Он склонил набок курчавую голову и, словно фокусник перед публикой, вытащил из-под мышки коленчатую жестяную трубу.

— Посмотрите на эти колена, на точность стыков, чистоту швов! И учтите — жестяной мастерской у нас в школе нет, инструментов настоящих нет. Все сделано вот этими руками.

Он наклонился и продел руку в трубу, словно в рукав пиджака.

— Не думайте, что это печная труба. Печную и Володя Пакурару сумеет сделать. Эту я делал по специальному заказу. Для фруктовой сушилки в Котлоне. Инженер Каймакан сперва не хотел, но председатель Матей Вылк) сказал, что вы обещали ему. Я ее сделал быстро и чисто, — еще раз похвастался он, поворачивая трубу и так и этак. — Для вас я это сделал, София Николаевна.

Хайкин немного помолчал, потом высвободил руку из трубы и продолжал:

— Кроме того, на днях кончаем крыть крышу новой школы. К тому времени, когда вы вернетесь, мы подвезим и желоба и водосточные трубы, разделаемся с водопроводом и застеклим окна. И, как я сказал, мой сектор, насчет которого мы пошли на пари…

— Какое пари? — не поняла Софика.

— Это самое… социалистическое, — поспешил успокоить ее Хайкин.

— Ты хочешь сказать — соревнование? — улыбнулась Софика.

— А если София Николаевна выпишется раньше? — вмешалась любопытная соседка. — Проиграете пари?

— Ни в коем случае! — ответил Миша быстро, словно для того, чтобы она не успела засмеяться. — Во-первых, пари заключила вся бригада. Что касается Хайкина, то есть жестяных работ, так пусть все знают: отлынивать парень, конечно, отлынивал, но нащелся человек (кто? — мое дело), подобрал к нему ключ и дал ему в руки ножницы. Ножницы для жести!

Он стал стричь пальцами воздух.

— Теперь я ничего на свете не боюсь. Возвращайтесь скорей, София Николаевна, увидите, какие дела делает Хайкин и остальные четверо… мои помощники. Увидите, как мы кроим жесть, и железо, и медь… Да, да!

— Отлично, отлично, Миша! — сказала довольная, смягчившаяся София. — Только не хвастайся так. А все-гаки, кто тебя надоумил взяться за ножницы? Разве это секрет?

Миша замялся на мгновение, покосился еще раз на распахнутое окно и присел на краешек койки:

— Мастер. Ну, я это расскажу в другой раз… С водопроводом все-таки получается скандал, — жалобно улыбнулся он. — Мадам нашего мастера Пержу стоит на своем. Я уже как-то подбивал наших сделать на нее налет, но дело не пошло: подняла крик, весь квартал на ноги поставила — что, да почему, да какое право мы имеем разрушить ее апартаменты? Какое ей дело до нашего пари!

— Погоди, погоди! — вдруг встревожилась София. — Что ты тут мелешь? Какой налет? Я не понимаю?

— Видите ли, мне пришла в голову идея, — ненадолго задумался Миша. — Что, если прислать ее сюда? Вы между собой договоритесь, без участия мужчин. Заметано?

— С кем я должна договариваться, трещотка ты этакая? — засмеялась София.

— С мадам Пержу, конечно! — лукаво удивился Миша. — Это будет лучше и вам и нам. Когда мастер Пержу зазвал меня к себе и дал мне ножницы, я слышал, как они между собой грызутся… Эх! — запнулся он досадливо. — Вот уже и выдал один секрет. Зато про второй ни за что не скажу…

— Нет, скажешь! Потому что я больная, возьму и умру от любопытства, если не дослушаю всей твоей болтовни, — заразительно засмеялась София.

— Болтовня! — возмутился Негус. — Болтовня! — И тут же смягчился: — Эх, София Николаевна, дорогая… Да будет вам известно, что Сергей Сергеевич по уши влюблен. Знаете, в кого? — Он ткнул в Софию пальцем. — Да, да! Уже больше года. Он рассказывает нам про одного парня, Алешу, который полюбил без памяти свою Марчелу. И не смеет ей признаться, потому что вернулся с войны без ноги. Алеша — это лично он, Сергей, только в своем рассказе он руку заменил ногой. Он боится вам сказать! Понимаете, в чем загвоздка? Погодите, погодите, я еще не все сказал! Сергей — это такой человек, такой человек… ну прямо дар божий, — захлебывался Миша, а София то открывала, то закрывала замочек сумочки, вынутой из-под подушки. — Я с самого начала почуял, что рассказывает он неспроста. Ну, думаю, пускай плетет, что душе угодно. С другой стороны, если хотите знать, во всем, что он говорил, была истинная правда. Да, я уже догадывался, в чем дело, но перед ребятами не подавал вида. Но в последнее время… ну, примерно с тех пор, когда вы заболели… ничего и говорить не надо было: тут уже все его секрет по глазам прочитали. Он, понимаете ли, полюбил свою Марчелу еще на фронте, когда еще не знал ее. Я в этом, конечно, не разбираюсь… только я верю, что так и было. Алеша ни за что неправды не скажет…

В палате стояла такая тишина, что паренек невольно оглянулся. Соседки Софии, смущенные тем, что услышали, лежали отвернувшись, затаив дыхание.

— Конечно, — заметил Миша, почувствовав напряженность молчания и словно пытаясь смягчить впечатление, — конечно, Сергей не был путешественником, каким он изобразил Алешу. Сергей был боксером. Это по его надломленному носу видно, по стальным мускулам. Эх, если б он дал разочек своей левой рукой нашему замдиректора Каймакану! Мамочки мои!

— Ну, ступай уж, Миша! — сказала наконец София, — ступай, жестянщик, я уже устала, я твоей болтовней сыта по горло, мне ее на целый год хватит!

— Хо-хо! Через год я уже буду в Котлоне! Так вот, — обернулся он уже на пороге, словно обращаясь ко всей палате, — Котеля пригласил меня к ним в село, чтоб помочь с этой сушилкой. Правда, товарищ Пержу сперва хотел меня задержать после выпуска мастером-жестянщиком, как говорится — „мастером-ломастером“. Ведь в новом здании будет жестяная мастерская для всей Нижней окраины — разные там корыта, кастрюли… да и более крупные работы: как видите, нам уже начали давать заказы, — он похлопал по коленчатой трубе. — Да здравствуют ножницы! Ну, будьте здоровы!

Он медленно приоткрыл дверь, сунулся было в коридор, но тут же вернулся и метнул взгляд на окно.

— Миша! — предупредила его намерение воспитательница. — Ну-ка, иди сюда, чертенок ты этакий!

С паренька сразу соскочила вся его дурашливая самоуверенность.

— Скажи-ка мне по совести, — спросила София, краснея, — ты мне тут не морочил голову нарочно, а?

— Как это так? — удивился парень.

Его смуглое лицо совсем потемнело. Губы искривила гримаса ребяческой обиды. Он вытащил из кармана бумагу, быстро разгладил ее на колене и дрожащими руками стал заворачивать свою трубу.

— Эх, товарищ педагог, — сказал он холодно, — ведь Сергей приходит сюда каждый день. Часами стоит у парадного… И не решается войти. Выгляните когда-нибудь из окна, поглядите, как он там мается с цветами в руках. Даже Кирика Рошкулец — даром что очкарик, и тот разгадал, в чем дело. На уроке физкультуры бери и читай по его лицу, как по книге. Но шила в мешке не утаишь… тут никакой Алеша не поможет.

— Ну, хватит, теперь уж хватит, Негус, я устала сегодня. — Она улыбнулась как-то растерянно. — Наклонись-ка!

София взяла его голову в руки, поглядела на буйные черные кудри, тихонько поцеловала и подтолкнула.

— Ну, ступай, ступай…

Миша с достоинством прошагал к двери, широко открыл ее, еще раз обернулся, чтобы кивнуть всем больным, и скрылся.

София некоторое время лежала неподвижно, потом неслышно раскрыла сумочку и вытащила записку Еуджена. Пробежала — в который раз — ее глазами все с тем же отсутствующим выражением лица. Уронила сумочку на одеяло.

„Что же случилось? — спрашивала она себя снова и снова. — Почему я решила порвать с ним?“

Она не могла себе этого объяснить, потому что ничего, собственно, не решала. Пожалуй, она даже не могла сказать уверенно, что больше не любит его…

Что же это тогда — каприз? И этого она не знала.

Почему она испугалась, когда Еуджен попросил разрешения навестить ее? Этот страх не проходил. Еуджен никак не показывал охлаждения, но она твердо знала, что, увидев ее на больничной койке, он перестанет ее любить.

Она не разрешила ему прийти. Его непрерывные попытки добиться свидания не рассеивали ее боязни, они казались ей опасным искушением, которое нужно преодолеть. Она стала лихорадочно подсчитывать, сколько дней остается до выписки. Необъяснимый страх понемногу проходил, оставляя тяжелый след.