пикантные. — Мика накручивает их на палец, а я подхожу, крепко сжав челюсти, и пытаюсь их схватить. Он поднимает их так, чтобы я не могла дотянуться, и продолжает крутить.